"...Но берегись, Полифем! Тайно разгорается пламя мести в наших душах. Жри, пей, жирей, Полифем! Хотя ты и надеешься жрать вечно, но мы раздробим тебе череп и, вырвавшись из кошмара, крови и ужаса, мы - братья народов, братья времени - пойдем по твоему зловонному трупу к вечному небу мира".

Казалось бы, что подобные настроения превратят Цвейга в революционного художника и заставят его навсегда порвать с буржуазным миром. Однако этого не произошло. Что же воспрепятствовало Цвейгу связать свою судьбу с революцией и пойти по пути Барбюса, чьи общественные начинания он поддерживал?

Когда в 1919 году Барбюс организовал международную группу "Кларте", ставившую своей целью пропаганду идей интернационализма и борьбу с империалистической войной, Цвейг присоединился к этой группе, в которую входили также А.Франс, Р.Роллан, Г.Уэллс, Вайян-Кутюрье и другие видные деятели культуры. Он по-прежнему выступает против национализма и разносчиков империалистических идеек, считая, что лишь восстание народов может прекратить войну. Но за бунтарскими настроениями Цвейга не стояла цельная политическая программа, и цельное революционное мировоззрение. Он называл себя пораженцем, но его пораженчество не имело ничего общего со взглядами пролетарских революционеров. Он не представлял себе отчетливо, какая система общественных отношений могла бы утвердиться после восстания в случае победы народа. Цвейг считал, что наилучшей формой правления явилась бы республика. Из его статей и высказываний тех лет явствовало, что Цвейг имел в виду буржуазно-демократическую республику, в которой были бы восстановлены буржуазно-демократические свободы, попранные и задушенные милитаризмом. Дальше этого идеала всех буржуазных либералов он не заходил. Несмотря на резкость, с которой он выражал свои взгляды, Цвейг никогда не был революционером и оказался не в состоянии преодолеть созерцательный характер своего гуманизма.

Если у Барбюса поражение революции в Германии и Венгрии не поколебало веры в грядущую победу социализма, то для Цвейга поражение восставших масс было свидетельством их бессилия и неспособности изменить существующие общественные отношения. Политическая обстановка, сложившаяся в послеверсальской Западной Европе, не способствовала сохранению у Цвейга того идейного и духовного подъема, какой он пережил в годы совместной с Ролланом антивоенной деятельности.

Победившая буржуазия стремилась искоренить память о днях революции; на обильно удобренной кровью земле Европы, словно могильные черви, плодились бесчисленные нувориши и спекулянты. Начался бешеный биржевой ажиотаж, духовная жизнь мельчала: в литературе и искусстве воцарился цинизм отчаяния, возродился интерес к иррационалистическим философским теориям. А.Бергсон, Б.Кроче и граф Кейзерлинг стали властителями дум. В побежденной Германии зрели семена реваншизма, в мюнхенских пивных уже начали свою демагогическую агитацию фашистские молодчики. Западная Европа вступила в период реакции.

В эти годы Цвейг в статье "Границы поражения" сформулировал свое кредо, определившее его общественную позицию. Цвейг считал, что после заключения мира в Европе не оказалось ни победителей, ни побежденных. Поверженными оказались лишь идеи гуманизма, братства народов, человеческой свободы. Так как народные массы не смогли освободить себя - Цвейг сожалеет об этом - и на них впредь больше нельзя возлагать надежд, то необходимо точно определить смысл происшедших событий и очертить истинные "границы поражения". Пусть политики, несущие ответственность за развязанную войну, подводят итоги собственным проторям и убыткам, занимаясь лавированием в политическом хаосе послевоенной Европы и вступая в сделки со своей нечистой совестью. Каждый честный человек обязан выяснить свое личное отношение к переживаемому этапу истории. Тем, кто боролся с войной, надлежит бороться и с ее последствиями. Противопоставив себя мнению многих, не приемля послевоенного несправедливого мира, даже оставаясь в одиночество, должно отстаивать культурные ценности и дорогие человечеству идеи прогресса, так как вдохнуть в жизнь теплое человеческое начало можно лишь воспитывая людей, пробуждая в них сознание нравственного долга.

Этот вывод свидетельствовал, что Цвейг в своей критике послевоенной действительности, как и прежде, не затрагивал социальной структуры буржуазного общества. Он воевал против идей, а не против причин, их порождающих. Не сумев понять империалистического характера минувшей войны, Цвейг был бессилен разобраться в реальных объективных противоречиях послеверсальской империалистической Европы. Но он, как и раньше, продолжает сохранять веру а не идеи, которым самоотверженно служил в дни войны. Особенно болезненно он переживал возрождение национализма, справедливо расценивая рост шовинистических настроений как свидетельство укрепления позиций милитаристов.

В 1920 году в статье "Призыв к терпению", опубликованной в журнале "Тагебух", он с печалью писал: "Мы - потерянное поколение, мы никогда не увидим Европу объединенной..." Как явствует из его открытого письма Барбюсу, написанного в связи с годовщиной организации "Кларте", Цвейг считал защиту идей братства народов первоочередной задачей прогрессивной интеллигенции и напоминал, что "Ныне, когда для определенных кругов интернационализм стал пустым звуком, только истинный интернационализм остается радикальным, даже революционным понятием". Мыслям, высказанным в этом письме, Цвейг остается верен до конца жизни.

В 1926 году в статье "Космополитизм или интернационализм", напечатанной одновременно в журналах "Эроп" и "Литерарише вельт", он, резко осуждая космополитические настроения, входившие в моду среди части буржуазной интеллигенции Европы, отстаивал интернационализм как главное орудие предотвращения войны, который "является понятием, ведущим к свободному объединению наций... Он не только переживает войну, но именно война является его решительнейшим, высшим испытанием". Призывы к единству народов только тогда достигнут цели, когда "перестанут быть космополитическими и будут действительно интернационалистическими... Довольно с нас сомнительных смешений понятий, довольно с нас безопасного и безответственного банкетного европеизма!"