Они шли полевой дорогой; впереди, на выбоинах, покачивался воз соломы, а дальше виднелся лес.
- Осенний лес на радугу похож, - сказал Роман.
- На радугу? И правда! Летом все деревья зеленые, а осенью одни желтые, другие красные...
- Белые тоже есть, смотри, и зеленые... Действительно, как радуга через поле!
Они остановились, очарованные красотой леса.
- Скажи, Роман, ты любишь стихи?
- Стихи? Не знаю... Они меня как-то не волнуют.
- Сегодня Ульяна Григорьевна о Симоненко нам рассказывала. И стихи его читала. Хорошие стихи.
Роман вздохнул:
- Ты ведь знаешь, у нас преподает литературу Никита Яковлевич.
- Никита Яковлевич тоже хороший учитель.
- Ну нет!.. Вот скажи, я могу быть учителем?
- Ты? - Нелля с удивлением посмотрела на Романа. - Можешь!
- Нет, Нелля, - с грустью ответил Роман. - Я не могу быть учителем. Учителю необходим особенный характер. Простота, щедрость, душевная доброта, человечность... Много надо! Учитель - человек необыкновенный.
- А может... может, мы чрезмерно требовательны к этой профессии? голос Нелли звучал неуверенно. Роман заметил, что она вдруг почему-то заволновалась. - Посмотри, сколько парней и девушек ежегодно становятся учителями... Если бы все так смотрели, как мы, то... то некому было и детей учить...
- Постой, постой, а не хочешь ли и ты в пединститут? - весело спросил Роман и увидел, как порозовели щеки Нелли, как стыдливо блеснул в ее глазах добрый огонек.
- Хочу... - тихо ответила девушка, и столько было отчаяния, растерянности в ее голосе, что Роман воскликнул:
- Не переживай! Ты обязательно поступишь и будешь учительницей! Обязательно...
Нелля прижала ладонь ко лбу, оглянулась на поселок, потом сказала - уже спокойно:
- Роман, ты Сухомлинского читал?
- О нем читал.
- Я призналась Ульяне Григорьевне, что мечтаю пойти в пединститут, так она мне подарила книжку "Сердце отдаю детям". Удивительная книжка. Удивительный мир педагогики нарисовал Сухомлинский! Прочитала я и подумала: неужели есть такие школы? Где каждый - понимаешь? - каждый учитель взволнован своим делом!.. И вот... теперь я заколебалась, меня охватили сомнения, - Нелля грустно засмеялась, - я совсем упала духом. Раньше все было просто... Ну, как Никита Яковлевич, Ирина Николаевна... читают спокойно уроки, проводят массовые мероприятия. Но нет, не так все нужно!
- Правильно, не так. Сердце нужно отдавать.
- Вот-вот! Книжка прибавила мне хлопот: теперь я делаю выводы, которые меня просто пугают. Ирина Николаевна - мой классный руководитель, а встречаемся мы только на уроках, между нами стол - "каменная стена", как называет его Сухомлинский... Быть с воспитанниками и мыслями, и душой - это не так просто!.. А может, это и тяжело? Может, в этом вся сложность? Может, нужно иметь врожденные способности, чтобы находить общий язык с детьми?.. И теперь я думаю: а есть ли у меня такие способности? После Сухомлинского я уже ясно представляю разницу между Ульяной Григорьевной и Ириной Николаевной. Ульяна Григорьевна любит свое дело, а для Ирины Николаевны учительство - будничная ноша, тяжелая необходимость, работа ради зарплаты... А я... я буду любить свою работу, я знаю...
- Счастливая ты, Нелля, - только и сказал Роман.
- Я наивная, правда?
- Нет. Просто мы уже, кажется, взрослые. Ты, Нелля, чувствуешь, что мы уже взрослые?
- Чувствую... Радостно и... как-то боязно.
- Ты обязательно станешь учительницей. "Доброе утро, дети. Откройте свои тетради и напишите: "Классная работа".
Нелля засмеялась и сказала простодушно:
- Да, буду как Ульяна Григорьевна.
- Ты любишь Ульяну Григорьевну?
- Люблю и уважаю. И сочувствую... Понимаешь, она всегда чем-то встревожена, такое впечатление, что она не может развернуться на полную силу, словно что-то сдерживает ее добрые порывы.
- Не что-то, а кто-то. Тюха, кто же еще.
- Директор?
- А кто же? Спроси меня посреди ночи: "Любарец, кого ты не любишь?" И я скажу: "Тулько Василия Михайловича". Хотя лично мне он ничего плохого не сделал.
Нелля усмехнулась: видно, восприняла сказанное Романом как шутку.
- У Ульяны Григорьевны дома беда. Она очень одинока. Знаешь, Роман, однажды я даже плакала: ну насколько может быть несправедлива судьба к хорошим людям! Муж Ульяну Григорьевну бросил. Давно. А сын ее Василий, которого она боготворит, - закоснелый негодяй. Двадцатилетний увалень сидит на шее матери, спекулирует ее любовью. Пьянствует, дебоширит - ты же знаешь Василия. Ульяна Григорьевна, бедная, терпит. "Он, Нелля, сирота..." Как бывает в жизни: педагог, опытный воспитатель, а собственного единственного сына до ума не может довести.
...Домой шли молча. На пруды, окружавшие поселок, опускалось солнце. На мелких волнах испуганно дрожали, переливались красками толстые красные столбы.
- Нелля...
- Что?
- Ты на меня не сердишься?
- За что?
- Что я письмо тебе написал?..
Нелля быстро взглянула на Романа, и взгляд этот был взволнованный, тревожный.
Роману хотелось так много сказать девушке, но слова нужные почему-то не находились. Как он завидовал сейчас тем, кто умеет много говорить!..
И вот уже ее хата.
Остановились возле калитки. Глаза Нелли встретились с его глазами.
- Ты, Ромка, не такой, как все, ты...
Отвела взгляд.
И пошла.
- Нелля!
- Что?
- До свидания!
Белая лента, которой Нелля перевязывала тяжелую косу, мелькнула возле хаты, и все. Тихо-тихо. Тихая осенняя пора... "Ты, Ромка, не такой, как все..." Что она хотела этим сказать?..
Роман брел асфальтированной дорожкой между осокорями, ронявшими желтые листья, и думал о криничке в березняке, о Нелле... Он был уверен, что этот теплый осенний день запомнит на всю жизнь.
МИТЬКА
"Эх, стать бы выдающимся футболистом! - мечтал Митька, возвращаясь из школы. - Нет, не просто выдающимся, а непревзойденным мастером. Чтоб, к примеру, взять мяч возле одних ворот, провести его через все заслоны до других и красиво закрутить в сетку. Надо еще один? Пожалуйста, хоть десять! Удар с большого расстояния - гол!"
Где-то недалеко цокали каблучки по асфальту, к Митька подумал, что это, наверное, идет из школы какая-нибудь его одноклассница. Может, Иванцова Женька, комсомольский секретарь с синими глазами? Он хотел оглянуться, но нет...