А незадолго перед тем в каюте капитана состоялся такой разговор:

- Папа, когда мы теперь увидимся снова? - Слезы одна за другой скатывались с ресниц, Марта смахивала их указательным пальчиком, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разреветься.

- Не раньше, доченька, чем кончится эта проклятая война...

- Ты, папочка, береги себя, ладно?

- Обещаю. Мне очень хочется увидеть вас с мамой. Ты с нею ветретишься раньше - поцелуй ее и за меня. Крепко-крепко! А тебе, Андрюша, я завещаю беречь их и помогать, если я задержусь с возвращением.

- На меня можете положиться! - твердо пообещал Андрей.

Э п и л о г

В тот памятный вечер я дольше обычного задержался в редакции, порядком проголодался и потому спешил в столовую, пока та не закрылась. Шел сквериком по аллее, окаймленной живым, аккуратно подстриженным заборчиком, за которым с обеих сторон пестрело многоцветье роз. Половина бутонов уже распустилась и, видимо, благоухала. Но их аромат забивал надоевший до чертиков сернистый чад от постоянно смердящего террикона, возвышающегося над Горском городишком на Луганщине, куда после демобилизации в 1954-м году занесла меня судьба.

Уже на подходе обратил внимание на довольно некрасивое зрелище: на деревянном столовском крыльце в четыре ступени, облокотясь левой рукой на перила, стоял некий тип и, извиняюсь, мочился в палисад прямо на цветы... Рядом, задрав патлатую голову, тянул из горлышка "протвотанковой" другой, наверняка его дружок.

Немногим раньше меня на крыльцо поднялся среднего роста парень Остановился, сдернул с мочившегося кепку-восьмиклинку, подержал ее под струей и нахлобучил обратно. Затем оторвал бутылку от уст присосавшегося, слил остаток "чернил" на его галстук с пальмой и обезьянами. После чего, как ни в чем не бывало, скрылся за дверью.

Я, понятно, был заинтригован: поступок, какой встретишь нечасто! Решил обязательно с этим парнем познакомиться. Может, даже организовать матерьяльчик для газеты, если будет согласие; придумал и заголовок: "Не прошел мимо".

Миновав посрамленных, тупо осмысливавших происшедшее, вошел следом. Наплыв посетителей давно прошел, за столиками сидело где один, где два человека - холостая шахтерская молодежь из общежитий. Парень стоял в очереди за талончиками четвертым. В зале витал кислый запах казенного рассольника, слышался звяк ложек об алюминиевые тарелки. Одна из официанток собирала со столиков посуду, вторая - на цветастом подносе разносила блюда (о самообслуживании в те времена еще понятия не имели).

Заметив меня, эта вторая улыбнулась и показала глазами на один из свободных столиков (недели две назад мы познакомились на танцах и с тех пор "дружили"). Я охотно воспользовался поблажкой, а когда она через минуту подошла, честно признался:

- Голоден, Танечка, аки волк. Рассольника не надо, а вторых тащи два. Или, пожалуй, три - я сегодня не обедавши. Ну, и что там у вас на третье.

Неохотно взяв плату, она ушла к раздаточной, а я присмотрелся к парню. На вид - лет двадцати пяти. Плечист, борцовская шея. Смоляные, слегка вьющиеся волосы. И что-то уж очень знакомое в чертах лица... Где, когда мог я его видеть?

Таня принесла заказанное, когда он только еще рассчитался за талончики; сел неподалеку.

- Глянь вон на того парня, - сказал я тихо. - Правда, красив?

- М-м... В нем что-то есть, - согласилась она и хотела уходить, так как один из нетерпеливых проголодавшихся поторапливал

- Обслужи, пожалуйста, и его вне очереди, - попросил. - Почему объясню позже

- Для тебя - хоть рубашку с себя! - пословицей пообещала моя близкая знакомая. Забрав талончики у него и у нетерпеливого, ушла.

Объект моего наблюдения, откинувшись на фанерно-трубчатую спинку общепитовского стула, меланхолично обвел взглядом зал, несколько дольше задержался на мне, но видимого интереса не проявил.

Заканчивая ужинать, я заметил, что им интересуются еще трое, только что вошедшие. Один из них - с подмоченным галстуком в обезьянах - достаточно громко процедил: "Он... Я его, падлу, засек железно!" Дело, кажись, пахнет керосином, подумал я; надо предостеречь! Подсел и, кивнув в их сторону, сказал озабоченно:

- Глянь вон на тех троих... Караулят, будь осторожен. Может, организовать ребят в помощь? Я живу рядом, в общежитии.

Он посмотрел на меня (мне показалось - с удивлением), мельком глянул на троицу, усмехнулся:

- Не стоит беспокойства.

- Но, может, и снаружи столько же...

- Возможно, - согласился довольно спокойно. - Но вдвоем управимся. Не спешишь?

- Да нет, но...

Тут подошла Таня с подносом, и я поднялся, чтобы сказать, что "жду ее на нашей скамейке" (она должна была вскоре смениться), и вышел проверить свои опасения. "Если их там целая шайка, - подумал, - то для двоих многовато. Все-таки сбегаю за ребятами?"

Смеркалось, на столбах зажглись фонари. Сел на ближайшую скамейку выяснить обстановку. Как я и предполагал, у крыльца отиралось еще трое. Среди них узнал и второго, который был уже без восьмиклинки. За подмогой бежать не стал из опасения опоздать.

Парень показался через четверть часа, следом - караулившие. Присоединились, и вся компания двинулась вслед. Все - крепыши, лет по двадцати с небольшим, навеселе.

- Эй, чувак, прикурить не найдется? - окликнул детина в брюках дудочкой, отчего смахивал на циркуль.

- Вы меня? - остановился "чувак"; я тоже поднялся, готовый вступиться, хотя, признаться, немного трусил: как-никак вдвоем против шестерых...

- Тебя, тебя! - И шайка стала его окружать.

А дальше случилось нечто невероятное. Будучи в каких-то трех саженях, я, тем не менее, не успел разглядеть все как следует. Увидел лишь, что едва ли не одновременно двое ближайших к нему растянулись на тротуаре. Еще один шмякнулся чуть поодаль. Остальные кинулись кто куда. Парень снял кастет с руки длинного, похлопал его по щекам; когда он что-то промычал, повернулся ко второму.

- Приведи в чувство вон того, - показал на лежащего в стороне. Это был патлатый. Я проделал ту же процедуру, нокаутированный, осоловело поводя глазами и матерясь, стал подниматься.

- Он еще и сквернословит, ек-карный бабай! Придержи, я добавлю, шагнул к нам... мой давний знакомый!..

Глядя, как после такой угрозы патлатый задал стрекача, сиганул через невысокий штакетник скверика, растянулся и снова вскочил панически, я едва сдерживал смех. Стали расходиться собравшиеся было несколько зевак, и мы уселись на скамью.

- Надо ж, где довелось встретиться! - пожимая руку, сказал я взволнованно. - Если б не твой любимый "бабай", то и не узнал бы.

- А я узнал тебя сразу, едва ты подсел к моему столику, - сообщил Андрей Гончаров. - Ты - тот бывший шкет - в сорок втором тебе было, кажись, лет десять - что постоянно ошивался около нас. Тезка моего соседа-стихотворца?

- Он самый.

- Тоже у Данька пашешь? (такая была фамилия у тогдашнего директора шахты No 1- 2 "Горская").

- Не совсем у него и не сказал бы, что "пашу": работаю литсотрудником в газете "За передовую шахту". Но перед этим почти год "отпахал" и в забое, пояснил я.

- Не понравилось и решил перейти на легкий труд?

- Скорее, перевелся, газета-то ведомственная. Причем, с сохранением среднего заработка, - подчеркнул я немаловажный факт.

- Ну да? - усомнился собеседник. - За какие такие заслуги?

- Редактор похлопотал. Он выбил штатную единицу, а я к тому времени, говоря газетным языком, зарекомендовал себя активным рабкором. Его устраивал мой стиль и умение интересно подать материал.

- Заметок за твоей подписью нам с Мартой не попадалось. Ты ведь Тютерев, кажется.

- Я за славой не гонюсь - подписываюсь псевдонимом. "Рассказы бывалого шахтера Всезамечаева Егора" попадались?

Так это твоя рубрика? - удивился почему-то Андрей. - Очень злободневно пишешь, молодец!

Но я не только критикую разгильдяйство. Рассказываю и о передовиках.