Изменить стиль страницы

Все обычные попытки ответить на вопросы о том, «что было прежде» и «что будет после», основаны на общепринятой концепции времени:

Прежде Теперь После

_____|____________|_________|_____

Та же формула применяется к проблемам существования до рождения и после смерти в тех случаях, когда такое существование признается допустимым; иными словами, формула принимает следующий вид:

До рождения Жизнь После смерти

_____|____________|_________|_____

Именно здесь и скрывается фундаментальная ошибка. Время в смысле соотношения «прежде», «теперь» и «после» есть продукт нашей жизни, нашего бытия, наших восприятий и, прежде всего, нашего мышления. За пределами обычного восприятия взаимоотношение всех трех фаз времени может измениться; во всяком случае, у нас нет никаких гарантий, что оно остается тем же. Однако в обыденном мышлении, включая религиозную, теософскую и «оккультную» мысль, этот вопрос никогда даже и не поднимался. «Время» рассматривается как нечто, не подлежащее обсуждению, свойственное нам раз и навсегда, неотъемлемое и всегда одинаковое. Что бы с нами ни произошло, время всегда принадлежит нам – и не только «время», но и «вечность».

Мы пользуемся этим словом, не понимая его истинного смысла. Мы считаем «вечность» бесконечной протяженностью времени, тогда как в действительности «вечность» означает иное измерение времени.

В XIX веке в западное мышление начали проникать восточные и псевдо-восточные теории, в том числе и идея «перевоплощений», т.е. периодического появления на земле одних и тех же душ. Эта идея была известна и раньше, но принадлежала к скрытой мистической мысли. Своей популяризацией она обязана, главным образом, современной теософии во всех ее разновидностях.

Само происхождение идеи перевоплощений, как она излагается современной теософией, довольно спорно. Она была заимствована теософами практически без изменений из культа Кришны, религии ведического происхождения, подправленной реформаторами. Но культ Кришны вовсе не содержит «демократического принципа» всеобщей и равной возможности перевоплощений, характерной для современной теософии. В подлинном культе Кришны перевоплощаются лишь герои, вожди и учителя человечества. Перевоплощения для масс, для толпы, для «домохозяев» принимают куда более неопределенные формы.

Бок о бок с идеей перевоплощений в Индии существует идея «переселения душ», т.е. переселения человеческих душ в животных. Эта идея переселения душ связывает перевоплощения с наградой и наказанием. Теософы видят в доктрине переселения душ искаженную народными верованиями идею перевоплощений. Но это предположение ни в коей мере не является неоспоримым. Можно считать, что как идея перевоплощений, так и идея переселения душ произошли из одного общего источника, а именно: из учения о всеобщем повторении, или о вечном возвращении.

Идея вечного возвращения вещей и явлений, идея вечного повторения связана в европейской мысли с именем Пифагора и с туманными указаниями на периодичность вселенной, известными из индийской философии и космогонии. Эта идея периодичности не может быть вполне ясной для европейской мысли, ибо по своей природе она становится полной и связной только после устных разъяснений, которые вплоть до настоящего времени никогда и нигде не публиковались.

«Жизнь Брахмы», «дни и ночи Брахмы», «дыхание Брахмы», кальпы и манавантары – все эти идеи кажутся европейской мысли весьма темными; но по своему внутреннему содержанию они неизбежно ассоциируются с пифагорейскими идеями о вечном возвращении.

В связи с этими идеями очень редко упоминают имя Гаутамы Будды, который был почти современником Пифагора и тоже учил о вечном возвращении, – и это, несмотря на учение Будды о «колесе жизни», где яснее, чем в любом другом учении, выражена идея вечного возвращения; впрочем, она сверх всякой меры затемнена невежественными толкованиями и переводами.

Популяризации идеи вечного возвращения очень способствовал Ф. Ницше; но сам он не добавил к ней ничего нового. Напротив, он ввел в нее несколько ложных концепций, например, свои вычисления о математической необходимости повторения идентичных миров во вселенной, хотя с математической точки зрения эти вычисления совершенно ошибочны.*

* Ницше пытается, например, доказать необходимость повторения в евклидовом пространстве и в обычном (т.е. одномерном) времени. Он понимал идею вечного возвращения в том смысле, что где-то в бесконечном пространстве вселенной должна существовать точно такая же земля, как и та, на которой мы живём. Одинаковые причины вызовут одинаковые следствия, в результате где-то будет существовать точно такая же комната, как и та, в которой я сейчас живу, а в этой комнате будет находиться точно такой же, как я, человек и совершенно таким же пером будет писать то, что сейчас пишу я. Такое построение возможно лишь при наивном понимании времени.

Ницше доказывает необходимость повторения примерно следующим образом. Возьмём определённое число единиц и образуем всевозможные их сочетания, тогда те из них, которые однажды уже были, с течением времени неизбежно должны повториться. Если увеличить число единиц, повторения участятся; при бесконечном количестве единиц всё с необходимостью будет повторяться.

В действительности это рассуждение неверно, т.к. Ницше не понимает, что число возможных сочетаний будет возрастать гораздо быстрее, чем рост числа единиц. Следовательно, вероятность возможных повторений будет не увеличиваться, а уменьшаться; при наличии даже не бесконечного, а очень большого числа единиц число сочетаний устремится к бесконечности, а вероятность повторений – к нулю. При бесконечном числе единиц не возникнет даже вопроса о возможности повторений.

Несмотря на фактические ошибки, Ницше, стараясь доказать свои теории, очень эмоционально чувствовал идею вечного возвращения; он переживал ее, как поэт. Некоторые места из его «Заратустры» и других книг, где он касается этой идеи, принадлежат, пожалуй, к лучшему из написанного им.

Однако на нашем плане, т.е. в трехмерном мире со временем как четвертым измерением, доказать наличие повторения невозможно независимо от того, считаем ли мы время реально существующим или воображаемым свойством. Повторение требует пяти измерений, т.е. совершенно нового континуума «пространство-время-вечность».

Пифагорейские идеи всеобщего повторения упоминались, среди прочих идей, учеником Аристотеля Евдемом. «Физика» Евдема утрачена, и то, что он писал о пифагорейцах, известно нам лишь из позднейших комментариев Симплиция. Интересно отметить, что, согласно Евдему, пифагорейцы различали два вида повторения.

Симплиций писал:

Пифагорейцы говорили, что одни и те же вещи повторяются вновь и вновь.

В этой связи интересно отметить слова Евдема, ученика Аристотеля (в третьей книге его «Физики»). Он говорит: "Некоторые согласны с тем, что время повторяется, а некоторые отрицают это. Повторение понимается в различном смысле. Повторение может быть в одном случае результатом естественного порядка вещей (эйдос), как повторение лета, зимы и других времен года, когда новый период приходит после того, как исчез другой; к этому порядку вещей относятся движения небесных тел и связанные с ними явления, такие как солнцестояние и равноденствие, вызываемые движением Солнца.

Но если верить пифагорейцам, существует и другой род движения с повторением. Это значит, что я буду сидеть и разговаривать с вами точно так же, как делаю это сейчас; и в моей руке будет та же самая палка; и все будет таким, как сейчас; и время, как можно предположить, будет то же самое. Ибо если движения (небесных тел) и многие вещи повторяются, тогда то, что было раньше, и то, что произойдет потом, суть одно и то же. Все есть одно и то же, поэтому и время есть одно и то же.

Приведенный отрывок из Симплиция особенно интересен тем, что дает ключ к истолкованию других пифагорейских отрывков, т.е. упоминаний о Пифагоре и его учении, сохранившихся у некоторых авторов. Основой для понимания Пифагора, принятой в учебниках по истории философии, является мысль о том, что в философии Пифагора и его мировоззрении главное место занимает число. На самом же деле речь идет просто-напросто о плохих переводах! Слово «число» действительно очень часто встречается в пифагорейских фрагментах. Но это только слово; в большинстве случаев оно лишь дополняет глаголы, которые не выражают повторности или возврата действия, что и хочет передать автор. А слово это постоянно переводили как имеющее самостоятельное значение, что совершенно искажало его смысл. В обычном переводе теряет всякий смысл и приведенное выше место из Симплиция.