Доктор стал заглядывать мне в глаза.

— Я осмотрю труп, а потом решу, — мягко сказала я. — Лева, давай приступим.

Василий Кузьмин, найдите понятых.

— Я вас очень прошу, — повторил доктор. — Это очень принципиальный для меня вопрос, я бы сказал — вопрос жизни и смерти.

Я кивнула и посмотрела на распростертое на кровати тело. Оно не было даже прикрыто простыней. При жизни этому человеку не мешало бы скинуть килограммов семь-восемь лишних. Весь он был какой-то кряжистый, плотный, с широкой грудью, короткой шеей, толстыми пальцами. Круглая, как шар, налысо обритая голова.

Локтевые сгибы были заклеены пластырем — наверное, капельницы ставили. Трусов на нем не было, зато шею обнимала массивная цепь с крестом, украшенным драгоценными камнями, в центре креста располагался довольно большой ярко-синий камень. Я невольно залюбовалась им, его синее сияние просто глаза резало. На столике рядом с кроватью стоял стакан, лежали видеокассеты и два радиотелефона.

— Лева, давай сразу цепь снимем, пока тут жена, ей и отдадим, — предложила я Задову.

— Конечно, по пути в морг ее живо к рукам приберут, — кивнул он и повернул цепь на шее покойного Вертолета, ища замок.

Проведя руками по груди трупа под крестом, он заметил:

— Ткани гиперемированы. Блин, замок какой-то странный, мне его не расстегнуть.

— Что значит «не расстегнуть»? Посмотри как следует.

— Хочешь, сама попробуй, — разозлился Лева.

Я наклонилась к телу, пытаясь рассмотреть механизм замка, держащего цепь.

Казалось, что замок представляет собой монолит.

— Дай-ка лупу, — попросила я эксперта.

Задов покопался в экспертной сумке и протянул мне увеличительное стекло.

Снова нагнувшись к замку цепочки, я вертела лупу так и эдак, пытаясь рассмотреть замок со всех сторон.

— Лева, посмотри ты, — наконец сказала я, передавая ему лупу. — Мне что-то странное кажется.

Теперь Задов склонился с лупой к цепочке. И через несколько минут подтвердил мои догадки — цепь действительно была запаяна, и расстегнуть замок было невозможно.

— Вот богатей чертовы, — сказал Лева и добавил к «богатеям» замысловатое ругательство. — Он что, боялся, что на него в подворотне нападут и будут крест с шеи снимать? Или в общественной бане крест сопрут, пока он стоит в очереди за шайкой?

— Во-во, — поддакнула я. — Знаешь фирменный анекдот от стоматолога?..

— Сашка твой, что ли, рассказал?

— Ага. В шикарном зубоврачебном кабинете человек садится в кресло, раскрывает рот, и врач ему говорит: «У вас все в порядке: мы вам на прошлой неделе поставили золотые коронки, бриллиантовые пломбы, протезы фарфоровые на платиновых штифтах». Человек отвечает: «Я знаю. Мне бы сигнализацию поставить».

Задов улыбнулся, уставясь в синий камень на кресте.

— Чего ж делать? — задумалась я.

— Может, кусачками цепь перекусить? — предложил Задов.

— Очень остроумно. Ты прикинь приблизительно, сколько это изделие может стоить на аукционе Сотби, а потом перекусывай. Мне зарплату не платят, ущерб будет не с чего возмещать. Слушай, давай у жены спросим, может, это просто замок с секретом.

Мы пошли к жене выяснять про цепочку.

Жена с ходу обвинила нас в том, что мы считаем Романа Артемьевича бандитом.

— С чего вы взяли? — удивилась я, потому что мы оба не успели еще и рта раскрыть.

— Конечно, — кричала жена, вернее уже вдова. — Вы всегда говорили, что он бандит! Теперь успокоитесь?! В газетах писали, что он мафиози, так конечно, сдох и хорошо! Вон РУОПа полный коридор! Что вам тут надо?! Дайте человеку умереть спокойно!..

Мы с Задовым терпеливо пережидали поток упреков. Наконец вдова выдохлась.

— Наталья Леонидовна, — мягко спросила я, — мне бы хотелось вернуть вам ценные вещи, мало ли что…

Вдова насторожилась.

— Вы не знаете, как расстегивается замок на цепочке вашего мужа?

— Что, спереть не удалось? — прищурилась вдова.

— О чем вы?

— Этот замок не расстегивается.

— Если бы мы хотели ее спереть, — я уже обиделась, — мы бы у вас совета не спрашивали, перекусили бы ее, и все.

— Замок не расстегивается. — Похоже, вдова уже пожалела о своих резких словах и стала помягче. — Когда Роману этот крест подарили, у него почти сразу замок расстегнулся, и крест упал, Рома чудом успел его подхватить. После этого кто-то ему посоветовал, и Рома замок заплавил. Расстегнуть замок невозможно.

— А как же снять? Я беспокоюсь, как бы эта ценная вещь не пропала.

— Не знаю. — Вдова задумалась. — Это старинная вещь, баснословных денег стоит, и цепочка тоже очень дорогая, антиквариат, изделие какого-то известного ювелира, вещь из царских сокровищниц. Если хотя бы одно звено цепочки повредить, она потеряет половину цены.

Я охотно в это поверила.

— А нельзя подождать? — спросила вдова. — Я в понедельник привезу ювелира, он раскроет замок.

Я пожала плечами. А что остается делать? Выйдя в коридор, я подозвала Василия Кузьмича.

— Я понимаю, что это борзость, только крест у него действительно безумно дорогой. Мне лишних неприятностей не надо. Василий Кузьмич, миленький, а можно поставить охранника к трупу: чтобы он здесь его посторожил, проехался с ним до морга и там побыл до того момента, как вдова привезет ювелира?

Василий Кузьмич долго шевелил усами, потом вошел в положение:

— Ну ладно, поставлю бойца, только это и впрямь борзость, цацки охранять.

— Василий Кузьмич, посмотрите на проблему с другой стороны, — вкрадчиво стала объяснять я ему, — эту цацку ему якобы подарили. По словам жены, стоит она баснословно. Антиквариат, из царских сокровищниц, что-то я не слышала, чтобы у нас легально торговали царскими сокровищами. Может, крест краденый? Вы бы по картотеке похищенных вещей проверили или с экспертами проконсультировались. А? Так что есть смысл поохранять.

— Подвела базу, — пробормотал Василий Кузьмич. — Так и будет лидер преступного сообщества цеплять на себя краденые вещи, да еще и замок запаивать, чтобы ее не снять было…

Но человека выделил. И мы с Левой пошли осматривать труп.

Я полагала, что справимся в рекордные сроки: труп обнаженный, так что долго описывать вид и положение предметов одежды не придется, повреждений на нем нету, делать привязку больничной койки к местности тоже необходимости нет, так что работы на сорок минут от силы. «Правильное телосложение, повышенное питание, кожные покровы» мы описали в протоколе в считанные минуты, Левка проверил ребра, кости конечностей, все было на ощупь цело.

— А это что? — Он склонился к трупу и чуть не носом стал водить по груди покойника. — Видишь? Такие рассыпчатые точки. Пиши: на коже передней поверхности грудной клетки мелкоточечные кровоизлияния на участке площадью около пяти на восемь сантиметров. — Он руками раздвинул челюсти покойнику и тщательно обследовал рот. — Подслизистые кровоизлияния в деснах…

— И что это значит, Лева?

— И лимфатические узлы увеличены. Или он от СПИДа умер, или…

— Или?

— Или подушкой задушили…

— Ты так шутишь, что ли?

— Уж какие шутки. Такие кабаны уж точно не от тоски умирают. И не от простуды. — Он отодрал с внутренней стороны локтей трупа пластыри. — Вот смотри, следы инъекций. Поставили капельницу с ВИЧ-инфицированным физраствором, и привет.

— Подожди, Лева, но от СПИДа же так быстро не умирают. Он всего несколько дней в больнице. Насколько я знаю, у СПИДа какой-то инкубационный период, но уж никак не несколько дней.

— Ну, не знаю, не знаю. Я бы у этой пышнотелой Натальи Леонидовны анализ бы на ВИЧ взял. Слушай, а чего она такая нервная? Хотя понятно: с Вертолетом жить — какие нервы надо иметь.

— Лева, а если не СПИДом, а чем-то другим его заразили, какую-нибудь другую сильную заразу в организм ввели?

— В принципе возможно, только зачем? Проще подушкой задушить. Вот такие кровоизлияния и будут.

Лева сказал это небрежно и стал рассматривать следы уколов, прятавшиеся под пластырем. И у меня возникло неприятное ощущение, сначала неопределенное, непонятно от чего, а потом сформировавшееся в мысль о странном соседстве Вертолета и Скородумова в одном и том же отделении реанимации. Не хочется плохо думать про Олега Петровича, но не люблю я таких совпадений. Надо поговорить с доктором Пискун; неужели она меня обманывала, говоря, что Скородумов лежит без сознания и в ближайшие дни не придет в себя?

Я заволновалась, но прямо сейчас бежать искать Галину Георгиевну было невозможно, надо было закончить осмотр трупа, да и вряд ли доктор Пискун сейчас была в больнице, все-таки выходной.

Больше ничего интересного мы при осмотре не обнаружили. Упаковали в конверт оба радиотелефона, в другой конверт — лежавшие на столике видеокассеты, и пошли искать вдову, чтобы передать ей вещи, но вдовы уже и след простыл; наверное, поехала искать ювелира. Я, тяжело вздохнув, положила конверты в свою сумку и, возвращаясь в палату, где лежал труп, наткнулась в закутке за дверью на лечащего врача господина Лагидина. Похоже, он так и простоял там весь осмотр.

— Вы не разрешите мне тоже осмотреть труп? — робко обратился он ко мне. — Вы знаете, такой интересный случай, я уже и СПИД предполагал, только не хотел говорить раньше времени.

— А что, до нашего приезда вы не могли осмотреть труп?

— Да меня к нему не подпускали. Я сегодня выходной, но собирался все равно прийти на работу, — случай интересный…

Он замялся, а я подумала, что ему сверхурочные наверняка щедро оплачивали родственники больного, но он об этом, конечно, не скажет.

— Я еще собраться не успел, как меня вызвали, сообщили, что наступило резкое ухудшение. Я поймал такси, прилетел, но уже было поздно. И вот с этого момента меня к трупу уже не подпускали.

— Назарбай Янаевич, вы знаете, где лежит больной Скородумов?

— Это не мой больной, но можно посмотреть, а что?

— Уж посмотрите, будьте любезны.

Юный Назарбай вприпрыжку помчался в ординаторскую, наверное, боясь меня прогневать и желая услужить. Тут же вернулся с историей болезни и повел меня за собой.