- Вы сами изволили сказать: де-тек-тив. Между тем, хорошо известно, что поэты чаще всего сходят с ума, подыскивая рифму, медики - в попытках победить природу, следовательно...

- Что - следовательно? - спросил Хряпов. - Что это с вами?

- Тсс... - прошептал я.

Странный звук, долетевший со стороны входной двери, пронзил нас, как стрела. Это был звук двигаемой задвижки.

- Туда! - крикнул я.

- Оружие при вас? - поймал меня Хряпов за рукав.

- Ах, черт!.. Нет! Ну, возьмем это (я ухватил какой-то графин, из него тут же плеснуло на брюки). Скорей...

- А мне... я что возьму? - как обойденный подарком ребенок заговорил Савватий Елисеевич. - Погодите, постойте... Неужели здесь больше ничего нет?

- Засучите рукава, - раздраженно заметил я. - Держитесь сзади и будьте настороже.

Мы словно выжлецы, взявшие след, домчались до прихожей и увидели пропавшего детектива, возившегося у замков. Я живо подскочил и крепко схватил его за руку.

- Эге!... Да что это вы тут делаете?

- Пустите! - запыхтел любитель сигар.

- Держите его с другой стороны, мне графин мешает. Он в нервическом припадке, может отпереть дверь и выскочить наружу, - заметил я Хряпову.

- Да отстаньте... Я... я вам говорю: отстаньте, - повторял грек, пытаясь нас стряхнуть.

- Господи! Что же нам делать! Он вроде и впрямь не в себе! - с отчаянием вымолвил Савватий Елисеевич.

Голос миллионера произвел чудо: Фундуклиди замер, словно заколдованный, медвежье тело его обмякло.

- Я в себе, - сказал он. - Господин Хряпов, я в себе и только хотел проверить запоры. В доме бывает посторонний человек - Степан. И проверять моя обязанность.

- Вот это видели? - показал я ему графин. - В следующий раз можете запросто получить им по голове, если будете проявлять излишнюю резвость.

- Савватий Елисеевич, Петр Владимирович! - быстро заговорил грек. Ведь один день всего остался. О!.. Вы не чувствуете? Я чую: они уже здесь! Они рядом ходят! Каждую щель нужно законопатить, господа. Чтобы мышь не проскочила!.. Муха не влетела...

- Успокойтесь, Михаил Ксантиевич, - в два голоса пели мы ему в уши. Всё сделаем... Не пролетит.

- Вообще-то мы крепко законопатились, - с некоторым колебанием пробормотал я.

- Крепко-то крепко, - запротестовал Хряпов. - Да, может, Михаил Ксантиевич и прав. Надобно проверить всё снова.

Он повернулся к двери и стал, как слепой, ощупывать засовы, хотя было видно за версту, что всюду уже прикоснулась старательная рука Фундуклиди.

- Кстати, - вдруг повернулся ко мне миллионщик. - А этот... ваш коллега... запамятовал - кажется, Васька...

- Беспрозванный?

- Он самый. Гляньте-ка: там он?

- Да, да, надо глянуть, - встрепенулся Фундуклиди. - Побежимте...

И мы побежали.

- Ну уж, не торопитесь, сэр Пинкертон, только с графином мне и бегать, - сказал я, еле поспевая за ним следом. - Что вы летите (хотя грек, конечно, не летел - скорее трюхал), как Ромео на свидание? Васька, ей-богу, на Джульетту не похож...

Мы осторожно отвели занавеску. Васька, трижды проклятый Васька, стоял на своем посту у тумбы.

- Черт побери, не человек, а Мефистофель какой-то... - с тоской прошептал над моим ухом Хряпов.

От Васькиной зловещей фигуры вдруг повеяло таким холодом, что в теплый августовский день нас троих до самых кишок продрало крещенским морозом.

- Западня!... - бормотал Фундуклиди, встряхивая головой. - О-о!.. Западня!

24.

Не вздумают ли о н и придти раньше, чтобы застать нас врасплох?

Все эти последние проклятые дни я мучился этим вопросом. Две ночи я уже почти не спал... и эту ночь тоже.

Несомненно, они ходят где-то рядом... Они тут... Фундуклиди сказал, что на-днях, откинув занавеску и выглянув наружу, он видел, как у ворот прятались тени...

Васька приходит, стоит и смотрит. Мерзавец! Убийца! Он жаждет моей крови! У него револьвер, и он выстрелит в упор в каждого, кто выйдет из дома...

Луна зашла, и кто-то ходил по саду, ступая еле-еле, как кот, только трава: шарк! Ш-ш!... Я сел с револьвером к окну. Они шушукались в кустах и явственно сказали: "Зарежем!.."

Дерево висело тенями над окном. Там выросли вдруг огромные черные лапы и заворочалось. Глаз какой-то смотрел, как уголь. Кто там был: Азазел? Асмодей? Амон? Левиафан?.. Я направил револьвер, и оно, увидев, что обнаружено, бесшумно уползло.

Я понял тогда, что они спрятались под кроватью: темно и укрыто... Я встал на колени, но их уже не было, успели перебраться в шкаф. Я запер его на ключ...

В окно вдруг всунулась кабанья голова с клыками и пропала. Мы погибли! Свидетели куплены, полиция продалась! Всё! Невидимое кольцо затянулось - уже у горла. Конец!... Конец!...

Я выпил брому, наваждение прошло, и я немного успокоился.

Сегодня они не пришли. Они придут завтра.

25.

Сегодня...

Сегодня.

Сегодня!

Я проснулся совершенно разбитый, словно накануне участвовал в каком-то гусарском кутеже. В голове было гулко и пусто, а на сердце, наоборот, навалилось что-то тяжелое и чужое. Я лежал и ощущал это чужое, а оно наваливалось все сильнее.

Какой же нынче час?

Я посмотрел на часы: семь с половиной... Какое спокойствие вокруг! Только солнце пятнами бродит по стеклу да чирикает за окном в ветвях, как заводной, воробей, а в доме - ни звука.

Ни звука...

Словно молния вдруг пронзила мой мозг, рассыпавшись горячими искрами: а может о н и уже здесь?! Почему такая тишина? Где Фундуклиди? Где Хряпов?

"Смит и Вессон" под подушкой еще хранил тепло моего сна. Семь патронов... Боже мой, как мало! Предлагал же мне Савватий Елисеевич в первые еще дни взять больше, а я загусарил. Мальчишка! Теперь вот с почти пустыми руками...

Но где же все? Случилось что-то? Пойти посмотреть... Скорей одеваться! Пижаму долой... Но что могло случиться? Что? Фундуклиди, умная голова, всё предусмотрел: яд, подкоп... А если не всё?... Сорочка грязная черт с ней!... Вдруг сейчас выйду, а я - о д и н?... Ночью подкрались... Убили? Утащили? Черные, молчаливые, растворяющиеся в сумерках. Вынули стекло, мягкими шагами прокрались... Только лунный луч блеснул на лезвии... Подошли... У-ух, не могу! И унеслись на черных крыльях...

Ключ!.. Здесь. Дверь закрыта. Если о н и уже в доме, я просто так не дамся! Встану здесь, в углу. Тогда дверь и окно под прицелом...

Да нет же, глупо всё это...

Но почему так тихо?

Я на цыпочках перешел к стене, смежной с фундуклидиной комнатой. Прижался ухом... Ничего. Только к воробью на дереве за окном добавились его галдливые собратья. Ручкой револьвера я осторожно стукнул в стену: Михаил Ксантиевич, догадайтесь, что это я... Подайте знак!

Проклятая тишина!

Надо - громче!.. Михаил Ксантиевич, как же так?! Где вы?

- Михаил Ксантиевич! Миша! - закричал я и сам не сразу понял, что кричу.

Крик улетел, но из коридора на смену ему уже пришли другие звуки: скрипнули петли, торопливо зашаркали шаги, и через несколько секунд дверь крепко потрясли, словно дерево, с которого ожидают спелых плодов.

- Сейчас... Михаил Ксантиевич, голубчик, - забормотал я. - Уже отпираю!

Фундуклиди стоял за дверью одетый, причесанный, правда, бледно-желтый... Неужели всю ночь не спал?

Заметив револьвер в моей руке, грек сделал неопределенное движение.

- Нет, нет, - заторопился я. - Это так... так... что-то вдруг...

Я понял, каково выгляжу со стороны, и от стыда весь внутри горел и плавился.

- Вот ведь, чертовщина какая (я засмеялся, но вышло жалобно). Привиделось сдуру... Глупо даже рассказывать. В общем, не обращайте внимания.

Детектив с серьезной миной наклонил голову.

"В душе-то, небось, посмеивается, - тоскливо заныло у меня под ложечкой, - а рожу вон какую скорчил!.."

- Впрочем, - сказал я. - Я сейчас выйду... Через минуту. Сорочку сменю.