- Выходит, иногда стоит писать документальные книги? - смеясь, спрашивал польский писатель доктора Дегтярева.
Стоит, Игорь Николаевич, тысячу раз стоит! И спасибо тебе, дорогой друг, за этот труд... Книга Неверли "Парень из Сальских степей" в Польше стала хрестоматийной. Переиздавалась более десяти раз.
Неверли часто стал приезжать к нам по творческим делам - то на Мосфильм, то Александр Корнейчук пригласит в гости в Киев. Там у Игоря Николаевича на одном из кладбищ покоится мать. Приезжая в СССР, Неверли обязательно звонил нам с мужем и обязательно заезжал "подискутировать", как он называл наши многочасовые беседы. Часто раздавался звонок и из Варшавы.
- Пироги будут? - шутливо спрашивал Игорь Николаевич в ответ на приглашение посетить нас еще раз, а то мы забыли совсем русскую кухню.
- Будут, обязательно будут пироги с картошкой и луком! Будет и любимая вами селедочка под горчичным соусом...
Польский друг смеялся и обещал:
- Обязательно приеду, Анна Александровна. Даю честное слово старого корчековца. - Неверли никогда не забывал, что он ученик Корчека. Он и сам был чудесным педагогом, любил детей и они ценили этот редкий дар.
Однажды Игорь и его жена Зося приехали и привезли с собой малюсенькую собачку. Зося не расставалась с ней даже за столом. Кормила ее со своей тарелки. Откусит кусочек сама и тут же даст откусить собаке. Игорь Николаевич заметил, что мне это не нравится.
- Не обижайтесь, Анна Александровна, на Зосю и на нашу бесцеремонную собаку. Она ведь спасла ее от неминуемой смерти... и Неверли рассказал как это было: - Я работал поздно вечером в своем кабинете, а Зося на кухне переводила с русского на польский книги Коптяевой "Товарищ Анна", "Иван Иванович". Дверь была приоткрыта. И вот, чувствую, собаченка жалобно ворчит и тянет меня за штанину на кухню. Я ее легонько оттолкнул ногой, чтобы не мешала писать. Она убежала на кухню и тут же вернулась назад и опять скулит и тянет за штанину. Я опять досадливо отмахнулся от нее. И вот в третий раз она меня уже с лаем тянет из кабинета на кухню. Я встал, потянулся, поругался на собаку, чтобы Зося слышала и вышел в кухню. Зося лежала бездыханно на полу... Я бросился к ней, затем к телефону - вызывать "Скорую помощь". Стал делать Зосе искусственное дыхание, применил и нитроглицерин, и нашатырный спирт. Но она не дышала... К счастью, "Скорая" оказалась скорой, приехала быстро. Сделали Зосе укол, другой и она пришла в себя. Врачи сказали, что еще бы минут пять и... Вот Зося и не расстается со своей спасительницей.
Я молча положила на тарелку Зоси самый вкусный кусочек мяса для спасительницы...
А в западногерманском журнале "Дойче фальширмегер" ("Немецкий парашютист"), бывший офицер гитлеровской армии, писал: "Наша парашютно-десантная дивизия была переброшена из солнечной Италии в кромешный ад Восточного фронта. Под ударами авиации русских мы пережили в то день очень тягостное состояние. Мне не раз что-то нужно было на перевязочном пункте, и там я был свидетелем такого случая.
С передовой на санитарной повозке привезли русского летчика. Парень выглядел довольно-таки сильно искалеченным в своем обгоревшем, разорванном в лохмотья комбинезоне. Лицо было покрыто маслом и кровью.
Солдаты, которые его доставили, рассказывали, что летчик выбросился из горящего самолета и опустился около их позиций.
Когда в санитарной палатке сняли с него шлем и комбинезон, все были ошеломлены: летчик оказался девушкой! Еще больше поразило всех присутствующих поведение русской летчицы, которая не произнесла ни единого звука, когда во время обработки с нее снимали куски кожи... Как это возможно, чтобы в женщине была воспитана такая нечеловеческая выдержка?!"
Вот так, много лет спустя после войны, я узнала кое-что еще о трагическом дне в моей жизни - взгляд со стороны противника...
Януш Пшимоновский показал мне и отзывы немцев о наших "ильюшах". Вот что они писали:
"Впервые я попал под удары русских штурмовиков 15.8.44 г. вспоминает унтер-офицер 476-го батальона, 55-го полка, 17-й пехотной дивизии: - Штурмовке подвергся наш батальон, отступавший по лесной дороге. Нас застигли врасплох, потери были очень велики. Я насчитал более 25 трупов. Раненых было еще больше. Оставшиеся в живых лишились речи, они были оглушены... "Другой немец, командир взвода, вспоминает все пережитое мною ранее. После такой работы своей авиации русская пехота может продвигаться свободно. Небольшие зажигательные бомбы, применяемые штурмовиками, губительны по своему действию. Если они попадают в танк или бронемашину, последние горят как свечи. Я сам видел, как полыхали три танка, подожженные этими маленькими бомбами. Я не первый день на франте. Мне пришлось пережить не одну бомбежку. Большинство потерь приносит штурмовая авиация. Она устраивает сплошной ад... "
Через год Януш Пшимоновский прислал мне свою замечательную книгу "Битва под Студзянками" с трогательным автографом автора. "Студзянки" это "Магнушевский плацдарм", куда я водила в последний свой бой группу штурмовиков из 15 экипажей. Мы били тогда по танкам врага, которые хотели сбросить наш десант в Вислу. Это был тот плацдарм, где погибла на огненных высотах бесстрашная русская девушка Евдокия Назаркина...
Позже Януш Пшимоновский написал повесть, а по повести сценарий - "Четыре танкиста и собака. Фильм Я.Пшимоновского "Четыре танкиста и собака" в Польше стал многосерийным. Тринадцать фильмов. После выхода очередной серии - шквал писем и звонков - Ждем продолжения фильма.
Собаку в сериале "играл" один и тот же пес "Шарик". Это была очень умная овчарка. Дети писали ей письма... Когда у Шарика отнялись лапы и он ослеп ветеринары предложили усыпить пса. Хозяин Шарика воспротивился. Он кормил его, выносил на руках гулять. Шарик прожил свои шестнадцать собачьих лет и умер естественной смертью. Фильм этот у нас был очень популярен. Большую поисковую работу провели Пшимоновский и наш писатель О.А.Горчаков по Сещенскому подполью - о разведчице Ане Морозовой и польских патриотах. Овидий Александрович Горчаков тоже был разведчиком. Вместе с Пшимоновским он написал документальную повесть "Вызываю огонь на себя" и одноименный сценарий. По сценарию тоже получился фильм - "Вызываю огонь на себя". За него О.Горчаков и Я.Пшимоновский были удостоены премии Ленинского комсомола. Впервые иностранный гражданин получил такую премию. Много лет Януш Пшимоновский занимался поиском советских воинов, погибших на польской земле. Он восстановил более 5ОО тысяч имен! И вот вышла книга "Память". Советское правительство наградило поляка Пшимоновского орденом "Дружбы народов".
Игоря Николаевича Неверли уже нет с нами... Остались его книги...
Марта
В 1987 году перед Днем Победы меня пригласили на телевидение и сказали, что 9 мая будет телемост Москва-Варшава. Просили поучаствовать в передаче.
Вас будет трое. Ведущий - писатель Горчаков, поэт Николаев и вы. Если хотите, возьмите с собой внучат. С польской стороны будут четыре мужчины и одна женщина, - сообщили из телестудии.
- Пшимоновский будет? - спросила я.
- Нет, не будет. Он где-то за границей.
Горчакова я знала давно, его передачи шли еще с Шаболовки. Тогда это называли перекличкой и вели ее Овидий Александрович и Януш Пшимоновский. С поэтом Александром Николаевым была знакома по его стихам и изумительной песне "Я славлю женщину!" Там это название еще как-то уточнялось - мать, жену, пани...
Тогда, в Останкино я спросила поэта:
- А почему "пани"?
И услышала такую историю:
- К концу войны лейтенантом я командовал батареей. Батарея моя и много других базировались на берегу Балтийского моря за Гданьском. Немцы разбили всю батарею и обслугу. Когда бой кончился, то стали хоронить убитых. Тут мой дружек еще по артиллерийскому училищу прибежал, осмотрел меня, бездыханного, и закричал: "Не дам хоронить Сашку! У него ноги лежат не как у покойника". Меня обступили. Подошел польский врач, местный житель, послушал и сказал, что лейтенант жив, только крови потерял много рука у него оторвана... "Ему срочно нужно переливание крови. Какая группа у вашего товарища?" - спросил доктор. "Не знаю." ответил Паша. - "Какой же ты друг, если на войне не знаешь группы крови своего товарища?... "Все как-то растерялись, притихли. А тут подходит девушка-полька и говорит: "У меня в концлагере фашисты брали кровь и я слышала, что она у меня нулевая"...