Эндрю опустил вниз конец удилища, и рыбина, потеряв свободу движений, легла бок о бок с лодкой, выставив из воды краешек спинного плавника. Не слишком крупная щучка, фунта на четыре пожалуй, - он уже знал, что выпустит ее. Когда удишь в одиночку, улов всегда богаче, жаль только, никто не видит этого. А дома мать всегда занята своими заботами и не проявляет должного интереса.

И все-таки зрелище рыбы наполняло его торжеством и радостью. Он взглянул на часы: полдевятого утра. Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев, и озеро лежало черное и словно бы неживое. Он мысленно велел себе запомнить эту минуту: эту обстановку, эти ощущения. Что бы ни ждало впереди - экзамены на стипендию и тому подобное, - пусть эти чувства останутся, хотя, впрочем, глядя на взрослых, понимаешь, что на это трудно рассчитывать. Он перегнулся через борт лодки, и щука легла на бок, глядя на него лютым плоским глазом. Эндрю втащил ее в лодку и вставил ей в пасть деревянную чурочку. Разговаривая с нею, он попытался высвободить крючок, застрявший за рядами мелких зубов. Наконец крючок поддался и вышел, выдрав из пасти живьем большой кусок хряща. В ужасе от того, что натворил, Эндрю вывалил щуку за борт. Она ушла вглубь, потом всплыла, лежа на боку. Поколыхалась немного, выправилась и скрылась. Во всяком случае, он честно попытался ее спасти - как знать, может, еще и выживет.

Он весь перепачкался рыбьей слизью и ужасно хотел за маленьким. Заранее наметив себе ориентиром деревья на берегу, он греб не оглядываясь, покуда по обе стороны не встали каменные стены. Лодка царапнула днищем по дну пещеры.

Эндрю спрыгнул на землю и столкнулся с препятствием из твида, застегнутым на пуговицы, - на ощупь вроде старого кресла и с запахом табаку. В свете, отражающемся от воды, он увидел лицо, оскаленное в нестираемой, унылой усмешке, похожее на щучью морду.

Эндрю нагнул голову и попробовал шмыгнуть мимо, к ступенькам, ведущим на свободу.

Майор Певерилл вытянул большие морщинистые руки и удержал его.

- Ты куда? Постой, не спеши.

- Мне нужно. Я... разрешите выйти.

- Как это? А, понятно. - Он засмеялся. - Ничего, делай здесь. Ведь здесь одни мужчины.

Эндрю молча повернулся лицом к стене. Снаружи солнце уже тронуло кое-где поверхность озера. Интересно, что стало со щуренком, которого он выловил, - неужели погибнет?.. Молчание затянулось.

- Ну что же ты?

- У меня не получается, - признался Эндрю. Он застегнул штаны и обернулся.

- А где другой мальчик?

- Мы... Он сегодня не захотел приехать.

- Значит, ты один? - В пристальном взгляде старика блеснул интерес. Значит, пащенок один. Ты не обижаешься, что я называю тебя "пащенок"?

Эндрю стоял, переминаясь с ноги на ногу. Прежняя острая надобность немного унялась - взамен его скрутило другое чувство, сродни застенчивости, только гораздо сильней.

- В конце концов, почему бы мне так тебя не называть? Ведь ты и есть пащенок, верно? Поди сюда.

- Нет. Я не хочу.

- Ты сам не знаешь, чего хочешь, - пащенку в твоем возрасте это должны показать другие. Сколько тебе лет?

- Через три месяца будет тринадцать. - Эндрю уже говорил ровно, вежливо - это получилось само собой, его вышколили в Чолгроув-парке, как вести себя со взрослыми. - Простите, я только заберу свои вещи.

Он достал из лодки удочку и рыболовную сумку. И первым поднялся по ступенькам, а сзади пальцы старика щипали его за ягодицы. Дойдя до верхней ступеньки, он со всех ног кинулся бежать.

- Поди сюда, негодяй. Ко мне.

Наверху Эндрю, переводя дыхание, глянул вниз сквозь просвет в кустах рододендронов. Он увидел, как майор Певерилл стоит и кличет его, точно собачонку. Эндрю слишком привык слушаться учителей: даже сейчас у него было такое ощущение, будто он дурно поступает, не кидаясь обратно на зов. К тому же теперь он прочел безысходную тоску на унылых чертах старика, и в нем шевельнулось глухое сострадание.

Подъезжая к дому, он услышал, что у матери идет урок.

Наступила как раз та минута, когда она решительно пересадит ученика на стул, сама займет его место, и с клавиш, сменяя друг друга, хлынут аккорды, арпеджио, глиссандо, а она, поворачивая голову, блестя зубами, будет приговаривать: "Милая вещица, правда?" В глазах Эндрю это представление выглядело бахвальством, и, наблюдая его, он был готов провалиться сквозь землю. Уже от одних этих звуков он весь съежился, проходя мимо окна. На кухне налил себе большой стакан апельсинового напитка "Киа-ора" и пошел с ним к себе, прихватив взятую матерью из библиотеки книжку, которую недавно начал читать.

Слышно было, как открылась и снова захлопнулась входная дверь. Мать поднялась по лестнице и стала на пороге его комнаты, с легкой загадочной улыбкой.

- Не рано ли тебе читать эту книжку?

- Не рано. Она мне нравится.

- Смотри, глаза испортишь. - Она перевернула его щетку для волос и глубоко всадила в нее расческу. - Ты чем себя намерен занять сегодня? За мною хотел заехать Годфри.

- Читать буду. Разреши, я приму ванну. Рыбой весь провонял.

Мать изобразила на лице насмешливую снисходительность. Она опять спустилась вниз, и он услышал, как она, напевая, расхаживает по комнатам.

Газ в колонке вспыхнул, опал и разгорелся ровным пламенем. Струя горячей воды ударила по ржавым пятнам на дне ванны, в тех местах, куда капало из кранов. К тому времени как он разделся и пришел назад, все окно в ванной запотело. Эндрю протер себе окошечко и посмотрел на соседние сады под ярким полуденным солнцем, кусты бирючины в живых изгородях, то желтые, то зеленые, на темные от креозота стены сараев. На крыше одного сарая поворачивался под легким ветерком деревянный самолетик.

Он подождал, пока ванна налилась почти доверху, и закрыл краны. Поглядел на себя в зеркало, трогая пальцами ниточку шелковистых волосков, которые стали с недавних пор расти у него на лобке. Взял маникюрные ножницы и тщательно состриг все волоски, пока это место не сделалось гладким и безволосым, как несколько недель тому назад.

8

Довольно долго Эндрю не наведывался в Брэксби-парк, хотя во сне бывал там часто и каждый раз с таким чувством, словно никогда оттуда не отлучался. Попадал он туда во сне по-разному. Иногда - через Чолгроув-парк; к концу каникул два его непохожих мира стали все чаще смыкаться во сне, а привычный сон о школе был такой: его влечет помимо воли по пустым классам и дортуарам, вдоль по коридорам, в дверь, за которой начинается та часть здания, где живет директор. Здесь, в устланных коврами комнатах, освещенных огнем, который пылает в каминах, его застает жена директора и с позором выгоняет из школы. Однако в последнее время школьные коридоры нередко вели его прямо в Брэксби-парк, и Роина встречала его словами: "Мы думали, ты больше не будешь ходить сюда и беспокоить нас. Очень жаль, что ты явился".