Изменить стиль страницы

Иисус взял кусочек лакомства, обмакнул его в чаше с вином и затем передал кусочек Иуде. Казначей не слышал ни вопроса Иоанна, ни тихого ответа и с довольным видом подставил рот угощению, расценивая это как жест расположения к себе.

Самодовольный и чувствующий себя вне подозрений, Иуда снова спросил, на этот раз уже не в хоре с другими: "Не я ли, Господи?" Назорей тихо ответил: "Ты сказал". На разговорном арамейском языке такой ответ значил - "да". И не только "да", но и "ты сказал это, а не я". Христос еще раз скажет эту фразу перед Своей смертью.

Никто, кроме Иоанна и Петра, не понял драматизм ситуации. Остальные были встревожены и обсуждали, как убедить Иисуса вернуться в Вифанию или даже в Ефраим, где ни один заговорщик не осмелился бы арестовать Его. Они не противоречили воле Иисуса умереть за грехи человеческие, но надеялись, что Его смерть станет чудесным событием, достойным Бога. Им хотелось, чтобы Он вознесся на огненном облаке на небеса к Отцу Своему, а некоторые полагали, что Он возьмет их с Собой. Более всего они ужасались, что Христа постигнет позорная смерть, какой кончают уголовники, а находясь этой ночью в Иерусалиме, Он подвергался этому риску.

Иуда проглотил слюну и посмотрел на Человека, Которого представлял как Мессию множеству людей. Иисус невозмутимо, без тени злобы, смотрел на него и затем сказал: "Что делаешь, делай скорее". Иуда все понял. Некоторые ученики слышали эти слова и подумали, что Учитель просто посылает Иуду закупить необходимое для праздника, который будет продолжаться еще целую неделю.

Иуда откинулся на низком ложе, затем встал. Окинув взглядом друзей, поднялся из-за стола, не попрощался и, спустившись вниз по лестнице, вышел в ночь. Только трое в этой комнате: Иоанн, Петр и Сам Иисус, знали, что он предаст Спасителя.

Конечно, Иуду можно было задержать в комнате. Стоило Иисусу только сказать: "Вот предатель!" и апостолы сразу схватили бы его и, возможно, избили. То, что Петр и Иоанн знали личность вероотступника и не подняли тревоги, когда тот уходил, свидетельствует о том, что Иисус не позволил им этого. В этом случае, как и во многих других, Божественная природа Иисуса переборола Его человеческую натуру. Как Бог Он знал, что должен умереть, испытав мучительные страдания за грехи людей. А как человеку, Ему хотелось задержать Иуду и вместе с учениками бежать из Иерусалима. Он произнес: "Впрочем, Сын Человеческий идет, как написано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться".

Лишенному веры человеку, каким был Иуда, необходимо было что-то иное в жизни, и многие, существующие без Бога, хвастались практической стороной своей жизни. Иуда был корыстолюбив. И подвизался он в ученичестве у Иисуса до тех пор, пока это сулило выгоды. Должность казначея при Мессии обеспечивала ему безбедное существование, ибо сотни, а затем тысячи уверовали, что Иисус был Тем, Кого по преданию Ягве пошлет в Иерусалим. И богатые последователи Иисуса не только преклонялись перед Ним, плакали, каялись в грехах, целовали запыленные края одежды, но и радовались тому, что жертвовали свое богатство для поддержки Мессии.

Временами, будучи свидетелем чудес, одним из которых было воскрешение Лазаря на четвертый день после смерти, Иуда должно быть верил в Иисуса. Но практическая натура казначея убеждала его, что такие штуки проделывали и египетские маги, и Иуда считал, что между Иисусом и Лазарем был тайный сговор, что Иисус сговаривался и с другими "облагодетельствованными" Его чудесами. Пока такие махинации удавались, в них можно было участвовать.

В последние недели, когда Иисус с печалью говорил о неминуемой смерти, Иуда стал задумываться о том, что и его доходам наступит конец. Когда он узнал о язвительных насмешках фарисеев над Мессией, он понял, что конец близок, ибо они были сильны и многочисленны, а Иисус был один и беззащитен. А когда из Иерусалима в Ефраим поспешно прибыли последователи Иисуса, чтобы предупредить о замыслах первосвященника Каиафы арестовать и судить Его за богохульство, Иуда понял, что именно это и есть конец.

Ему следовало принять практическое решение: как из всего этого выбраться и при этом погреть руки? Иуда мог скрыться из окрестностей Иерусалима и не появляться до тех пор, пока об Иисусе не забудут. Он мог оставаться с Учителем и нажить еще несколько шекелей, но в этом случае его могут арестовать как одного из последователей Мессии. Однако риск был частью его корыстолюбивой натуры. Разумнее всего было бы пойти к Каиафе и выдать ему Иисуса. Этим он добился бы союза с первосвященником и устранил риск быть схваченным со всеми апостолами. Каиафа вознаградил бы его, так как пока первосвященнику не удавалось схватить Иисуса из-за многочисленных последователей Мессии. Иуда мог назначить и цену за выдачу Иисуса, он мог сделаться героем храма, человеком, послужившим Ягве, выдав богохульника. А если он будет в милости у первосвященника, то сможет попросить у него концессию в храме - хотя бы торговать голубями. И наконец, способствуя поимке богохульника, он сможет забрать казну у уже объявленного преступника, и никто не обвинит его в краже.

Его рассуждения были логичны. Это был наилучший выход из ухудшающегося час от часу положения. И только одно могло опровергнуть ошибочность этого решения - если Иисус Назорей окажется настоящим Мессией, Сыном Божьим. В таком случае Иуда, и он это сознавал, станет презреннейшим предателем в истории, и над этой стороной дела он должно быть тоже призадумывался, ведь он сам провозглашал Иисуса Мессией перед толпами народа в каждом городе.

Практичный ум Иуды сделал вывод, что Иисус был заблуждающимся религиозным фанатиком. Иуда не допускал мысли, что Иисус был мошенником, так как убедился, что Он полностью посвятил Себя людям - одинаково иудеям и язычникам - и Себе ничего не искал. Иуда, сам мошенник, хорошо в этом разбирался. По его мнению, Иисус, должно быть, был наивным религиозным человеком, из-за помрачения ума уверовавшим, что Он - Бог. А чудеса Иисуса можно было свести к тому, что одни называют магией, а другие делами Вельзевула.

Иуда поспешно вышел на улицу и направился к дому Каиафы. Об этом не сказывали апостолы, да и не напишут впоследствии, но Иуда должен был заработать обещанные Каиафой тридцать серебренников. Это была цена раба. Первосвященник принял предложение при условии, что Иуда устроит арест Иисуса в час, когда с Ним не будет множества Его последователей.

Это был час, о котором можно было только мечтать, ведь Иисус был в самом городе. У общих ворот дворов Каиафы и его тестя привратник при свете факела увидел блестящее от пота лицо Иуды и велел ему подождать. Иуда ждал, дрожа от волнения: он не только заработает деньги, но и завоюет расположение самого могущественного человека иудейской веры. Иуду не беспокоило, что человек, покупавший предательство другого человека, был недостоин звания первосвященника веры, ставившего превыше всего слово Божье, справедливость и беспристрастность по отношению к человеку.

Приближался один из наиболее драматических моментов истории - встреча корыстолюбивого предателя Иуды с деловым религиозным вождем. Будь они порядочней и честнее, все сложилось бы по-иному. Иуда не допускал и мысли, что Иисус заслужит наказание меньше смерти, так как хорошо знал суровость иудейского закона. Богохульник считался более ужасным преступником, чем убийца. Он хорошо знал, какое наказание ждало Иисуса. Знал это и Каиафа.

Шел уже третий час ночной стражи, когда вышел Каиафа. Первосвященник был лысеющим человеком с изысканными манерами и в богатых одеждах. В любом другом случае Иуда для него не значил бы ничего. А сейчас он снизошел до встречи с жадным предателем из Иудеи только из-за вероятности, что тот выдаст ему Назорея.

Каиафа бесцеремонно спросил, по какому праву Иуда добивается аудиенции в такой час. Вероотступник сказал, что принес хорошие вести, что Иисус и Его ученики в этот час сидят за пасхальной вечерей всего в трех расстояниях брошенного камня от места, где стоит первосвященник.