- Здесь витает какой-то тревожный дух Дантона, Робеспьера и прочих ниспровергателей, - сказала Глория. - Наш уголок гораздо уютнее.

"Наш уголок, - отметил про себя Тероян. - Радует это меня или нет?" Он решил, что все же больше радует, чем огорчает.

- Тогда пусть Дума думает дальше. Все равно, все, что она надумает, передумает президент. Поехали.

По дороге к дому они остановились возле магазина и запаслись продуктами на неделю. Бюджет Терояна начинал давать заметные трещины, и он подумал, что вскоре одной его пенсии может уже и не хватить на двоих. Хорошо еще, что оставалось несколько тысяч долларов в банке. Но потом, когда все закончится, надо будет подыскивать какую-нибудь работу. Можно устроиться преподавателем в Военно-медицинскую Академию, связи есть. "Когда все закончится...", - поймал он себя на мысли. Что закончится, когда, для кого? Для Глории, для него? Почему он решил, с такой чисто мужской эгоцентричностью, что, поправившись, обретя память, вспомнив своих родных и близких, она останется жить у него? Как бы они ни привыкли за это время друг к другу. Возможно, у нее действительно существует где-то муж, или жених, или просто верный друг, которого она до сих пор любила, а может быть, и продолжает неосознанно любить, и который ждет ее, ищет, мучается? "Ты слишком самоуверен, - сказал себе Тероян. - Что за глупые мечты тобой овладели?" Он нахмурился, крепче сжимая руль и чувствуя, как девушка испытующе смотрит на него, словно угадывает его мысли.

В квартире перед дверью ожидал сюрприз. Уходя, Тероян на всякий случай установил маленькую ловушку - закрепил нитку между дверной ручкой и коробкой, сейчас она валялась на полу.

- Побудьте пока здесь, - предупредил Глорию Тероян. - В случае чего бегите вниз.

Сам он осторожно вставил ключ в замочную скважину и тихо отворил дверь. Вторая ловушка - шелковая зеленая нить на зеленом же паласе оказалась нетронутой. Она так и лежала, вытянутая в струнку, словно докладывала об охране объекта без происшествий. Если кто-то и пытался открыть дверь, то сделать этого снова не смог. Но Тероян все же медленно прошелся по всем комнатам, заглянул в ванную, на кухню. В коридоре он столкнулся с Глорией.

- Я же велел вам оставаться на лестничной клетке, - сердито сказал он. - Что же вы такая упрямая и непослушная!

- А вдруг бы вам потребовалась моя помощь? - возразила девушка.

- И вы решили сложить голову вместе со мной.

- А зачем она будет мне нужна, если я останусь одна?

- С вами невозможно спорить, - Тероян отвернулся, потому что она не отпускала его из своего взгляда. Он чувствовал, что не может долго сердиться на нее, не в силах, девушка стала частью его жизни, и они вместе шли по одной дороге. Надолго ли, до какой развилки?

- Я приготовлю что-нибудь, - услышал он голос Глории. Оставшись один, Тероян позвонил Шелешеву и уточнил место и время встречи. Потом он обернулся на звук шагов и увидел Глорию. Что-то произошло. Она смотрела на него, а глаза ее, чудесные синие глаза были полны слез. И две влажные бороздки пролегли по щекам.

- Боже мой! - произнес Тероян, поднимаясь. - Что еще случилось?

Он подошел к ней и неловко обнял за плечи, стараясь успокоить. Взгляды их встретились.

- Лук, - улыбнулась девушка. - Это всего-навсего несчастный лук, который я резала.

Глава восьмая

ВСТРЕЧА НА "СТРЕЛКЕ"

С Владом Шелешевым они встретились не у него на квартире, как было условленно прежде, а на двадцать третьем километре Ярославского шоссе. К "Жигулям" Терояна, одиноко застывшим на обочине, подкатил белый "Мерседес", из которого выбрался сам Влад, опираясь на палочку. В машине остались сидеть еще двое - шофер и телохранитель, с напряженными лицами. Шелешев слегка поклонился девушке и поманил пальцем Терояна.

- Вылезай.

Вдвоем они отошли от трассы, скрылись за деревьями. Приятно шуршала, уминалась трава под ногами, пахло березовыми листьями, а где-то за спиной рычали моторы, выбрасывая ядовитые облачка газа.

- Покой, - промолвил Влад, сломав тонкую веточку. - Почему я не Робинзон Крузо?

- Еще успеешь им стать. Если захочешь.

- Нет, не захочу. Уже привык к суете. Извини, что перенес встречу сюда, но дома - нельзя. Утром обнаружили жучки.

- Кто установил?

- Да кто угодно, - усмехнулся Влад. - Может, карпатовские ребята, может, соседская бригада. А может, свои. Кто растет и очень хочет. Корыто, видишь ли, стало слишком узким, а морды - слишком широкими.

У Шелешева была своя теория кормления свиней, которыми он считал всех "новых русских". Только он предпочитал кормить свиней доморощенных, а не пришлых, из чужого леса. "Я - за национальный капитализм, - любил повторять он. - России вредны и комуняки, и демокряки. Пусть нацбуржуазия набивает закрома, я даже готов помочь в этом. Рано или поздно она поймет, что ее спасение и вообще смысл существования - лишь в сильной, процветающей и могучей России". И главными его противниками были не муровцы, не правоохранительные органы, с которыми ему удавалось ладить, а компрадорские хищники, евро-американские кабаны. Улаживая споры между бизнесменами, беря "под крышу" какую-либо фирму, он прежде всего смотрел - чьи интересы те защищают. Если от кого-то пахло западным капиталом и счетами в швейцарских банках, он сплевывал в его сторону. Хотя самому и приходилось мотаться по делам то в Лондон, то в Париж, то в Рим. Но делал он это всегда с неохотой, предпочитая сидеть дома, в Москве, или, на худой конец, в стремительно отуречивающемся Крыму.

Я работаю не за деньги, не за трижды вонючие доллары, - сказал он как-то Тиму. Так и произнес: "работаю", словно вкалывал где-нибудь у станка на фабрике имени Маши Порываевой.

- А за что же? - поинтересовался тогда Тероян.

- За идею. Справедливого возмездия.

- Робингудствуешь, что ли?

- Нет, он партизанил, жил вне общества, а я в самой его сердцевине. Я на виду, ко мне многие обращаются за помощью, даже из органов. Приходится улаживать их кое-какие деликатные дела. И кроме того, обогащаюсь, хотя, как ты, наверное, догадываешься, мне это особенно ни к чему. Живу я один.

Шелешев действительно жил одиноко, женщин брал только на ночь, о женитьбе не помышлял, детей вообще не любил, говорил, что у него на них аллергия. К деньгам и удовольствиям относился равнодушно. Наверное, потому что с детства рос в спартанской атмосфере, часто впроголодь, поскольку родители его постоянно ссорились, пили - дело доходило даже до потасовок, и в конце концов разбежались, перепоручив воспитание сына доживающей свой век бабушке. Так что Влад Шелешев был человеком, который сделал себя сам.