– Но только до озера Ван, – проговорил я.

– Согласен! – ответил он, и мы пожали друг другу руки, скрепляя сделку.

Они продвигались не столь быстро, как мог бы я двигаться в одиночестве, но все же торопились. Шайку Гаркана преследовали воины царя, и разбойники скакали, словно за ними гнались бесы. Я же мчался, как будто меня призывала богиня.

22

Гаркан поведал мне, что, когда новый царь восходил на трон, в стране всегда начиналась смута. Дарий III сделался властелином чуть более года назад. И прежде всего своей царственной дланью отправил на тот свет великого визиря, отравившего его предшественника и теперь отводившего царю роль пешки. Дарий не пожелал, чтобы им управляли. И все же многие племена огромного Персидского царства немедленно восстали, стараясь вырваться из-под власти царя, прежде чем он наберется сил, а народ, правительственные чиновники и войско в полной мере подчинятся своему владыке.

– Мы родом из Гордиума, – поведал мне Гаркан по дороге на север.

День выдался пасмурный, с увенчанных снегом вершин веяло ледяным холодом.

– Повелитель Гордиума владеет ключом ко всей Малой Азии, – продолжил он. – Наш князь восстал против Дария, решив, что при удаче может сам стать Царем Царей.

– Он ошибся? – предположил я.

– Да. Это стоило ему жизни, – мрачно ответил Гаркан.

Великий царь собрал войска из дальних областей, воинов из Бактрии, диких горцев из Согдианы, парфянских конников и даже греческих гоплитов-наемников.

– Их было в десять раз больше, – сказал Гаркан. Потом он провел пальцем по шраму на щеке. – Вот там я и заработал этот шрам. Нам еще повезло, что, бежав, мы сохранили свои жизни.

– А что случилось с Гордиумом?

Он помедлил какое-то мгновение, словно бы перед его глазами замелькали болезненные воспоминания. Кони шагали, принюхиваясь к влажному ветру.

– Что обычно случается со взятым городом? Они сожгли дома, изнасиловали женщин, перебили половину жителей, а детей продали в рабство. Нашего князя, заковав в цепи, забрали в Сузы. Я слышал, что его казнили целую неделю.

– А как твоя собственная семья?

– Все погибли. Все. Быть может, дети спаслись, но тогда они в рабстве.

Незачем было расспрашивать, бередя рану, которую Гаркан прежде скрывал.

– У меня было двое детей: сын и дочь, ему – восемь, ей – шесть. Последний раз я видел их за день до падения города, с тех пор прошел уже целый год.

Я кивнул, и он продолжал:

– Потом, ночью, раненный, я пробрался в город. Жена моя мертвой лежала на пороге дома… Мать оказалась неподалеку. Эти мерзавцы изнасиловали их обеих, затем убили. Половина города пылала. Люди царя забирали все, что могли унести. Моих детей дома не оказалось.

Я вспомнил, как Филипп поступил с Афинами… с Перинфом и прочими городами, которые он брал в битве или дипломатической хитростью. А этот Демосфен и персы еще смели называть его варваром и зверем.

– Я убежал в горы и встретился там с теми, кто сумел сделать то же самое. Так собрался наш маленький отряд, все мы прежде были воинами.

– И все здесь из Гордиума?

– По большей части. Двое из Каппадокии. Один из Сарсиса, это в Лидии.

Теперь все они стали разбойниками, которые вынуждены спасаться от мести Царя Царей. Превратились во всеми гонимых хищников. И я был таким же, как они.

Чем дальше мы уходили на север, тем большее расстояние отделяло нас от царских воинов. Но чем дальше уводила нас дорога, тем меньше попадалось добычи. Наконец мы подъехали к озеру; домики поселян гнездились в долинах между горными хребтами, здесь были деревеньки и торговые города… и путники на дорогах.

На них мы и набросились. Чаще всего нам попадались купцы, которые везли различные товары: шелка, драгоценные камни, пряности и вино. Караван конечно же сопровождала охрана, но мы рубили воинов, не зная пощады, и забирали столько ценностей, сколько могли унести.

Сначала мне казалось, что я не смогу убивать людей, виновных лишь в обладании добром, которое желали получить разбойники. Но звон мечей пробуждал в моей крови жажду боя, и я бился, как бывало при Трое, Иерихоне и в тысяче других мест.

Жажду эту мой творец Золотой заложил в мои гены, в мой мозг. Убийство не радовало меня, но боевому восторгу я не мог противиться.

Когда все кончалось и угасал кровожадный порыв, я вновь становился самим собой и, испытывая к себе отвращение, смотрел на тела убитых.

– Зачем тебе красивые одежды и изысканные драгоценности? – спросил я однажды у Гаркана, уводившего вереницу нагруженных ослов от мертвецов, которых мы бросили возле дороги.

– Мы продадим их или выменяем на что-нибудь.

– Разве люди станут иметь дело с разбойниками? – удивился я.

Гаркан горько усмехнулся:

– Люди готовы кататься в коровьем навозе, если это принесет им доход.

Он говорил правду: мы продали все награбленное, даже мулов, уже в ближайшем селении. Гаркан послал вперед человека, чтобы предупредить жителей о нашем прибытии. И когда мы въехали на грязную площадь в центре ничтожного селения, селяне и торговцы вместе с женами сразу обступили наш обоз. Они выбирали из нашей добычи то, что им было по вкусу, предлагали вино, хлеб и фрукты за шелка, золотые чаши и пышное руно горных коз.

Впрочем, я заметил, что Гаркан не стал выкладывать драгоценности, взятые из шкатулок и сундуков мертвых купцов или снятые с их мертвых тел.

– У них нет монет, Орион. Камни мы продадим в городе купцу, у которого есть золотые и серебряные монеты.

– А зачем тебе золотые или серебряные монеты?

– Для моих детей, Орион. Если они еще живы, значит, следы их придется искать на невольничьих рынках Арбелы, Трапезунда или какой-нибудь другой гавани. Я хочу отыскать их и выкупить на свободу.

Я усомнился в том, что всей его жизни хватит, чтобы отыскать двоих детей на просторах огромного царства. Мы уже приближались к озеру Ван, и воды его блестели полоской серебра под заходившим солнцем далеко на горизонте. Все внимание Гаркана было приковано к каравану, следовавшему по изгибам дороги под гребнем, на котором мы остановились.

Караван производил впечатление: я насчитал тридцать семь ослов, груженных товаром; шестнадцать повозок, запряженных быками, громыхали следом. Сопровождали его больше двадцати воинов, вооруженных копьями и мечами, щиты их были заброшены за спины, бронзовые шлемы горели на солнце.

– Крезово богатство, – буркнул Гаркан, зная, что снизу нас не смогут увидеть благодаря невысоким деревьям и кустам, скрывавшим нас.

– И охрана под стать ему, – проговорил я.

Он мрачно кивнул:

– Ночью. Когда они уснут.

Я согласился – ничего лучшего все равно не удалось бы придумать; потом посмотрел в жесткие темные глаза разбойника и сказал:

– Это наш последний совместный набег, Гаркан. Завтра я отправляюсь к Арарату.

– Если только мы останемся завтра живы, паломник, – глядя мне прямо в глаза, ответил он.

Караванщики не были дураками. На ночь они расставили свои повозки квадратом и поместили на них стражу. Все прочие спали внутри квадрата, возле четырех больших костров. Лошади и ослы были согнаны в наскоро сооруженный загон возле ручья, извивавшегося вдоль дороги.

У Гаркана имелся военный опыт, о чем можно было судить по тому, как он планировал атаку и отдавал отрывистые, уверенные приказы. Нас было пятнадцать, их – почти пятьдесят. При таком численном превосходстве нам оставалось только рассчитывать на внезапность.

Среди людей Гаркана имелись два лучника-каппадокийца, которым предстояло сразить двух ближайших к нам стражей, пустив стрелы на свет костров.

– Они стреляют, и мы нападаем, – приказал предводитель разбойников.

Я кивнул. Пробираясь во тьме через рощицу к месту, где остались наши лошади, я подумал, что мне снова придется убивать ни в чем не виноватых людей, незнакомцев, которые погибнут лишь потому, что мы хотим отобрать их добро.