Фимка свернул в очередную камеру - это оказалась камера личинок.

С первого невнимательного взгляда можно было подумать, что здесь свалены кучами какие-то полосатые, из грязно-серой материи, туго набитые мешки. Однако, присмотревшись, можно было заметить, что мешки шевелятся и что у этих безногих, безглазых, полосатых, в двенадцать колец, мешков есть прожорливые, как у птенцов, рты.

В камеру вбежал рабочий муравей и, не обращая никакого внимания на Фимку, бросился прямо к пакету личинок. Вот он бережно отделил одну из общего пакета, покормил ее, тщательно облизал и принялся нянчить, нося по камере.

Фимка еще вчера побывал в такой же камере, и у него уже было в пробирке то вещество, тот феромон, который сочится сквозь покровы личинок и который так охотно слизывают рабочие муравьи. Был у него и образец пищи, которой кормят муравьи личинок. И все-таки натуралист Фимка и сейчас не мог оторваться от этого зрелища - возни муравья-няньки с беспомощной личинкой.

Прибежал второй муравей и тоже принялся нянчить и перекладывать личинки. В камере появился еще некто - с маленькой головкой, полным мягким туловищем и загнутым вверх брюшком. Скользнув к пакету личинок, "некто" со знанием дела выбрал наиболее мягкую и упитанную и ловко отделил ее от других. Один из муравьев, бросив свою личинку, ринулся к пришельцу. Пришелец, однако, ничуть не встревожился. Приподняв передние лапки и действуя ими, как муравьиными усиками, он потерся об антенны муравья, и тот сейчас же покормил его. Поев, пришелец снова взялся за украденную личинку, явно готовясь ею позавтракать, а муравей, вместо того чтобы кинуться в бой, принялся нежно облизывать вора.

Только тут Фимка увидел пришельца и даже вскрикнул. Первый раз в жизни он видел его и все-таки сразу узнал. Так оперативник-милиционер мгновенно узнает разыскиваемого преступника, хотя до этого видел его лишь на фотографии.

Мог ли Фимка мечтать, что ему так сказочно повезет?! Перед ним собственной персоной был тот жучок, что, как алкоголь диким племенам, несет гибель муравейникам! И все из-за обожаемого муравьями вещества, которое они слизывают с него!

Увы, Фимка спохватился слишком поздно. Муравей уже слизнул капельку, а жук, прихватив облюбованную личинку, с наглой неторопливостью скользнул из камеры.

Фимка бросился за ним, но столкнулся у выхода с новым муравьем. Пока они разминулись, пока, выскочив, Фимка огляделся, жучка уже и след простыл. Фимка обежал все ближние галереи - тщетно, жучка нигде не было!

Фимка устал, Фимка был разочарован. Он сел и сидел, ни о чем не думая, отдыхая и собираясь с мыслями, когда вдруг увидел в глубине тоннеля красный свет. Сначала свет только чуть розовел, потом стал усиливаться и двигаться по стенам тоннеля замелькали неровные тени. Сердце у Фимки заколотилось так, что ему даже воздуха не хватало. Свет остановился, и в конце тоннеля, там, где он перекрещивался с другим, мелькнули маленькая, круглая бабушка Тихая, длинноногая Нюня, затем сутулая Бабоныко и наконец дядя Люда. Фимка, протянул руку, хотел крикнуть, но только прошептал:

- Спокойно, старичок, у тебя галлюцинация! Ничего, так бывает при долгом одиночестве и потрясениях. Нужно приниматься за дело - это лучшее лекарство; вперед, Фимка!

Он даже подумал, не нанюхался ли ненароком опьяняющих запахов жука, посидел, прикрыв глаза, а успокоившись, отправился обратно, к камере личинок. Оттуда, спускаясь ниже, он надеялся дойти до помещений с пакетами яиц, а там где-нибудь близко была уже и камера матки, царицы муравейника.

Глава 29

Кабачок "Шесть ножек, два усика"

Нюня шла, задумавшись. Ныло сердце. "Нервы сдают", - подумала она словами Бабоныки. Девочка вздохнула, и, словно откликаясь на этот вздох, в животе у нее заурчало. Нюня вспомнила, что уже давно пора завтракать, и тут же услышала:

- Ешь больше - проживешь дольше... Как же-ть, проживешь тут, с голодухи пропадёшь... Хто исть и пьёть, тот и поёть, а не жрамши поп помрёть, прости меня, господи, грешную... Попутал черт на старости лет - у насекомой нехристи в пищере исдохнуть...

- Прошу соблюдать тишину, - строго сказал дядя Люда. - Порядок прежде всего.

- Хорош порядок, - неожиданно заплакала Тихая, - што и чаю негде попить.

Задумчиво оглядывая стены тоннеля, Людвиг Иванович сочинил:

Не по чаю я скучаю,

я не чаю пить хочу.

Я не чаю, как скучаю,

как я выбраться хочу!

- О, какой каламбур! - кокетливым голосом воскликнула Бабоныко.

А Нюня догадалась:

- А я знаю, почему вы сочиняете: потому что у вас в животе урчит!

- Будем мужественны! Вперед, друзья-сограждане, по такой далекой и милой планете!

- Почему же далекой? - резонно возразила Нюня. - Мы же, наоборот, прямо в нее залезли, ну, в планету, в общем.

- Если уж "за", то надо и "вы", - непонятно сказал дядя Люда и тут же объяснил:

- За-лезли, так надо бы и вы-лезти.

- Зачем мне темницы и чудища эти?

скажу я печально и кротко.

Мне нравится больше ходить по планете,

чем влазить планете в середку.

- А наука? - спросила Нюня строго. - Если бы вам было очень интересно, прибавила она, вспомнив Фимины слова, - вам бы уже не было страшно. Страх бывает от невежества и равнодушия.

Дядя Люда даже присвистнул от удивления.

Бабоныко сказала с одобрением:

- Девочка моя, тебя облагородило общение с Фимой!

А бабушка Тихая неизвестно к чему заметила:

- Человек из еды живеть!

На этот раз никто ей не возразил, каждый и сам думал о еде. Все замолчали.

Шла Тихая последней, и остальные не сразу заметили, что она исчезла. Заметили, только когда начался крутой спуск и Нюня хотела помочь ей.

- Дядя Люда, Тихая пропала! - закричала она.

- Ну, вот, - задумчиво сказала Бабоныко, - твердила о еде, ее кто-то и скушал.

- Как бы не так, бабонька! Стала бы она молчать, как же!

- Ти-ха-я-аааа! - крикнул изо всех сил Людвиг Иванович.

Бабоныко и Нюня подхватили:

- Ти-ха-я-аааа!

Никто не отзывался.

- И фонарь пропал, - заметила Нюня.

- Это уже хорошо, - почему-то сказал дядя Люда. - Кто помнит, сколько боковых тоннелей мы прошли после того разговора о еде?

- Я! Я знаю! Сейчас вспомню... Пять!

- Хорошо. Начнем искать, заходя в каждый тоннель.

Ни в первом, ни во втором тоннеле никого не оказалось. И в третьем тоже, на первый взгляд, никого не было, но Нюня заявила, что видела, как оттуда мелькнул розовый свет.

- Тебе показалось! - громко сказал дядя Люда и, несмотря на уверения, утащил Нюню к следующему тоннелю.

Сам же, без света, на ощупь, тихонечко вернулся к третьему тоннелю. Еще когда они, проходя мимо, светили в него, Людвиг Иванович заметил в глубине крутой поворот. Теперь дядя Люда пробрался к нему и замер, держа наготове фонарик. Вот мимо промчался муравей; вдруг шорох его бега прервался, раздалось знакомое ворчание, и дядя Люда, включив фонарь, увидел возле муравья бабушку Тихую - она деловито щекотала муравья антенной. От неожиданно вспыхнувшего света Тихая выронила антенну и обернулась, так что капля нектара, которой угостил ее муравей, упала прямо на узелок волос.

- Поисть спокойно не дадуть, - буркнула она.

- Кушайте на здоровье, - сказал удивленно дядя Люда, - однако надо предупреждать, когда вы уходите на обед. Да и неплохо бы поделиться опытом с нами.

Он привел Бабоныку и Нюню и велел смотреть.

На этот раз Тихая сработала четко - пощекотала муравья антенной, и он отдал ей каплю нектара. Впрочем, в этой капле было добрых полстакана.

- Вот только глотать трудно, - пожаловалась Тихая, - пока научишься, и в нос лезеть, и по мусалам течёть.

- Какой ужас! - закрыла глаза ладонью Бабоныко. - Я не могу справиться с отвращением!

- А молоко пьешь? - презрительно отозвалась Тихая. - Оно уж и вовсе промеж ног у коровы висить. Э, да хватить едоков и без вас, дураков!