Изменить стиль страницы

Бармен разлепил уста и сказал “спиной”.

— Два дня тому компания послала его в долину Вечного Отдыха налаживать перевозку рудного полуфабриката. После того самого облома.

— Ты общительный дядька. — Я бросил на тарелку причитающиеся монеты.

— Именно туда мне и нужно подаваться. Не знаешь ли людей или почти-человеков, которые могли бы меня в это место проводить и были бы там своими? За озвученные твоим ртом знания — двести имперок.

Спина бармена оставалась безмолвной и безучастной.

— Да, пожалуй, за двести монет разве что протанцевать можно, а осмысленные звуки куда дороже стоят. Эй, четыреста имперок просятся из моего кармана наружу.

Бармен по-прежнему не отвлекался от своей работы.

— Понятно. Извини, старичок. Ну, плесни мне хотя бы на три пальца язвовки, только без гормонов и гемоглобина.

Я спрятался со стаканом в темный уголок, который показался наименее страшным, и, меняя увеличение объективов хайратника, наблюдал за местным сборищем, которое простодушный землянин назвал бы скопищем невообразимых уродов. А какой-нибудь средневековый деятель упал бы бесчувственной кучей, решив, что оказался на бесовском шабаше. И правильно. Чего стоят одни ВИДЮНЧИКИ — с выдвижными очами размером с тарелку — которые можно использовать вместо телескопов. Или РАСПАДНИКИ — у тех руки, да и некоторые другие члены тела могут, отделившись от остального организма, активно заниматься всяким непотребством. Отдельные руки некоторое время весьма преуспевали на душительском поприще. А сейчас, в основном, таскают выпивку и тырят мелочь из карманов. Отчленяемые же срамные органы, особенно летучие фаллосы (так называемые фаллолеты или вафельницы), немало отличились в статистике изнасилований. Были тут и СОПЛИВЦЫ-ПРОЗОРЛИВЦЫ или, как еще говорят, сопляки. Эти товарищи при помощи сморкания оставляют там и сям быстроразмножающиеся клеточные колонии, которые способны наблюдать за тем, что творится рядом, с помощью зрительных родопсиновых рецепторов. И в микроволновом диапазоне передавать подсмотренные картинки своему хозяину, отчего тот превращается в станцию раннего обнаружения.

Едва я поймал порхающий пузырь, полный дурман-сиропа и прилепился к своему стакану, как увидел фемку, направляющуюся в мой угол. Это не к добру. Похоже, сейчас скандал случится — может, я ее теплое местечко занял. Фемка однако замерла в шаге от меня. Непонятно было, чего она там задумала — врезать мне хочет или сперва потолковать. Само собой непонятно, куда бабомутант пялится — экраны хайратника скрывают половинку ее лица. Попробовать что ли разрядить обстановку?

— Здравствуй, девочка. Ты чего тут забыла? Хочешь, вместе поищем?

— Ты тот самый, которому нужен провожатый в долину Вечного Отдыха?

— Угадала милая. У тебя есть такой провожатый? Я полагаю, и ты, наверное, согласишься, что мое спасибо за проявленную тобой общительность, а также сотня имперок не повредят тебе.

(Жмотская тоска меня уже тронула, ведь двести еще должен бармену, это он навел.)

— Побереги свои денежки на лишний пузырь кислорода. Этот провожатый — я. Я была штурманом в наземных геологоразведках, когда работала в “Вязах” и три раза посетила интересующую тебя долину. Надо полагать, ты не валял дурака, когда трезвонил, что собираешься туда.

Вот так номер. Это я-то трезвонил? Впрочем, если доверюсь ей, тогда точно сваляю дурака. Ведь фемам никто не доверяет. Они всегда работают группами, в основном на “Вязы”, изредка на префектуру. Но и на себя, наверное, тоже. Среди старателей и прочих одиночек их не бывает. Люди считают, и, возможно, справедливо, что эти барышни — извращенки, что без коллективных оргий они тощают и дохнут. Есть мнение, что спят фемки целым взводом в одной кровати и с бока на бок переворачиваются по команде. Кроме того, невооруженным глазом видно, что они считают себя выше других. Они, действительно, выше нормальных баб. А во-вторых, всегда могут отлупить даже самых грубых мужиков. Как тут не зазнаться. Все их движения — четкие, умелые; чутье и моторика — будь здоров. Однако, я весьма сомневаюсь, что кто-нибудь из них слыхал про Баха с Бетховеном или Толстого с Достоевским. То есть, Бах с Толстым для них — мужицкая дребедень.

Меркурий один знает, какие у фемок генные модификации, какая, в конце концов, идеология, цель, светлый идеал (само собой, что он один на всех). Кто им коллективный дружок, кто коллективный вражина? Марсианцам обрисую их наружность — это рослые девахи с невыделяющимся бюстом и неброской мускулатурой. Физиономии носят нередко смазливые, но всегда совершенно каменные. Хотя наши мутанточки смахивают на тех дылд, что на Марсе демонстрируют наряды, тем не менее предпочитают робы и кованые башмачки. Родить ребеночка, по крайней мере естественным путем, эти сверхбабы не в состоянии, но интимные причандалы имеют. Были некогда меркурианские джентльмены, которые осмеливались трахать фемок, навалившись большой компанией. Были да сплыли. Любовь с фемками для отважных джентльменов кончались плачевно. Эти девушки отбили охоту проверять наличие у них пиписьки, потому что обязательно насильников уничтожали, устраивая целые облавы. Живут фемки кучно, на улице всякое общение с собой пресекают. Учтите, все господа мужики,— там, где ошивается одна из них, могут моментально возникнуть и другие подруженьки.

Вот такие странненькие девчонки. Эта фемка, что подвалила ко мне, была низковата для своих — с меня ростом, но голову ее украшал обычный для них ежик, а щечку — шрам. Головорезка, видать.

— Мы, нормальные люди, плохо осведомлены о ваших фемских повадках. Что тебя подкупило в моем предложении, милая моя?

— Меня зовут Шошана Ф903,— слегка скрипнув зубами, заявила фемка.

— Ладно, Шошана. Что, все-таки? У вас же своя игра, с посторонними вы не дружите.

— Никто с тобой дружить и не собирается. Если ты платишь за проводы, я тебя провожаю, причем такой дорогой, которой нынче можно добраться туда. Это тебе обойдется в три тысячи имперок.

Что эквивалентно тысяче бутылок “язвовки” — и представить страшно. Вместо такого количества прекрасной жидкости я заполучу одну большую “язву” по имени Шошана. Но я уже “влез под душ”, так что не “пустить воду” было бы постыдным делом.

— Если это не станет проводами в последний путь, тогда твое согласие, Шошана, можно считать доброй приметой. Правда, парочку мы будем представлять странную. Впрочем, размер твоего бюстгальтера позволяет тебе не выделяться на фоне мужчин, особенно пока ты в скафандре.

По-моему, она подавляла в себе обиду немалым усилием недюжинной воли. Получается, я нечаянно ее протестировал и выяснил, что есть обстоятельство, которое заставляет ее не реагировать на мои подначки. Она кем-то и чем-то психоподготовлена к общению со мной. Однако, не будем перегибать — иначе ее попустительство станет слишком нарочитым и фемы могут поменять всю тактику.

Между прочим, особенного выбора у меня нет. Допустим, Шошана — шпионка. Но кто гарантирует, что следующий провожатый не окажется вообще диверсантом? Кроме того, фемы, может статься, тайно дружат со мной. Ведь там, в торговом центре, одна из них, похоже, не только пособничала мне, но даже открыла второй фронт. Или, например, откуда взялись мои чудодейственные способности к перемещению в пневмопроводе, не сверхбабы ли занимались навигацией для меня? Кто, в конце концов, снял заглушку у клапана на приемном колодце? Не исключено даже, что во время драки между муташками, фемы как бы случайно оказались поблизости и уберегли меня от полного втаптывания в грязь.

Надо учесть и то, что вряд ли у девушки Ф903 есть задание перерезать мне глотку элегантным движением лазерной бритвы. Я слыхал (правда, забыл от кого), что фемы не злоупотребляют душегубством. Кстати, если Шошка будет усердно шпионить, то ясно прорисует мне, чем собственно интересуются фемы.

— Ладно, заметано. По рукам и ногам. Отправляемся в ближайшее время, если не возражаешь…

Я фразу не договорил, не условился еще, где и когда, как она уже резко крутанулась и пошла вон из кабака. Я попытался догнать ее, но поскользнулся на чьих-то зрячих соплях, едрить их налево, и залетел под стол, где здоровенный тараканомутант внаглую спер у меня ботинок.