Слава победителю Италии!
Слава герою света!
Он включает в состав своей родины
Сто разных народов [104].
В 1798 г. молодой художник А. Гро создал свой шедевр: "Аркольский мост". Несмотря на сильное нежелание генерала Бонапарта позировать, художник сумел нарисовать картину, полную экспрессии и гаммы чувств [105]. В 1797 г. появились первые брошюры, восхвалявшие храброе поведение командующего армией на мостах Лоди и Арколе [106]. Позже некоторые из них были даже переведены на итальянский язык [107]. Так возникала "легенда".
После 18 брюмера восхваление генерала Бонапарта, ставшего первым консулом, приняло общегосударственные масштабы. Изменилось и содержание статей: теперь его изображали не только военным, но и государственным деятелем, объединителем нации, вождем народа, закончившим революцию ко всеобщему благу. Такая оценка давалась первому консулу во всех официальных изданиях. "Парижская газета" писала: "Первый воин Европы, получивший высшую власть во Франции, является также человеком провидения, которого ожидала страна, истощенная внутренними распрями, порожденными революционными войнами, и находящаяся перед вызовом дворян Европы" [108]. И далее: "Первый консул дал пример жизни трудолюбивой и простой, далекой от удовольствий, и особенно удовольствий аристократических" [109]. В той же газете годом позже можно было прочитать: "Чудесная сила организма первого консула позволяет ему работать по 18 часов вдень. Он может сосредоточивать свое внимание в течение этих 18 часов на одном деле или успешно увязывать его выполнение с 20-ю другими без какой-либо трудности и усталости" [110].
Все успехи страны объяснялись исключительно деятельностью первого консула. Время от времени по всякому поводу ему посылали льстивые адреса законодательные органы. Это рассматривалось официальной пропагандой как голос народа. Тон периодических изданий был сладкий до неприличия. "Первый консул вечером был в Опере, - сообщал "Исторический альманах", - Там играли Гекубу. Он приехал в момент, когда Приам говорит Ахиллу: "Выполните надежду народа". Ахилл в этот момент находился рядом с ложей первого консула, Приам повернулся к ложе. Публика подхватила эти слова восторженно; она попросила их повторить и разразилась продолжительными аплодисментами" [111].
Курьезно, но факт: льстивый тон, свойственный официальной пропаганде, проник даже в полицейские бюллетени, составлявшиеся ежедневно для первого консула. Хотя, казалось бы, именно здесь информация должна была быть предельно объективной. Однако полицейские чиновники, упоминая о различных проявлениях недовольства внутри страны, обязательно делали реверанс в сторону Наполеона [112]
Понимая великую силу искусства. Наполеон пытался использовать его в своих интересах. Это особая тема, которая неплохо исследована в литературе [113]. В 1801 г. появились картины Давида "Бонапарт при переходе через Сен-Бернар" и Прудона "Мир". Примерно тогда же было дано задание Гро изобразить посещение генералом Бонапартом чумного госпиталя в Яффе. С этим заданием он справился к 1804 г. На картине "Чумные в Яффе" был изображен генерал Бонапарт в госпитале среди больных, прикасавшийся к опухоли чумного больного. На самом деле ничего подобного не было, хотя генерал Бонапарт действительно посетил госпиталь. Вместе с ним находился его адъютант Бурьенн, который позже это посещение описал в воспоминаниях. "Утверждаю, сообщал он, - что я не видел, чтобы он прикасался хоть к одному зачумленному. И для чего ему было бы к ним прикасаться? Они находились в последней стадии болезни. Ни один не произносил ни слова. Бонапарт хорошо знал, что он не безопасен от заражения... Он быстро прошел через палаты, слегка стегая по желтым отворотам сапог своим хлыстом, который он держал в руке" [114]. Более того, потом было принято им решение всех больных умертвить, дав им сильнодействующий яд.
Но сюжет картины был Гро подсказан первым консулом. Об этом свидетельствует и первоначальный эскиз картины, где Наполеон изображен несущим чумного больного в своих объятиях. Однако он был отвергнут, как слишком уж неправдодобный. В окончательном варианте генерал Бонапарт являл собой олицетворение лучших человеческих качеств. Но, возможно, здесь был еще один подтекст, на который обратил внимание советский искусствовед А. Д. Чегодаев: то, что генерал Бонапарт, а в 1804 г. уже император Франции, спокойно решался "на такое непостижимое, сверхъестественное, чудесное деяние, говорило наглядно и ясно о его сверхъестественной, чудодейственной силе этого необыкновенного человека" [115]. А вера в эту сверхъестественную силу со стороны французского народа для императора была уже просто необходима.
Затем Гро создал еще более сложную и вместе с тем эффектную по философскому восприятию картину "Наполеон во время битвы при Эйлау" (1808 г.). Наполеон изображен - об этом свидетельствует содержание произведения сторонником мира, вынужденного вести "навязанную ему" войну [116].
В 1808 г. появился официоз империи - картина Давида "Коронация". Лучше всего об этом произведении отозвался один из братьев Гонкуров в дневниковой записи 5 июня 1863 г.:
"Видел картину Давида "Коронация". Нет, никогда самый плохой ярмарочный живописец не писал картины нелепей и глупей. Возвышение в глубине - этот кусок превосходит все, что только можно вообразить. Головы придворных чудовищ.
И перед этой-то картиной Наполеон снял шляпу и сказал: "Давид, приветствую вас!". Эта картина.-отмщение тому режиму. О, только бы она не погибла! Пусть она останется, пусть живет как образец официального искусства Первой империи: ярмарочное полотно - и апофеоз величайшего из балаганных шутов" [117].
Возвышение Наполеона нашло отражение в поэзии, музыке, архитектуре. Первые стихи появились еще в 1797 г.: "Песня об Аркольском мосте" Фр. Понсара и Э. Кине, "Куплеты о возвращении Бонапарта в Париж" А. Дефонтена и Ж. Барре; в следующем году: "Наполеон в Египте" К. Бартелеми и О. Мери; в 1799 г.: "Песнь о сражении" Руже де Лилля, автора "Марсельезы"; после 18 брюмера, в годы консульства: "Маренго" Э. Дебро, "Звезда Почетного легиона" Ж. де Нерваль и т. д. [118]. Официальным поэтом стал А.-В. Арно, автор большого количества стихов, поэм и кантат к императорским праздникам [119].
Многие архитектурные монументы, водруженные в столице, преследовали одну цель: прославление Наполеона и его армии. "Вы признаете только те сооружения, государь, которые посвящены вашей славе и позволяют иностранным подданным восхищаться вашим великолепием", - писал императору В. Денон, ставший хранителем Музея Наполеона [120].
Это любование собой отметил и секретарь Наполеона Бурьенн. Первый консул не позволял, чтобы слава "о нем хоть на секунду умолкала" [121]. С этой целью он распорядился публиковать в "Мониторе" с небольшими перерывами "описание египетского похода". Его не смущало то обстоятельство, что армия в Египте была, по существу, брошена на произвол судьбы и новый командующий Ж.-Б. Клебер оказался неожиданно в крайне тяжелом положении. В "Мониторе", наряду с описанием похода, было опубликовано воззвание первого консула к восточной армии, где были такие слова: "Доверяйте Клеберу так же, как и мне. Он это заслужил". После этих слов, резонно говорит Бурьенн, никому бы не пришло в голову, что Наполеон фактически бежал из Египта и что письмо самого Клебера было полно обвинений в его адрес [122].
Иной раз первый консул вдохновлял близких к нему литераторов на написание политических произведений. Так, 1 ноября 1800 г. в Париже появилась анонимная брошюра "Сравнение между Цезарем, Кромвелем, Монком и Бонапартом", вызвавшая большой общественный резонанс [123]. На первых ее страницах утверждалось, что удивительная судьба Бонапарта "заставляет сравнивать его со всеми выдающимися людьми, которые действовали на мировой сцене". Дальше шли сравнения с Кромвелем, о чем тогда много говорили в обществе. "Он был, - писал автор о Кромвеле, - апостол, вождь и, если хотите, герой гражданской войны" [124]. Но в то же время Кромвель подготовил казнь Карла I, был лицемерен, уничтожал своих противников, в общем он, как считал автор, вполне мог служить моделью Робеспьеру. "Следовательно, английский узурпатор был обычный злодей и далеко не блестящий герой. Это был скорее вождь партии, но не вождь нации. Он имел умную голову, но его душа не была возвышенной" - таков суровый вывод [125].