- Тебя явно подводят глаза, дедуся. Никакой я не крез. Я такой же

нищий, как и ты, и единственное мое богатство - это мои чувства, которые, впрочем, для другого человека не имеют ценности. За богатство эмоций не получишь ни хлеба, ни соли, ни даже серой золы.

- Смотри-ка, столь юный, а говоришь умные вещи. Ты, небось,

поэт? Генри рассмеялся. - Нет, почтенный любомудр. Я шулер, словесный искуситель, совратитель

несчастных умов, последователь Эрота[45], но уж никак не поэт.

- Ты слишком самокритичен, и это доказывает твою скромность.

- Говорят, что именно со скромностью я не в ладу.

- Врут. просто тебя чернят. Поверь мне, я-то разбираюсь в людях. И

если Дуглас Хоуард так говорит, то это, несомненно, правда! Клянусь моим плащом! Макензи залился смехом.

- Тем, что на тебе, или же у тебя есть еще один новенький про запас?

- Как же тебе не стыдно? Смеешься над моим убожеством?

- Поверь мне, Дуглас, моя собственная бедность намного более комична. Я

такой же неимущий, как ты, так что не будем раздражать друг друга бессмысленным сравнением наших богатств. Лучше давай-ка съедим эту рыбу, пока она не протухла. Они добрались до места, где Макензи оставил свой улов. Он подобрал с земли корье, служившее ему тарелкой, и преподнес съестное новому знакомому. Тот принюхался и фыркнул:

- Сырая?! Я ем только хорошо прожаренную рыбу.

- Простите, ваше благородие, но сегодня на ужин имеется только это,

обиженно отреагировал Генри. Сел на камень и, не обращая внимания на старика, продолжил свою трапезу.

- Как ты можешь это есть? - с заметной брезгливостью спросил

Хоуард.

- Когда голоден, можешь съесть и не такое.

- Но почему бы тебе не поджарить ее? Ведь здесь есть на чем.

- Нельзя, - с полным ртом отозвался тот. - Увидят.

- А-а. боишься сотрудников экоохраны[46].

- Ага.

- Но ты можешь разжечь костер в пещере, тогда никто и не увидит его.

- Догадливый, нечего сказать, - буркнул Генри. - Но мне что-то не

хочется делать этого. Хоуард не стал допытываться о причинах, препятствующих юноше разжечь костер. Молчаливо уселся рядом с ним, поставил перед собой мешок и начал копаться в нем, что-то пытаясь найти. Достал, наконец, искомое алюминиевые кружки и флягу. Разлил в них неизвестный напиток и предложил его своему спасителю.

- Что это? - подозрительно спросил Макензи.

- Отличная болтушка. Инновация моего личного изготовления! - с

гордостью объявил старик. - Вмиг согреет все тело и душу. Бери-бери, не робей! - Генри колебался. - Только не говори, что ты трезвенник. Юноша взял кружку, взглянул на ее содержимое и увидел, как на поверхности подрагивающей жидкости отражается ночное светило. Уже больше недели он пил холодную речную воду и попробовать нечто более вкусное показалось ему очень соблазнительным.

- Сперва ты, - помня все же об осторожности, сказал он. Старик с усмешкой покачал головой. Испил содержимое своей кружки и в доказательство перевернул ее. Этот жест немного успокоил Генри. Он отведал хваленого напитка и тотчас выплюнул его на землю. - Уг-г, что за противная штуковина.

- Ничего-ничего, она только с непривычки кажется такой. Скоро

привыкнешь. Старик снова наполнил свою кружку и поднял ее, намереваясь произнести тост.

- За наше знакомство! А, кстати, я ведь даже не знаю имени своего

спасителя.

- Генри, - неохотно назвался тот.

- Будем друзьями, Генри.

- Да, хотя бы до рассвета. Макензи сделал еще один ощутимый глоток и на сей раз, как и говорил Хоуард, напиток показался ему не столь уж отвратительным. Один глоток питья принес юноше обещанную теплоту.

- Ну, Генри, я жду.

- Чего?

- Расскажи-ка мне о себе. Ведь я ничего о тебе не знаю, то бишь кроме

твоего имени, конечно.

- Мне не о чем рассказывать.

- То есть как это? Ну, поведай хотя бы, из чьих ты, как забрел

сюда и почему живешь отшельником?

- Я ничей - детдомовец. Привел меня сюда злой рок, и он же обрек на

одиночество.

- Эх-эх-эх, - с грустью вздохнул слушатель. Задумчиво почесал затылок

и снова взялся за флягу. - Трудно, видать, без родительской опеки?

- Как птице без крыльев.

- И ты совсем не помнишь их?

- Какая теперь разница, - не желая говорить на эту тему, отмахнулся

рассказчик. Генри отложил кружку и корье в сторону, подтянул колени к груди и оперся на них подбородком. В чистом вечернем небе висела полная луна, видневшаяся сквозь ветви деревьев. Свет ее заливал весь берег и серебрил одетые в зелень кусты. Тень горы сюда не доходила, и на скалистом берегу было ясно и светло.

- Не горюй, Генри, - задушевно проговорил Дуглас. - Твоя жизнь

только началась. У тебя еще все впереди. Тембр его голоса и интонация, с которой он произнес эти слова, заставили Макензи вздрогнуть. Он оглянулся и в лунном сиянии увидел седобородого ссутуленного старика, с высоким облысевшим лбом, прорезанным глубокими морщинами. На пепельном лице при лунном свете поблескивали, скошенные к носу от постоянного вранья, темно-серые непроницаемые глаза. Старик сидел неподвижно, в живописной позе, и Генри показалось, что перед ним находится не живое существо, а каменное изваяние. Внезапно юношу будто окатило ледяной волной, и он слабо вскрикнул от неприятного ощущения. Поморгал глазами, почувствовав, что они потеряли обычную колючесть, в голову повеяло теплым ветерком дремоты. Генри, уяснив, что с ним происходит, чуть слышно проговорил сквозь зубы: "мистификатор!" Сделал наивную попытку встать, но не удалось. Испачканные илистой грязью ступни словно срослись со скалой. На лице Дугласа Хоуарда застыла довольная, горделивая улыбка. Хищным взглядом он глядел на свою жертву. Макензи настолько взволновался, что у него застучали зубы, и по спине прошел озноб. По прошествии нескольких секунд у него начали чесаться глаза. Все тело его обмякло, и он непроизвольно распростерся на каменистой земле. Генри понял, что как беспомощный зверек попал в капкан охотника. Он заснул, и последнее, что еще услышал наяву, были голоса агентов МСБ, окруживших гору.

* * *

В полуосвещенной комнате тускло светил лабрадоровый свет. Люди в белых комбинезонах и масках суетились вокруг реабилитатора[47]. Огромный герметичный куб из триплексового стекла был заполнен этлоидом[48], жидкостью бледно-розового цвета. Внутрь этого куба посредством трубочек поступал кислород. Пациент, пребывавший в реабилитаторе, находился в бессознательном состоянии. Со времени его поступления в стационарный центр отдела социального контроля МСБ прошло три дня. За это время усилиями медиков было устранено физическое нарушение жизнедеятельности его организма. После пробуждения больного предстояло восстановить его психологическое состояние. Первый этап курса лечения был на исходе. По прогнозу врачей пациент должен был проснуться с минуты на минуту.

- Что вы думаете о патологии в головном мозге вашего пациента?

спросил у лечащего врача посетитель, облаченный в точно такой же комбинезон и маску.

- Не знаю, право же, что ответить вам, агент Баскони. Я видел

многочисленные отклонения различного рода, однако мне еще не приходилось сталкиваться на практике с таким случаем.

- Вы полагаете, что пациент неизлечим?

- А зачем его лечить? - пожал плечами доктор Стифорд. - По мне, так он

здоров.

- Но как же.

- Друг мой, он прекрасно живет и не подозревает о своем мутагенезе.

Это не приносит ему дискомфорта, тогда зачем же вмешательство хирургии? Вместо того, чтобы помочь, мы можем все только испортить. Да, признаюсь, у него были некоторые психические расстройства, но его недуг скорее связан с социальным положением в обществе и с отношением к нему окружающих людей, нежели надуманным заболеванием.

- А дуокардио[49]?

- Причиной этого также является мутагенез. И снова-таки, повторяю,