ЧЕЛОВЕК НА ПРОМЕНАДЕ

А-а-а, да, да, я хорошо его помню, только вот я не знал, как его зовут. Ни про кого из мальчишек с пляжа не знаю, как зовут. И они не знают, как зовут меня. Лет четырнадцати-пятнадцати, говорите, в маленькой красной шапочке. И всегда играл вон у того ручья. Любил слоняться под арками, говорите, проказил на рельсах, орал на бедное море. Шлялся по дюнам, смотрел, как танкеры, и баржи, и лодки выходят из доков. Хотел убежать в море, он говорил. Уж я-то знаю. В субботу под вечер, бывало, подходил к самому морю, когда оно далеко отступало, и слушал туманные горны, хотя не было видно судов. А воскресными вечерами толокся со своими дружками на променаде и приставал к девушкам.

Хихиканье

ДЕВУШКА

А мамочка-то твоя знает, где ты? А ну, уходи. Вот навязался.

Другая девушка хихикает

ДЕВУШКА

Ты ничего не говори, Хетти, ты же только его поощряешь. Нет уж, это вам спасибо большое, мистер Нахал, за ваш дикий выговор и папашину шляпу! Ни в какие дюны никакой прогулки не будет. Что ты сказал? Ой, ты только послушай его, Хет, какие слова! Нет, никакими я лунными тропами ни с кем не побреду, ясно, и я не совращаю малолетних. Видела я, как ты в школу шел по Террас-роуд, - ранец, красная шапчонка, все что положено. А ты видел меня в... ну знаете! Хетти, надень очки! Хетти Харрис, да ты сама хороша. Ах, шел бы ты уроки учить! Нахал! Хетти, зачем же ты ему позволяешь! У-у-ух! Вот наглость! Ну ладно, только до конца променада, если хочешь. Но не дальше, учти...

ЧЕЛОВЕК НА ПРОМЕНАДЕ

Да-да, я хорошо его помню. Я узнал бы его из тысячи...

РАССКАЗЧИК

И сейчас еще на выбеленном берегу дальние звонкие крики мальчишек, неразличимо вобравшие голос того мальчика, которого я искал, скользили по зеркалу вод и, отразившись, бомбардировали снежками друг друга и небо. А потом я пошел дальше, от моря прочь, по Бринмилл-террас и Гланбридан авеню, мимо того места, где держал когда-то бакалею Берт Трик и у себя на кухне, над вареньем и бланманже, грозил погибелью правящему классу. А там уж я свернул к домам и лавкам Нагорья. Отсюда откуда-то начал свой путь тот, кого я выискивал в прошлом.

В глубине звуки старого пианино перед сеансом кино

ПЕРВЫЙ ГОЛОС

Здесь была когда-то паршивенькая киношка, там он восторженно гикал, поощряя индейцев - охотников за скальпами, вместе с Джеком Бассетом и отбивал ладоши, аплодируя конокрадам.

РАССКАЗЧИК

Джекки Бассет убит.

ТРЕТИЙ ГОЛОС

Здесь была лавка миссис Фергюсон, она продавала лучшие в мире пробки и грошовые кульки, набитые сюрпризами и конфетами, смахивающими на клей.

ПЕРВЫЙ ГОЛОС

На поле за Куимдонкином эти Марри гоняли его и всех кошек.

ВТОРОЙ ГОЛОС

Давно погасли костры, которые жгли разбойники Робин Гуда, запекая в золе картошку - пищу богов.

ТРЕТИЙ ГОЛОС

А вон за тем холмом он, одинокий охотник, подстерегал волков (или кроликов) и краснокожих племени сиу (они же братья Митчеллы).

На фоне затихающего фильмового аккомпанемента слышны детские голоса, хором твердящие названия графств Уэльса.

ПЕРВЫЙ ГОЛОС

В Мирадорской школе он научился читать и писать. Кто хуже всех плел салфетки? Кто, аккуратно и неизменно, каждый божий день лил воду в галоши Джойс? Вечерами, когда дети вели себя хорошо, им вслух читали про Макса и Морица, когда же они вели себя плохо, они одиноко сидели в пустынном классе, слушая дальние, унылые, страшные звуки поздних уроков музыки.

Детские голоса умолкают. Урок музыки продолжается в глубине

РАССКАЗЧИК

И я пошел дальше, через белый Колок, в Куимдонкинский парк, и все сыпался снег, и, внезапно смягчившись, ветер принялся перебирать ребячьи тоскливые, помнящиеся ноты. Сумерки замыкали парк, как снег, только другой, темней. Скоро зазвенит колокольчик в знак того, что сейчас запрут ворота, хоть в парке и нет ни души. Только сторож белыми кругами обходит пруд, на котором нет сейчас лебедей. Я побрел с ним рядом, топча белый саван дорожек, мимо захороненных клумб и пушистых, угнетенных и оглушенных снегом, забывших про щебет деревьев, задавая ему свои вопросы. Он сказал:

СТОРОЖ

А-а, да-да, как сейчас его помню. Перелезет, бывало, через ограду бассейна и пугает бедных лебедушек. Носился, как козлик, по газонам, там, где ходить запрещается. Срезал с деревьев ветки. Вырезал на скамейках слова. Рвал декоративный мох, кромсал георгины. Дрался на эстраде. Или взберется на вяз и мечтает наверху, как сова. Жег костры в кустах. Мял траву. Да-да, я хорошо его помню. По-моему, он был очень счастливый. Я узнал бы его из тысячи.

РАССКАЗЧИК

Мы дошли до последних ворот. Сумерки наступали на нас, на город. Я спросил: И что же теперь с ним сталось?

СТОРОЖ

Он умер.

РАССКАЗЧИК

Сторож сказал:

Звенит колокольчик

СТОРОЖ

Умер... Умер... Умер... Умер... Умер... Умер.

Преследователи

Было шесть часов, зимний вечер. Мелкий, тощий дождик тусклой моросью одевал фонари. Длинно, желто мерцали тротуары. Пища галошами, в плачущих котелках и шляпах молодые люди вываливались из офисов на колкий ветер, домой.

Всего, мистер Мейси.

Тебе не со мной, Чарли?

У-уф! Свинская погодка!

Спокойной ночи, мистер Суон, - и большие черные круглые птицы-зонтики уносили солидных господ вверх, на одетые фонарным светом холмы, под защиту каминов, в тепло и укромность, к шлепанцам, женам, именуемым Мамочками, к старым, нежным, блохастым псам и к журчанию радио.

Офисные девицы, под ручку, вея запахом пудры, духов, и мокрых волос, и шляпок, догоняли шелестящий трамвай и взвизгивали, забрызгав чулки или поскользнувшись на керосинно-радужных лужах.

Две продавщицы в витрине раздевали манекены.

Ты куда сегодня?

Не знаю. Как Артур. Ну вот, порядок...

Осторожно, Эдна, трусики ей не порви...

И еще в одной витрине спустились ставни.

Мальчишка-газетчик стоял у двери и сообщал новости - никому, совсем тихо:

Землетрясение. Землетрясение в Японии.

На его лохмотья стекала с застрехи вода. Он работал в своем собственном дождевом бассейне.

Тощую, длинную девушку вымыло из ювелирного, сморкаясь в платок, она медленно закрывала стальные ставни длинным крюком. И будто вся с головы до пят плакала в сером дожде.