С лампой в одной руке и ложкой для салата в другой госпожа Деляну поджидала их на крыльце, олицетворяя собой аллегорию домашнего правосудия для тех, кто опаздывает к ужину.
- Ну и ну! Только телеги с волами вам и недоставало! Господин автомобилист, кто, скажи на милость, ужинает в такой час?
- Берегитесь, сейчас запущу в вас Фицей!
- Ай!
Госпожа Деляну сжалась в комок от ужаса. Но перчатки Герр Директора недолго носили это страшное имя. Следом за перчатками из телеги, бурно ласкаясь, выскочил Али.
- Мы выиграли пари, - крикнула Ольгуца, выпрыгивая из телеги на вторую ступеньку лестницы прямо в объятия господина Деляну.
- Правда?
- Вечная ей память! - произнес Герр Директор.
- Уф! Слава те Господи! - облегченно вздохнула госпожа Деляну. - У меня точно было какое-то предчувствие: пирожное готово.
- Да здравствует пирожное!
- Но вы его не получите, потому что не слушаетесь.
- Патапум, бум... Дай нам пирожное, мамочка, для поминовения души Патапума, - жалобно попросила Ольгуца, указывая на притворно умершего бассета.
- Что у нас на ужин? - примчался Дэнуц, отряхиваясь, как щенок, выскочивший из воды.
- Добрый вечер, tante Алис... Ольгуца подстрелила лягушку.
- Даа? Добрый вечер, Моника. Хопа! Проголодалась?
- Ужасно, tante Алис.
- Браво!
Моника, с разрумянившимися щеками, с травинками, запутавшимися в светлых волосах, щурилась от яркого света лампы.
- А где же Аника? Вы разве ее не встретили?
- Аника любуется месяцем! - пробурчала Ольгуца, жуя корку хлеба.
- Медовым! - добавил Герр Директор, стряхивая с себя сено.
- Григоре! Я тебе не дам пирожное.
- У Кулека найдется и для меня!
Послышались тяжелые шаги Профиры. Она несла кастрюлю с борщом.
- Приятного вам ужина! - пожелал им дед, низко кланяясь.
- И тебе тоже, дедушка!
- Но, пошли!.. Да уймитесь же наконец!
Волы задумчиво тронулись в путь, сопровождаемые лаем собак.
Пар от борща только увеличил аппетит проголодавшихся охотников.
В полной тишине слышался звон ложек, трескотня кузнечиков и вздохи собак.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
"МОЛДАВСКАЯ СРЕДА"
В открытые окна лился солнечный свет и в то же время веяло прохладой, как от дыни, только что принесенной из погреба: приближалась осень.
Корзиночка с виноградом посреди стола, украшенная листьями, была пронизана светом.
Виноградные гроздья - цвета ясного утра и утра туманного; цвета светлого дня; цвета рубинового заката; цвета черной полуночи; цвета синих ночей, озаренных спящей луной, - возвышались горой, воскрешая в памяти образы минувших дней и ночей.
Дэнуц ел быстро и много. В его тарелке не оставалось ни косточек, ни кожи: только зеленые скелеты виноградных гроздей. Ольгуца яростно бросала кожицу, словно оскорбления тарелке, и была увлечена скорее самим процессом еды, чем ее вкусом. Моника отрывала ягоду, губами снимала кожицу, выбирала языком косточки из сочной сердцевины и задумчиво клала кожицу на тарелку, словно это была шахматная игра: каникулы кончались, и мысли ее были далеко.
- Дэнуц, вымой виноград; сколько раз я тебе говорила!
Дэнуц окунул виноградную кисть в воду...
- У тебя будет аппендицит, так и знай! Зачем ты глотаешь косточки?
"Дай-то Бог", - мысленно пожелал себе Дэнуц, продолжая глотать целые ягоды: приближались школьные занятия.
- Спичку, - попросила госпожа Деляну, наливая кипящую воду в кофейник.
Герр Директор извлек спичку из коробка.
- Дай мне целый коробок. Я ведь не луну прошу у тебя!
- Это невозможно! Спичечные коробки исчезают бесследно.
- Хорошо. Я возьму реванш, когда дело дойдет до пенки.
- Возьми коробок... пусть только кофе будет с пенкой.
- И почему исчезают спичечные коробки? - спросил господин Деляну, закуривая папиросу и машинально опуская коробок к себе в карман.
- Потому что все мы похищаем чужие коробки! Верни мне коробок.
- Какой коробок?
- Мой собственный.
- С какой стати! Это мой коробок. Я его вынул из кармана. Вот, пожалуйста: один коробок... Ах ты черт!
Два коробка появились из кармана.
- Ты прав! Чудеса происходят со спичками! Видимо, в них есть нечто располагающее к преступлению.
- В огне, а не в спичках.
- От Прометея святое благовествование?
- Вот именно.
- Браво, Григоре! Когда будет пересматриваться уголовный кодекс, я предложу внести туда статью о новом правонарушении: прометеев деликт... Я это сделаю, чтобы увидеть выражение лица своих коллег. "Что это такое?", "Кто это?"
- А кто это, священник?
- Витязь, Ольгуца. Он похитил божественный огонь, и боги наказали его хуже, чем вора.
- И он стал гайдуком?
- Нет. Он умер.
- А кто отомстил за него?
- Литература, - улыбнулась госпожа Деляну.
Ольгуца нахмурилась и замолчала. Некоторые разговоры, сопровождавшиеся улыбками, сердили ее, словно они велись на языке, который она недостаточно понимала. Но больше всего ее возмущала усмешка Дэнуца.
- Что ты смеешься?
- Мне попалась кислая ягода.
- Хм! Тебе это очень к лицу: я потому тебя и спросила. Ты вроде Патапума. А от сладкого ты что, плачешь?
Дэнуц так некстати развеселился, потому что случайно ему в голову пришла одна остроумная мысль. Когда господин Деляну объяснял Ольгуце, что похититель огня был наказан, Дэнуц подумал: "Обжегся на огне!" Если бы не было Ольгуцы, он произнес бы это вслух. Вообще Дэнуц был внешне молчалив, а внутренне весьма говорлив, может быть потому, что внутри не было Ольгуцы.
Вокруг кофейника ярким хороводом плясало пламя.
"Фууу!"
Закипевший кофе вдруг поднялся, пенясь и шипя, как индюк. Держа кофейник за ручку над огнем, госпожа Деляну начала снимать пенку.
- Я больше не могу! - пожаловалась Ольгуца. - Я сейчас лопну. Мамочка, свари мне тоже кофе.
- Скажите пожалуйста!
- Пожалуйста, мама!
- Кофе не для детей.
- Почему?
- Потому что он возбуждает.
- Зачем же ты его пьешь?
- Он способствует пищеварению.
- А у меня разве нет пищеварения?
- У тебя оно хорошее и без кофе.
- А ты и без кофе возбуждена, мамочка, - прошептала Ольгуца.
- Ольгуца, не дерзи!
- А если мне хочется кофе.