Опера про него с гордостью говорили: «Наш — самый молодой генерал в главке», сорок девять лет, хотя выглядел он намного моложе, а седой висок только шарма ему придавал; в общем, Господь Бог ему отмерил полной пригоршней.

Голицын широким шагом подошел к машине, открыл дверцу и помог мне выйти.

Это было совершенно не лишним, из «форда» с его низкой посадкой вылезать было не так просто, и когда я поставила на асфальт ногу, разрез моей юбки распахнулся, обнажив другую ногу почти до бедра; при этом бравый «поручик» окинул ее весьма одобрительным взглядом.

Поправив юбку, я поздоровалась с ним, и он ответил:

— Здравствуйте, Мария Сергеевна! Прошу!

Поразившись тому, что он помнит мое имя-отчество, я проследовала за ним к парадной; тут зазвонил мобильный телефон, который Голицын держал в руке, и он, коротко извинившись, отошел в сторону и стал вполголоса что-то говорить в трубку, а я поинтересовалась у оперативников из убойного, почему они торчат на улице, а не на месте происшествия. Они дружно хмыкнули, а начальник отдела Мигулько объяснил, что в парадной не протолкнуться от генералов…

— Вы мне хоть расскажите толком, что стряслось, — попросила я.

В перерывах между затяжками Костя Мигулько поведал, что депутат Государственной Думы Бисягин, занимавший в этой парадной две квартиры, то есть целый этаж, в два часа дня почувствовал себя плохо, сказал референту, что поедет домой отлежаться, и в сопровождении охранника, а по совместительству — водителя, уехал из офиса. Из машины позвонил по мобильному телефону в квартиру, попросил домработницу приготовить ему крепкого чаю, предупредил, что подъезжает и через пять минут будет дома. Обычно водитель-охранник сопровождал его до дверей квартиры; и этот день, судя по всему, исключением не был. Взрыв произошел, когда Бисягин с охранником вошли в лифт; двери, наверное, еще не успели закрыться, поскольку несчастных разметало по всей площадке первого этажа. Кое-где в доме вылетели стекла; обалдевшие жильцы, из тех, кто днем был дома, высыпали на лестницу и увидели раскуроченный лифт, опаленные стены, а возле лифта — человеческие останки в лужах крови. Вызвали «скорую помощь»; но доктора, через проем входной двери увидев отдельно лежащие руки, ноги и головы, даже входить в парадную не стали, в машине заполнили карту выезда — «смерть до прибытия», и поехали по своим делам дальше.

Подошедшие как раз в этот момент работники милиции осмелились приблизиться к тому, что осталось от тел, и в кармане куска куртки, надетого на кусок туловища, обнаружили бумажник с документами — водительские права, удостоверение помощника депутата Бисягина; жильцы любезно показали квартиру депутата.

Домработница долго открывать не хотела — готовила чай хозяину, ведь с минуты на минуту должен был появиться, и даже то, что дом тряхнуло как от извержения вулкана, ее от этого занятия не отвлекло. Наконец ее удалось выманить на лестницу, и по ботинкам, портфелю и остаткам пальто она опознала хозяина, а заодно предоставила уголовному розыску ценную информацию о том, что Юрий Петрович Бисягин занемог внезапно и принял решение уехать домой всего за полчаса до смерти.

Работники милиции, у которых ноги подкосились уже при виде удостоверения помощника депутата, окончательно затосковали после опознания самого депутата Госдумы. Все прекрасно понимали, что это значит: ничего хорошего.

Мигулько мне напомнил, как неделей раньше воскресные новости по телевизору начались сообщением о гибели депутата Законодательного собрания под автоматным огнем в подъезде собственного дома, на улице, пролегавшей через наш район и два соседних. В момент, когда диктор закрыл рот, перед телевизорами одновременно напряглись три начальника отделов по раскрытию умышленных убийств; когда на экране показался номер дома, напряжение отпустило двоих, в том числе и Костю, а третий, из соседнего района, захотел повеситься. Так Костику Мигулько весь день звонили знакомые и говорили: «Старик, грешно, конечно, это, но я тебя от души поздравляю!»

— А эксперты-то приехали? — безнадежно спросила я.

— Да сразу, вместе с генералами.

— А где? — покрутила я головой, прекрасно зная, что, пока не приехал следователь прокуратуры, эксперт-медик на место происшествия не ступит.

— Да вон, все в ПКЛ[1] сидят, во дворе. — Мигулько кивнул на подворотню. — Без тебя не начинали. Криминалист, правда, сразу посмотрел лифт.

— Радиоуправляемое?

— Похоже, что да.

— А где был тот, кто кнопочку нажимал?

— Да кто ж его знает? Пока не смотрели.

— Костя, а из городской кто приехал?

— Прокурор города, начальник следственного управления, начальник отдела по расследованию особо важных дел и еще какой-то мужик, я его не знаю, — добросовестно перечислил Костя.

— А важняка не привезли?

— Нет, начальники тут битый час решали, кто осматривать будет, прокуратура или ФСБ; когда решили, что прокуратура, стали базарить, городская или районная…

— Ну?!

— Ну, и решили, что ты осмотришь.

— Спасибо им за доверие… — пробормотала я. — Ну, и где все?

— Главные прокуроры пошли туда… — Костик показал на парадную.

— Что, лично осматривать? — удивилась я.

— Ну прямо! Соболезновать. Тот, которого я не знаю, в ПКЛ сидит.

— А вы чего ждете? Работать пора.

— Ждем указаний.

— Надо в офис ехать, там обыск сделать, пока не поздно, референтов допросить, информацию снять с телефона и компьютеров, — ну, в общем, чего я вас учу, сами знаете.

— Да знаем, все уже в низком старте, давай бумажки на обыск.

— Сейчас устроюсь где-нибудь и напишу. Костя, получается, что о том, что Бисягин домой поехал в такое неурочное время, знали как минимум трое: референт, водитель и домработница?

— Причем водитель вместе с шефом сыграл в ящик.

— Но это не исключает того, что он с кем-то поделился своими знаниями. Вы там выясните, была ли у него трубка или хотя бы телефонная карта, будем запрашивать информацию. А может, он из офиса звонил перед выездом…

— Эх, десять лет назад все бы в камере по трое суток попарились: и референт, и домработница… — ностальгически вздохнул Костик.

— Вот этого не надо.

По бомжацким вариантам, действительно, все окрестные гопники через камеру проходили, — они только радовались, хоть горячей пищи три дня поедят, зато кто-нибудь из них в конце концов говорил то, что нужно. А с приличными людьми по-другому работали. Попробовал бы ты посадить в камеру депутатского референта!

— Десять лет назад убийство депутата и в страшном сне не привиделось бы…

А если бы и привиделось, прокуратуру с милицией к нему бы и на пушечный выстрел не подпустили, «Кей-джи-би» все бы подмяло.

— И слава Богу. Ладно, пойду за экспертами. Медик-то, понятно, меня ждал, а вот криминалист мог бы и поработать, хотя бы видео и фото сделать.

— Как же он сделает? Там в кадре будут одни генеральские спины. Иди уж ты, генералитет разгони, чтобы мы могли хотя бы по квартирам пройтись.

Подошел генерал Голицын, который наверняка слышал последние слова, но не подал виду.

— Сейчас, ребята, шишки начнут разъезжаться, под ногами путаться перестанут, и тогда по коням, — сказал он операм. — Следователя ввели в курс дела?

Мигулько подтвердил, что ввели.

— Сергей Сергеевич, а с транспортом не поможете? Нам бы до офиса бисягинского доехать, может, там компьютеры изъять придется, и еще в парочку адресов, — ловко воспользовался он ситуацией.

— О чем речь, ребята. Двух «фордов» вам хватит? Мария Сергеевна, а вы тоже можете приступать.

— Сергей Сергеевич, — я отвела его в сторону. — Если взрывное устройство радиоуправляемое, где нажимали на кнопочку? Нажали-то ни раньше ни позже — аккурат когда они в лифт вошли, значит, наблюдали. На улице стоять рискованно, в парадной тем более, смотрите, как все внутри пострадало. Где был наблюдательный пункт?

— Хотите с него начать? Сейчас покажу вам, — невозмутимо ответил Голицын.

— Видите трехэтажное здание наискосок? Во-он там чердачное окно, заметили? Из него хорошо видна эта парадная, а если воспользоваться оптикой, то сквозь стекла входной двери площадка первого этажа и двери лифта — как на ладони.

Я с уважением посмотрела на генерала.

— Надеюсь, там пост выставили? Хоть там стадо слонов еще не пронеслось?

Голицын наклонился к моему уху:

— Пост не выставили. О том, что наблюдать можно оттуда, еще никто не знает.

— А вы откуда?..

Так же на ухо мне Голицын сказал:

— Я же в этом районе розыскником начинал. Еще зеленым опером все чердаки и крыши излазил. Кроме того чердачка, негде было наблюдателю сидеть.

— Сергей Сергеевич, сейчас мы с медиком определимся, и с криминалистом, а пока они кишки собирают, мы с вами прогуляемся на тот чердачок, хорошо?

Он кивнул, а я отправилась во двор, где от громового хохота членов следственно-оперативной группы раскачивалась ПКЛ.

«Рафик» кримлаборатории занимал единственное свободное от иномарок место, напротив перегруженных мусорных баков, и озоном там не пахло. Я подумала, что, сколько бы денег ни было у современных нуворишей — а дом так и дышал достатком, — чистый воздух они в этой стране купить пока еще не в силах…

Вокруг бачков чисто символически махала метлой пожилая дворничиха в грязно-белом фартуке поверх ватника и с откровенным интересом наблюдала за происходящим. Я машинально отметила, что ее обязательно надо будет допросить, — уж если кто-то посторонний возле дома или в доме сшивался, она точно должна была его срисовать, — и распахнула дверь «рафика».

— …Я спрашиваю: «Больной-то ходит?» Они мне отвечают: «Ходит, но только под себя», — донесся из чрева кримлаборатории жизнерадостный голос эксперта Задова, это он, как всегда на происшествиях, к большому удовольствию окружающих вспоминает свою работу на «скорой».