Моника тоже умела укладывать свои вещи и кукольное приданое. Но разве можно сравнивать скромную комнатку с роскошным дворцом!
- Tante Алис, это похоже на витрину!
- Браво, Моника! Ты слышал, Григоре? Вот суть твоего порядка: фанфаронство!
- Зависть в форме искренней похвалы! И это тоже чья-то сущность: разве нет? Будь здорова, Моника... Ну, начинаю со стариков. Это тебе, Алис: очки для почтенных кокеток.
- Как ты можешь!.. А! Face-a-main!* Merci, Григоре. Не забыл о моем поручении.
______________
* Лорнет (фр.).
- Каков сундук, такова и голова: все, что в нее попадает, не пропадает... если это не диктуется необходимостью.
- Наполеон!
- По части сундуков, - что правда, то правда... А вот и ноты.
- Бах?
- Понятия не имею! Я купил то, что ты просила. Бах или чулки, - мне все равно, - хотя, по правде говоря, я отдаю некоторое предпочтение чулкам!.. Уф! Отделался, как хорошо! От этой музыки у меня начинается мигрень.
- Вероятно, от другой музыки... более легкой... более берлинской!
- Она меня, напротив, вылечивает от мигрени.
- Бедная твоя голова!!
- Что ты на это скажешь, Йоргу?
- Я, душа моя, порой жалею о холостяцкой мигрени... Правда, у меня есть другие радости... и, разумеется, пирамидон.
- Хорошо!
- И еще Минерва, милая Алис!
- А кто такая Минерва, папа?
- Одна знакомая дама, Ольгуца.
- Какое странное имя!
- Да уж ничего не поделаешь, - таковы дамы!
- Конечно, папа.
Один за другим, наполовину развернутые госпожой Деляну, свертки были разложены Моникой на ближайшем диване. Общее детское воодушевление охватило всех присутствующих, словно птиц весной, когда они возвращаются в родные края. Только Дэнуц, засунув руки глубоко в карманы и сжавшись, как будто ему было холодно, сидел нахохлившись в стороне.
- Йоргу, помнишь, как папа возвращался домой после выездной сессии суда?
- Бедный папа! Он у меня так и стоит перед глазами. Бывало, еще и раздеться не успеет, а уж зовет нас к себе в кабинет: "Вы хорошо вели себя, дети?" "Хорошо", - отвечаем мы вместо мамы. Это был единственный случай, когда и я считался послушным мальчиком... Два пистолета с пистонами...
- ...Мятные рыбки...
- ...шарики, специально для маминых ушей... Григоре, помнишь львиные головы на спинке кресла?
- Как же, конечно, помню! Папа все пугал нас, уверяя, что они кусаются, и тогда ты положил им в пасть по кусочку сырого мяса, чтобы их задобрить. Помнишь? Мясо так и осталось там.
- Бедный папа!.. "Мальчики, откуда этот неприятный запах?" Разве он мог догадаться, что деревянные львы стали плотоядными животными?
- Мясо испортилось, папа?! - спросила Ольгуца с сияющими от радости глазами, погруженная в увлекательное прошлое отцовских шалостей и проказ.
- Да, Ольгуца, - улыбнулся господин Деляну. - Я как сейчас вижу маму в очках, заглядывающую под шкаф, под письменный стол, под ковер... Осматривающую подошвы: ничего!
- И ты молчал, папа?
- Молчал, что мне было делать?
- А дядя Пуйу не выдал тебя?
- Мыслимо ли! Братья, и вдруг предатели?
- И чем это кончилось?
- Мама все-таки обнаружила источник запаха! У нее был прекрасный нюх! Когда я начал курить - в четвертом классе гимназии, - я, бывало, съедал целый лимон и с разинутым ртом выбегал на улицу, чтобы избавиться от запаха табака, и все равно она меня уличала.
- Папа, а тебе попало за мясные консервы?
- Меня не смогли поймать. Я взобрался на крышу, угрожая, что брошусь вниз, если меня не простят...
- Йоргу! - упрекнула мужа госпожа Деляну.
- Вот как! Я был похож на Ольгуцу, когда был маленький!
- И теперь тоже, папа.
- Ольгуца!
- А теперь ты похожа на меня, - вздохнул господин Деляну.
- Герр Директор, расскажи, что еще выделывал папа.
- То же, что и ты: огорчал свою маму... Бедный папа! Как подумаешь, что из скромного жалованья честного судьи он умудрялся откладывать деньги на подарки... и на мое ученье в Берлине...
Монокль выпал из глаза Герр Директора, углубившегося в воспоминания.
Ольгуца присела на край дивана и задумалась: "Бедный дед Георге!"
- Дэнуц, принеси мне ножницы из несессера!
- А что у тебя там? - спросила госпожа Деляну.
Герр Директор вставил в глаз монокль.
- Сюрприз!
- Скажи что?
- Первое слово за ножницами.
- Какая-нибудь ткань?
- Нет!
- Конфеты?
- Нет.
- Карты?
- Игральные?
- Я спрашиваю. А ты отвечай!
- Напрасно. Ни за что не угадаешь!
Все собрались вокруг таинственного свертка, сосредоточенно его разглядывая. Герр Директор поглаживал безмолвную бумагу.
- Могу сказать вам, что это из тридевятого царства, тридесятого государства; что это среднего рода: honny soit qui mal y pense;* серое снаружи и красное внутри; мягкое на ощупь; полное изящных птиц, у которых есть одно ценное свойство: они молчат; что люди, которые это производят, жел... бледнолицы; и что это скоро войдет в моду.
______________
* Позор тому, кто дурно об этом подумает (фр.).
- Ну и ну!
- Вот вам, пожалуйста. Поэтичнее не скажешь! Угадайте!
- Уточни!
- Что вам еще сказать?.. В стране, из которой это привезено, пьют много чаю.
- Россия?
- Там пьют водку.
- Англия.
- Холодно, холодно!
- Уф! Ты невыносим со...
- ...своими подарками, - докончил Герр Директор.
- Со своими загадками.
- Душа моя, подарок, лишенный тайны, все равно что честная женщина: не представляет никакого интереса!
- Григоре!
- Ты представляешь интерес с другой точки зрения!
- Вот, пожалуйста, дядя Пуйу.
- Дэнуц, милый мой, ты принес щипцы для ногтей! А я просил ножницы.
- Григоре, это уже каприз. Довольно, мы и так заинтригованы.
- Ну, хорошо, я с вами расквитаюсь за щипцы.
- Прекрасно!
Герр Директор долго разрезал веревку, сматывая ее, потом развернул бумагу, под которой оказалась еще бумага, - тонкая, шелковистая, - сложил бумагу вчетверо...
- Это издевательство!
- Как вам угодно!..
- Я на твоей стороне, Герр Директор!
- Тебе суждено царствие небесное. Ну, смотрите! Раз, два, три...
Подброшенные кверху золотистые и красные японские кимоно в беспорядке рассыпались по полу, словно частицы легендарного японского неба.