Главным образом нам приходится участвовать в разрешении каких-то конфликтов, возникаю-щих в театрах, и то лишь когда к нам обратятся с такой просьбой как к "третьей стороне". А так все дела решаются на местах. Вот, скажем, город Воронеж. Там есть наше отделение СТД. У него есть председатель, кто-нибудь из известных уважаемых актеров, есть секретарь, ведущий всю кухню этого отделения. Они собирают конференции, творческие вечера, обсуждают спектакли, приглашают критиков, организуют выезды в столицы со своими спектаклями. В этой их работе мы им помогаем.
Разумеется, Российский союз театральных деятелей внимательно анализирует театральную жизнь в стране. Кабинеты драматургии, актеры, сценографии - они в курсе всех тонкостей этих своих дел в российских театрах. Так что Союз аккумулирует в себе все знание о положении театра.
Интересные есть наблюдения, интересные закономерности. Например, драматургия. По нашим сводкам за 1990 год в драматических театрах России было поставлено 107 никогда прежде не шедших на наших сценах пьес. Никогда прежде такого не было. Но, - вот парадокс! - афиши стационарных театров, как и в прошлые годы, напоминают друг друга. Однако раньше была обяза-ловка, был запрет на имена и своих, и зарубежных драматургов. Сегодня запретов нет Да и запас неосвоенной драматургии все еще велик. Так в чем же дело?
Однообразие афиш в разных театрах разных городов, к сожалению, имеет весьма прозаичес-кую причину: слишком дорогой, в буквальном смысле слова, стала цена неудачи. А так как наши медлительные, неповоротливые, как дредноуты, академические театры более трех, максимум четырех спектаклей в сезон не делают, то, если даже одна из четырех новых работ не соберет зрителей, театр несет потери не только материальные, он теряет престиж в глазах своих согоро-жан. Если б играли двенадцать, ну, десять новых спектаклей, было б не страшно промазать. А так - страшно. По крайней мере не на пользу театру, не на пользу его достоинству. Потому режиссе-ры не хотят довериться новой пьесе, еще не опробованной хоть на чьей-нибудь сцене. И, наоборот, стоит пьесе завоевать зрительский успех в двух-трех театрах, и можно быть уверенным, что еще театров двадцать ее поставят.
В последние годы, правда, как-то загадочно молчат наши известные драматурги... Видимо, они ищут свои проблемы, новый язык, соответствующий злобе дня. Более тревожит другое: отрыв молодой современной драматургии от театра. Можно сказать и наоборот: театр не идет навстречу молодым и уже показавшим свое мастерство драматургам. Пьесы Садур, Волкова, Князева, Угаро-ва и других не востребуются театрами. Думаю, потому, что эти авторы чересчур сосредоточились на тяжкой, темной стороне нашей деятельности. А человек шире несчастий, свалившихся на него. А жизнь многообразнее, чем драматургия. Зритель не хочет еще и в театральном зале погружаться в пучину тоски и безысходности. Ему бы помочь...
Я отнюдь не призываю к возрождению пресловутого положительного героя, он искалечил не одно театральное поколение, но герой умный, смелый, мужественный, веселый - нужен на наших театральных подмостках.
Понятно, что в наши дни лидирует коммерческий репертуар. И потому надо настойчиво ис-кать формы поддержки подлинно новых, неожиданных произведений. А система государственной поддержки ныне отсутствует. Абсолют отсутствия.
За рубежом действуют многочисленные фонды, готовые поддержать эксперимент на театре. Нам пока что рассчитывать на просвещенных меценатов, современных Мамонтовых, Морозовых, Рябушинских, не приходится. Улита, она наверное же где-то едет, так ведь когда-то будет... А мы живем сегодня...
Дело в том, что самому театру соревноваться, допустим, с кино в коммерческом успехе не пристало. Кино - да, может приносить доход. Театр никогда. Вот почему даже небогатые, но, очевидно, уважающие себя страны позволяют себе такую роскошь - роскошь просто необходи-мую, добавлю от себя - как содержание театров. Отношением к театру проверяется цивилизован-ность общества, уровнем театра - его духовность.
А теперь, кстати, об Англии. О Франции. О Штатах. И многих других "сладких" странах, куда так хочется отвезти, предъявить и - продать свой "товар": спектакль, сориентированный на западного зрителя. Попутно заметим, что вкус западного зрителя столь же неоднороден, как и зрителя родимого, бывшего советского.
Действительно, театральное искусство - один из немногих пока товаров нашего производ-ства, пользующихся спросом на мировом культурном рынке. Это очевидно. И не воспользоваться сложившейся конъюнктурой было бы ошибкой. Да и знакомство на месте с жизнью за рубежом, с мировой культурой ничего, кроме пользы, нашим соотечественникам принести не может. И не стоит быть фарисеем и бессребреником: живем мы трудно, и каждая возможность хоть как-то поправить положение - во благо. Но! Экспортные сферы есть и должны быть в промышленности: качество у экспортных изделий должно быть на уровне мировых стандартов. А искусство - это материя иная, нежели качество. Искусство или есть, или его нет. Вот о чем забывают наши деяте-ли, готовясь к поездке за рубеж со своим произведением. Готовится некое варево "а ля рюс", как, по мнению создателей сего шедевра, понимают "рюс" иностранцы. И напоминают эти спектакли тех матрешек, которые продаются стадами у нас на Арбате и которые мне все глаза намозолили.
А ведь мы интересны зарубежному зрителю тем, что смогли создать, выработать, накопить прежде всего для своих сограждан, наших зрителей, дома. Видимо, что-то есть в нашей театраль-ной культуре, что не смогли сломать ни жесточайшая тирания, ни десятилетия вынужденной самоизоляции. Только то, что мы глубоко и истинно знаем сами о себе, может нести в себе и общечеловеческий интерес. Запад не удивить ни "чернухой", ни "порнухой", ни тем более драками. По всем этим статьям они нас за пояс заткнут одной левой. И наш прорыв в мировую культуру, культурную среду произошел благодаря совсем другим работам наших мастеров, работам, как раз ломающим западные стереотипы восприятия России. Работам, которые и у нас на Родине стали явлениями нашего искусства.
А сегодня, горько говорить, но сегодня торопливо, как бы воровски эксплуатируется даже почтительный и восторженный интерес западной публики к русскому балету. Что делают новые умельцы? Создают - уже создали - большое количество трупп и даже театров балета под разны-ми названиями лишь с одной целью: выехать за рубеж. Они предлагают зрителям так называемый "классический ширпотреб" - хорошенькое словосочетание, ничего не скажешь! а для приман-ки зрителя стараются заполучить к себе хоть одну звезду из числа солистов ведущих театров. Ряд гастролей - и эфемерный коллектив распадается, а судьбы актеров оказываются искалеченными.
Грустно это все, суетливо, не видно в этом достоинства ни человеческого, ни тем более - творческого. Не ровен час, предстанем мы перед честным миром в облике людей, чей единствен-ный девиз: "Все на продажу!"
Существовало до революции такое странное понятие честь - не только среди дворян и офи-церов было оно свято. Слово чести, данное купцом, было крепче документа; мастеровой, обещав-ший сдать работу к сроку, делал ее, даже если это казалось невозможным. Пуще глаза берегли честь русские интеллигенты.
Можно, конечно, сколько угодно шутить над детской наивностью Станиславского, когда он, смертельно больной, собрал вокруг себя актеров и заклинал их хранить честь Художественного театра. Но была в этом заклинании вера, что забота о чести родного театра для людей, служащих ему, - твердыня необоримая и опора для них самих. Об этом думается теперь все чаще и чаще.
Вот такие заботы, такие думы и печали в нашем Союзе театральных деятелей. Они родствен-ны печалям, думам и заботам, наверное, всех наших сограждан. Думаю, что они, во всяком случае, понятны всем.
"Между Римом и Синедрионом"
Порою, особенно когда сильно устал не столько от дел, сколько от бесплодных попыток все-таки решить эти дела с пользой для театра, для Союза или просто для отдельного человека, члена нашего Союза, - я говорю себе примерно те слова Виктора Петровича Астафьева, которые приво-дил уже здесь: мол, ты с ума, что ли, сошел, согласившись нa этот пост, на председательство в СТД? Что, не было у тебя своих кровных, актерских, дел?