— Протокол? Но я ничего важного не сказала.

— Но кое-что я записала, буквально две строчки.

Она подписала протокол и ушла, а я вдохнула воздух, пропитанный легким ароматом ее духов. Странно, пока она сидела напротив меня, духи не чувствовались, но вот она вышла, и по кабинету распространился слабый, но невыразимо прекрасный запах, еще некоторое время напоминавший мне, что здесь побывала шикарная женщина. Я окунулась в облачко аромата, стоявшее, как послевкусие дорогого коньяка; ни с каким вином Нателла Редничук не ассоциировалась.

Под вечер в контору забрел Горчаков, весь в архивной пыли.

— Ну как? — сочувственно спросила я.

— Восемь травмпунктов. Пока ничего.

— Сколько осталось?

— Двадцать три.

— Понятно, еще три тыщи ведер и золотой ключик у нас в кармане.

— Вот-вот. А что за духи у тебя такие приятные? — повел чутким носом Горчаков.

— Это не у меня, это мама Чванова была.

— Ну и как?

Я закатила глаза. Сама я давно уже была накрашена и причесана, занялась этим сразу после ухода Чвановой.

— Она тоже Чванова?

— Ты знаешь, она по паспорту Чванова, а называет себя девичьей фамилией — Редничук.

— Редничук? — Лешка присвистнул. — Жалко, что меня не было, я бы хотел на нее посмотреть. Бывшая звезда подиума, мне говорили, что она до сих пор так хороша, что может студента соблазнить.

— Все именно так. Если бы я не видела ее паспорта, я бы на тыщу долларов поспорила, что ей ровно вполовину меньше лет, чем записано в документах.

— Нинон Ланкло?

— Сто очков вперед, — заверила я. — А ты-то про нее откуда знаешь?

— У меня же было дело по Дому мод. Мне там все уши про нее прожужжали.

— Мы с ней договорились, что она мне даст посмотреть архивы ее сына и невестки.

— Зачем тебе? — удивился Горчаков.

— А откуда я возьму сведения о личной жизни Чвановых? Может, в архивах какие-нибудь фотографии Ольгиных подруг, тогда будем искать этих подруг, или еще лучше — записные книжки, письма. С кем-то она должна была быть хотя бы в приятельских отношениях, не верю я, что она вообще из дому не выходила, даже в парикмахерскую.

— Слушай, а подружки матери тебя не интересуют? Я, когда расследовал захват Дома мод, завел там полезные знакомства и могу поспрашивать, хотя бы что за человек твоя Редничук, поскольку про ее человеческие качества мне не рассказывали, только про ее внешний вид и славное модельное прошлое.

— Поспрашивай. Мне она психологически интересна. Мать погибшего, первый раз общается с новым следователем и ничего не спросила о том, когда будут задержаны виновные, почему прокуратура бездействует, на худой конец, не поинтересовалась, почему дело к нам передано. Так что поспрашивай. Только осторожно и неофициально, хорошо? И желательно у тех людей, которые сразу после беседы с тобой не побегут к Нателле тебя сдавать.

— Не учите меня жить, лучше помогите материально. Зарплату не дают?

— Размечтался…

Только Лешка ушел к себе, в мой кабинет просочилась возбужденная Кочетова с лифчиком в руках.

— Машка, а чего ты лифчик не взяла?

— Мне вообще этот коробейник надоел. Пусть только попробует еще что-нибудь принести!

— А что? Тебе что, лифчик или купальник помешает на халяву? Брось ты.

Лучше посмотри, как на мне лифчик, я не могу решить, брать его себе или толкнуть девчонкам из суда. Так-то лифчик хороший, «Триумф», но мне кажется, что у меня на спине под лямкой складка.

Мы заперли дверь изнутри, и Лариска, быстро скинув одежду, надела лифчик.

— По-моему, все хорошо, — сказала я.

— А по-моему, складка, и мне неудобно.

Лариска извернулась, как кобра на гнезде, чтобы увидеть в зеркало свою спину.

— У тебя складка, потому что ты изгибаешься перед зеркалом, а так все нормально, — убеждала я ее. Мы обе разгорячились.

— Нет, от тебя толку не будет, — нервно заявила Лариска. — Ты все равно правду не скажешь. Надо позвать еще кого-нибудь, кто толк понимает. — И она в возбуждении стукнула кулаком в стену, за которой сидел Горчаков. — Вот Горчакова позовем. — И она бухнула кулаком в стенку еще раз.

Лешка тут же среагировал, подумав, что его зовут пить чай, и задергался в мою дверь. Услышав нашу возню, он приник к двери и стал ласково спрашивать:

— Девчонки, вы чего? Звали?

Тут Лариска опомнилась.

— Ой! — сказала она и стала лихорадочно одеваться. Приведя одежду в порядок, она повернула ключ в замке и впустила Лешку. — Леш, ты извини, у меня в башке заклинило, я хотела, чтобы ты лифчик на мне посмотрел.

— Девки! Вы совсем охренели! А над горшком вас подержать не надо?

…Сашка сегодня освобождался после утренней смены, в полтретьего, и я спихнула ему ребенка, намекнув, что есть возможность неформально пообщаться.

Мой мальчик весь день пребывал в эйфории от неожиданно свалившегося на голову счастья в виде заминированной школы. Взрывное устройство, конечно, оказалось туфтой, кто-то из детей таким образом избег контрольной, но впечатлений было море.

Придя домой и предупредив ребенка, что уроки делать все равно придется, я набрала номер домашнего телефона Гошкиной классной руководительницы; вежливый мужской голос мне ответил, что Татьяны Геннадьевны нет дома.

— Школу минировать пошла… — прокомментировал Александр.

Ребенок, сидевший тут же в ожидании домашних заданий, с готовностью захохотал.

— Гошенька, отнеси, пожалуйста, мою записную книжку в прихожую, положи мне в сумку, а то я ее завтра забуду, — попросила я и, как только ребенок скрылся из виду, зашипела на Сашку:

— Ты с ума сошел? Зачем ты подрываешь авторитет учителей?!

— А что я такого сказал? — удивился Сашка. — Я же тоже хочу поучаствовать в процессе воспитания!

— Ты уже поучаствовал! «Лукоморью» учил? То, что Пушкин написал, у ребенка из памяти изгладилось начисто, зато он всем рассказывает, как «на неведомых дорожках Невзоров бегал в босоножках»!

— А что? Это еще в мое время рассказывали! Преемственность поколений…

— В твое время рассказывали: «слоны катаются на кошках»! А кто научил ребенка песенке Винни-Пуха? «Куда идем мы с Пятачком — конечно, в гастроном…»

— 3а чем идем мы в гастроном?

Конечно, за вином!

А где мы будем пить вино?

Конечно, за углом!

А чем закусим мы потом?

Конечно, Пятачком… — без запинки рассказал появившийся из-за двери ребенок, демонстрируя незаурядную память. — Ну что, мам, не дозвонилась? Не переживай, без уроков обойдусь.

— Спасибо, утешил, — пробормотала я.

Процесс воспитания оказался под угрозой.

Ребенок опять уткнулся в энциклопедию про динозавров, а я все прокручивала в голове визит матери Чванова. Ну и что, что не спросила, когда будет раскрыто преступление. То, что она умная и незаурядная женщина, у нее на лице написано.

Да еще и хладнокровная, и не сентиментальная. Ну так и зачем умный человек будет задавать вопросы, на которые все равно нет ответа?

Среда началась с телефонного звонка Кораблева.

— Мария Сергеевна, сегодня среда, когда вы получите оружие?

— Ты меня замучил уже! Сегодня комиссия, будут принимать зачет. Если к трем приедешь, а меня нет, возьми у Горчакова ключ от кабинета и завари чай, а я к тому времени уже должна быть, договорились?

В десять минут четвертого я вернулась из городской прокуратуры. Кораблев уже хлопотал над чаем.

— Ну что, порядок? — спросил он, насыпая заварку в чайник.

Я сняла куртку и ответила:

— Нет. Не сдала я зачет.

— Здрасьте! Ну, Мария Сергеевна! Учил я вас, учил, и без толку! И на чем вас завалили?

— Да ну, на ерунде. — Я подошла к столу и заглянула в заварной чайник, чтобы проверить, сколько Леня насыпал заварки. — Попросили разобрать пистолет, а потом собрать. А у меня руки вспотели от волнения, и мне затворную раму на пружину не натянуть. Они мне говорят: как же вы, Швецова, будете разбирать и собирать пистолет в боевой обстановке? Я им отвечаю: клянусь, что мне и в голову не придет разбирать и собирать пистолет в боевой обстановке, я его просто брошу, если патрон перекосит! Ну, вот меня и отправили еще позаниматься «Наставлением по стрелковому делу».

— Ма-а-рия Сергеевна! — протянул Кораблев с чайником в руках. — Вы меня позорите. Пистолет не собрать, это же надо! Смотрите, насколько это элементарно!

Он поставил чайник на стол, достал из кобуры свой табельный «Макаров» и, слава Богу, предварительно вытащил из него магазин, и выщелкнул патрон из патронника.

Сняв затворную раму, он стал показательно надевать ее на станину и, видимо, слишком сильно нажал. Рама выскользнула у него из руки и, описав в воздухе полукруг, пролетела в сантиметре от моего носа, а потом грохнулась вниз и вдребезги разбила фаянсовый чайник. Я несколько секунд остолбенело наблюдала, как заварка растекается под уголовные дела, потом опомнилась и стала лихорадочно сгребать их со стола в охапку. Кораблев же без всякой суеты собрал пистолет, вставил обратно магазин, передернул затвор и поставил оружие на предохранитель, после чего сказал:

— Какие же вы, женщины, неаккуратные: тут у вас и дела, тут вы и чай завариваете! Развели хлев в кабинете, негде пистолет разобрать.

Он убрал оружие в кобуру и, с невозмутимым видом сев за стол, стал барабанить пальцами по столешнице, предоставив мне одной убирать следы разрушения.

Эти следы я убрала весьма вовремя: в кабинет в сопровождении шефа вошел старший прокурор-криминалист. Оглядев кабинет, он удовлетворенно кивнул — вещдоки у меня на полу и столе не валялись, и вообще стол был хотя еще и сырой, зато на вид чистый.

Кораблев под шумок быстренько смылся.

Шеф объяснил причину визита:

— Гурий Львович приехал по поручению прокурора города проверять хранение вещдоков и состояние следовательских сейфов. Мария Сергеевна, покажите, пожалуйста, сейф. Я надеюсь, ключ у вас при себе? Вот Гурий Львович рассказал какие кошмары: в соседнем районе у следователя в сейфе золотые цепочки лежат изъятые, деньги. Ничего, как положено, не сдано, бардак.