Однако мы отклонились. В углу дубового зала стояла койка А. Н. Туполева, соседями его были С. М. Егер и Г. С. Френкель. По вечерам этот угол превращался в технический совет, где решались вопросы конструкции самолета 103, будущего ТУ-2. В этих случаях Туполев обычно сидел на своей койке, по-турецки поджав под себя ноги, в любимой толстовке, подштанниках и тёплых носках. Одетый в этот наряд, он напоминал бритого бога с рисунков Эйфеля. Кругом – участники совещания. Со стороны оно, вероятно, здорово смахивало на мхатовскую постановку «На дне».
Из-под кровати вытащен лист фанеры – для предохранения от утечки информации в спальнях бумага воспрещена – на нём рисуется какая-либо конструкция. Туполев мягким карандашом подправляет конструкцию и объясняет свою мысль, тут и там вставляя крепкое русское словцо. Греха таить нечего, он их любил, но не как ругань, а как доходчивую иллюстрацию мысли: «Нет, здесь решения ещё не найдено, мотогондолу к крылу говном не приклеишь. Он (показывает на автора) думает, что усилие примет вот этот стержень. Глупости, это не стержень, а сопля, она скрутится без нагрузки, сама по себе…» Покусывая заусенцы у ногтей (острый ножик, всегда лежавший в кармане, отобран, в тюрьме нельзя иметь ничего острого, хотя в лавочке можно купить лезвия «жиллет»), изредка заразительно смеясь – тогда его толстый живот колышется, как мешок с киселем, – главный конструктор поучает свою паству.
Иногда на этих, почти ежедневных сборах, особенно ценных тем, что на них не было никого из руководителей и все мы чувствовали себя абсолютно свободными, присутствовали и другие главные – В. М. Петляков или В. М. Мясищев.
Эти двое были абсолютно полярны. Петлякова называли «великим молчальником». Общаясь с ним, можно было за целый день не услышать от него ни слова. На любом совещании, вплоть до министра, он сидел молча, со стороны казалось, что в полном безразличии, и только пытливые и умные глаза выдавали деятельность его мозга. А мозг этот был подобен современным математическим машинам. Вслушиваясь в мнения, он отбрасывал все лишнее и ненужное (средний процент таковых на наших совещаниях приближается к 80-90%), аналитически осмысливал оставшееся, вынашивал решение, тщательно отшлифовывал его, а затем коротко и немногословно сообщал сотрудникам.
Большинство этот процесс не понимало, его недолюбливали, считали простым исполнителем воли и решений Туполева, т. е. достаточно бесталанным и даже плохо воспитанным.
На самом деле это было не так. Петляков был начальником первой бригады КОСОС, которая проектировала ТБ-1, ТБ-3, АНТ-14, М. Горький, Пе-8. Конечно, общие схемы машин, такие решения, как туполевское многолонжеронное крыло, дюралевая обшивка из гофра, принимал Андрей Николаевич. Детальную же разработку конструкции вел Владимир Михайлович. Чертежи М. Горького, например, были выпущены, когда А. Н. был в США. Машину Пе-2 в ЦКБ-29 он спроектировал уже без всякого участия Туполева. Короче, это был совершенно самостоятельный главный конструктор.
Внешне Владимир Михайлович напоминал американца с Дикого запада времен Брет Гарта. Небольшого роста, плотный, энергичные черты лица, волевой подбородок, серые холодные глаза. Внутренне с этой оболочкой не было никакой связи. Он был мягким застенчивым человеком, прикрикнуть, а тем более отругать подчиненного, он не мог, точно так же он не мог жаловаться на них начальству. Коллектив эти черты знал, уважал Вл. Мих. и работал дружно, а главное внутренне очень напряженно.
Изаксон, бывший в ЦКБ-29 его правой рукой, рассказывал о таком разговоре: «Володя, от сроков выпуска чертежей зависит не только твоя свобода, но и всего коллектива, ты бы стал потребовательнее, пожалуй применил бы к X, У и Z, плохо работающим, дисциплинарные меры». Петляков смутился, даже покраснел, но ни слова не сказал, и все осталось без изменений.
После того, как он переделал свой высотный герметический истребитель «100» в фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2, его группу перевели на завод 39. Переделка эта была предпринята по настоянию военных, и прежде всего генерала П. А. Лосюкова. Так как идея высотного истребителя принадлежала «стратегам» из НКВД, и в частности, самому Берия, переделку Лосюкову простить не могли и через некоторое время его репрессировали.
Как все-таки много общего между двумя величайшими подлецами всех времён и народов – Гиммлером и Берия. Оба завели свои собственные войска (СС и НКВД), оба мнили себя военными специалистами (один взялся командовать армией, другой – определять пути развития ВВС), оба спокойно ликвидировали всех инакомыслящих, в том числе и приближённых, оба были жестокими. Поместили бы их в клетку где-нибудь в Гааге или Женеве, надписали бы: «Я уничтожил 10 миллионов евреев, поляков и т. д., а я столько же соотечественников» – пусть люди всего мира, взглянув на них с презрением, подумали бы о том, как бы это не повторилось!
Самолёт запустили в серию на заводах 39 и 22 в Филях. Осенью 1941 года оба завода были эвакуированы в Казань и Владимир Михайлович стал главным конструктором Казанского завода, директором которого был В. А. Окулов, а главным инженером М. Я. Корнеев. Завод работал хорошо, в 1942-44 гг. он выпускал до 13 самолетов в сутки. Осенью 1943 года Петлякова экстренно вызвали в Москву. Погода была плохая, и Окулов, чтобы не рисковать жизнью В. М., решил Дуглас в полет не пускать. Тогда В. М. пошел на аэродром, договорился с военными и улетел на Пе-2. Возле Мурома самолет врезался в землю и сгорел. Подозревали вредительство, было наряжено следствие, несколько человек арестовали. Сталин приказал тщательно расследовать причину гибели «талантливого конструктора и патриота».
Похоронили Петлякова на Казанском кладбище. Ирония судьбы: вскоре после войны рядом с ним опустили в землю гроб Вассо – сына И. В. Сталина, спившегося в казанской ссылке. Сын Владимира Михайловича, Михаил Петляков, летчик-испытатель, и сейчас работает на заводе 135 в Харькове, где облётывает ТУ-134.
После гибели Петлякова на его место был назначен А. М. Изаксон, затем А. И. Путилов, а вскоре В. М. Мясищев. Последний в 1946 году довольно основательно модифицировал Пе-2, но спроектированная в 1939 году машина морально устарела. По докладу Яковлева, Сталин машину с производства снял, бюро распустили, и В. М. Мясищев ушел на педагогическую работу в МАИ.
Владимир Михайлович Мясищев был полной противоположностью своего тёзки, Владимира Михайловича Петлякова. Далее в толпе его внешность бросалась в глаза. Красивый, с гордо посаженной головой, всегда хорошо одетый, он походил на актера. В прошлом, в КОСОСе, он был ведущим конструктором ряда машин. В частности, он проектировал дальний пушечный истребитель ДИП, машину, на которой впервые в мире (это без иронии) стояли безоткатные пушки Курчевского (прообраз фаустпатронов и БАЗУК). В ЦКБ-29 он проектировал дальний высотный бомбардировщик «102». Собрали его в Омске, он летал, но довести самолет из-за двигателей не сумели.
В 1949 году Сталин потребовал создать реактивный бомбардировщик, способный «достать» США. Существовавшие в то время двигатели не могли обеспечить решение задачи из-за большого расхода топлива, и Туполев от неё отказался. Сталин разгневался. Тогда за решение задачи взялся В. М. Мясищев. В мгновение ока в Филях на заводе 23 ему создали ОКБ. Из всех других ОКБ НКАП откомандировали туда 1500 конструкторов, и работа закипела. Руководящий состав ОКБ-23 был подобран из бывших з/к, работавших в ЦКБ-29 над самолетом 102. Пополнился он несколькими молодыми способными инженерами – от Сухого туда перешел Л. М. Роднянский и Нодельман, от Ильюшина Л. Л. Селяков и ряд других. Так появился самолет МЯ-4 или М-4. В этой машине четко сформулировалось кредо Владимира Михайловича: «Я берусь выполнить любую задачу и выполню её, если промышленность подаст мне нужные компоненты, т. е. двигатели, оборудование и металл». Самолет был создан, но дальность его вместо 16 000 км оказалась 9 000 км, но тут В. М. был не при чем, подвели двигатели. Примерно по этой же схеме был создан и сверхзвуковой бомбардировщик «50», показанный как-то в Тушине на параде. Он мог летать со скоростью 2 000 км, но тоже не имел дальности. Разгневанное начальство, на этот раз Хрущёв, в третий раз ликвидировало бюро Мясищева, передав его В. Н. Чаломею для создания ракет, этой «панацеи от всех зол», по убеждению Хрущева. Мясищева назначили начальником ЦАГИ.