- Почему взвыли Дымшицы и Кочетовы? Потому что после Солженицына их не будут читать.

Солженицын написал новый роман большой силы. Он приобрел его для "Нового мира", но напечатать его невозможно. Читать этот роман он ездил в Рязань.

Юбилей "Нового мира" и его статья. Журнал продержали больше месяца. Банкет по случаю юбилея он пропьянствовал на даче, банкет перенесли.

- Им необходим фикус (свадьба с генералом), им (его замам по журналу) не хватает самостоятельности.

- Светлов - милый человек. Ему, например, позволялось сказать влюбленной в него поэтессе: "Дура, почитай сначала Гоголя".

Федина осуждает, и поделом. Тот - единственный из редколлегии, кто не подписал "Ивана Денисовича".

- Я пожалел его старость. (Не то, видимо, выгнал бы.)

Паустовский - мармелад.

- Я не поклонник Эренбурга.

В литературе происходит одичание. Сафронов, Кочетов и Ко. - "Мне довелось побывать..." "Мне довелось побывать в Турции", "Мне довелось побывать в Освенциме" - пишут, не поймут, что это не одно и то же.

Знаменитым стать сейчас легко, надо только потерять совесть.

"Славное море, священный Байкал" - великое произведение искусства. Строка "Старый товарищ бежать пособил..." его, пьяного, изумляет, заставляет плакать.

- Не печатаю Вознесенского, потому что, если меня на улице спросят - о чем это, я ответить не смогу.

О Межирове. Милый человек, хороший переводчик, но как поэт - слишком любит стихи. А надо любить что-то в жизни.

У Томаса Манна (его он считает последним гениальным писателем Запада) его поразила мысль о том, что сегодняшняя литература вся - из литературы, а не из жизни. Это, говорит он, страшно.

Лирика. Анекдоты. Пьяные монологи. Ветер и снег - любимая погода.

- Был запой, была страшная измена, все было...

Начинал в Смоленске. Первый рассказ о самогонщиках. Отец-кулак, отсидевший за взятку ("Не то мало дал, не то - не так дал") во времена продразверстки вернулся, подарил старшему сыну Лермонтова, ему - Пушкина. ("Будешь Пушкиным", как будто можно быть вторым Пушкиным.)

Сурков о женившемся 70-летнем литераторе:

- У него там только очко протереть осталось.

Вспоминал это в связи вот с чем. Ходил занимать три рубля у "Павлика" Антокольского. Антокольский, которому где-то под семьдесят, сказал:

- Пьянство - самая скучная страсть.

- А что веселее?

- Женщины.

- В твоем возрасте?

- Меня уже нет, но они - вот они ходят здесь рядом.

Долго возмущался легкомыслием Антокольского.

Орест Верейский и гроссмейстер Котов.

Он склонен, кажется, к пуританству. Стихов о любви не пишет. О Тендрякове:

- Женился на молодой и красивой. Ничего глупее для писателя придумать нельзя.

Был в Якутске на собрании писателей. Один там, из Вилюйска, заявил:

- Конечно, каждому хочется жить в Якутске. (!) Иркутская писательская организация произвела впечатление диковатое. Перловский, говорит он, очень слабый поэт.

О молодых литераторах:

- Не успеют вылупиться, напечатают пару стишков и уже начинают других учить жить, писать и пр. (Евтушенко иногда пишет о том, что интересует читателя, но всегда так развязно.)

Войнович из графов. Говорил об этом не без удовольствия. Сам, кажется, тоскует, что не из графов.

Какой-то генерал произвел его в генералы за "Василия Теркина". Рассказывает об этом с удовольствием.

Под конец стал хвастлив.

- О статье в "Новом мире" пишут в Италии и во Франции. Получил поздравительные (с юбилеем журнала) телеграммы. В телеграммах его называют мудрым, а он, вот, сидит и напивается с простыми людьми. "Если б они знали!" Обожает свою знаменитость.

Поет белорусские песни, любит "Не осенний мелкий дождичек..."

Шостаковича не понимает. В поезде, говорит, не уступил бы ему нижнюю полку.

Ему очень нравится шутка Черчилля о Хрущеве:

- Главная его ошибка в том, что он хотел перепрыгнуть пропасть в два приема. (Остроумно, ничего не скажешь.)

С большой тоской - о спивающемся лондонском джентльмене.

О водке: "Там-то и стал я к ней, мамочке, привыкать. За собакой палка не пропадет".

Ушел, вышел из запоя при помощи уколов.

О Байкальском целлюлозном комбинате:

- Да, это неприятная хреновина.

Павленко был циник. И великолепный рассказчик (устно).

Провожания до дому. "Соседний" пес - Сексот. Узнав, что в Александровском централе лечебница для психов и алкоголиков:

- Что вы говорите? Может, там еще встретимся? Может быть.

Москву, оказывается, собирались переименовывать. Холопы хотели назвать ее Сталин. Не согласился сам.

Твардовский при чтении биографии Сталина.

Не любит три слова: силуэт, майонез и романтика

О том, как он проснулся на волостном комсомольском собрании.

Пьет и кается. "Водка отнимает у человека семью, природу... дочь Олю".

Белла Ахмадулина в гостях у Марьи Илларионовны. Ахмадулина гуляет здесь с таксой, прекрасно одета, красивая, в самом деле. Пьет, видимо, по распущенности. Скорбей у нее быть не должно.

О том, как он читал "Страну Муравию". Ермилов и Святополк Мирский. Ермилов - тогда редактор "Красной нови".

- Почему не печатаете?

- Нет, нет, вопрос о поэме у нас стоит. Давно стоит.

- Стоять у вас стоит, да ничего не получается.

Регистан - редактор "30 дней" - взял у него, тогда неизвестного, стихотворение и тут же выдал.

Чек на 30 рублей. Тогда же пригрел его Ефим Зозуля (в "Огоньке").

После успеха "Муравии" он немедленно купил шубу, в которой поехал домой в деревню.

Топор брата - "злой как собака"

Весной ездил хоронить мать. На кладбище - шекспировские ребята.

Симонов у Бунина.

Ехали из Минска. Он, Прокофьев и Симонов.

На волостном слете комсомола. Какой-то секретарь Исаковскому:

- Захотел шашку поточить - сказал бы. У нас тут вот они - сидят львицы. Сделали бы по-партийному.

Спор - "кто виноват".

Редакторский фатализм: "Все идет правильно. Хороших вещей вне печати нет".

Об Ильичеве.

Вучетич существует специально для того, чтобы подписываться под доносами.

Винокуров - круглый милый человек. Честный. Стихи - умозрительны. Взглянул на обложку, на обрезанный портрет (нет лба) - возмутился.

"Дневники" Байрона интереснее (сейчас), чем его стихи.