- Вы мне поможете сегодня ночью провести сеанс вещания по МГУ. Для вас будет практика.

- МГУ? - недоумеваю я.

- Вот именно. Только это не Московский государственный университет, а мощная громкоговорящая установка. С помощью связных выгружаем из виллиса все оборудование МГУ: большой репродуктор, смонтированный в продолговатом ящике, солидный моток кабеля, микрофон, батареи, патефон с пластинками.

- Я договорился с вашим командованием, что отправимся во второй батальон, оттуда до противника ближе, - говорит Миллер. Я очень рад этому - всегда хочется при любой возможности побывать в своем батальоне, повидать недавних сослуживцев.

Собченко уже предупрежден, что вещание будет проводиться с позиций его батальона, он сообщил по телефону, что ждет и уже все подготовил. В батальон движется целая процессия: кроме меня и Миллера - трое связных, выделенных, чтобы нести оборудование.

Идем полем в рост - сейчас, в темноте, не страшно, что противник издали обнаружит и обстреляет. Благополучно добираемся до командного пункта батальона, расположенного в окопе, - землянку бы соорудили, да дерева на перекрытие не нашлось - где тут его достанешь в безлесной степи? Просто угол окопа прикрыт плащ-палаткой и на случай дождя, и чтобы противник света не заметил, если понадобится зажечь фонарик или коптилку.

Нас встречает Собченко и сразу же препоручает замполиту:

- Вот он вас проведет. Вопрос уже подработан.

- В третью пойдем, - говорит Бабкин. - Оттуда к немцам ближе всего. - и добавляет с усмешкой: - Вот покричите, покричите - и фрицы сразу к нам валом повалят?

На подковырку Бабкина Миллер отвечает самым серьезным образом:

- Наша агитработа - это мина замедленного действия. Отмечены многочисленные случаи, когда в результате немецкие солдаты добровольно сдавались в плен и даже перебегали. А один из перебежчиков предупредил о немецком наступлении. Так что напрасно иронизируете, товарищ старший лейтенант!

- Да я что, разве не понимаю, товарищ капитан? - спешит поправиться Бабкин.-Да я со всей моей охотой...

Действительно, Бабкин действует со всей охотой. Когда мы приходим, он вместе с командиром роты, которому тут же на ходу разъясняет всю важность нашей передачи, ведет нас, как уверяет, на самое удобное место. Место действительно удобное: самый настоящий блиндаж с накатом из бревен, только одно в нем неудобство: выход в сторону противника. Но ничего не поделаешь, блиндаж немцы строили для себя, у них была на местности противоположная ориентация.

- Отсюда до немцев, - объясняет Бабкин, - по ничейке метров пятьсот шестьсот, не больше. Так что услышат.

- А не вмажут они по блиндажу фугасным, как вы вещать начнете? высказывает опасение командир роты.

- Не беспокойтесь! - успокаивает Миллер. - Репродуктор мы поставим далеко от блиндажа. А вот для охраны репродуктора, на случай, если немцы вздумают его повредить или утащить, прошу выделить пару автоматчиков. Половчее которых.

- А если немцы начнут бить по репродуктору?

- Все предусмотрено. Я автоматчиков проинструктирую. Лишней опасности их подвергать не будем.

Заносим все оборудование в блиндаж, вход в него завешиваем плащ-палаткой, чтобы со стороны противника не был заметен свет: мы светим фонариками. Потом зажигаем плошку. В блиндаже - сплошные нары, устланные сухой травой. Миллер устанавливает на них микрофон и все остальное оборудование. Приходят два автоматчика, выделенные командиром роты, - два молодых парня. Миллер начинает инструктировать их:

- Сейчас мы с вами пойдем, скрытно от противника, поближе к нему, на ничейную полосу...

- Ползком лучше, - вставляет Бабкин, - тут недалеко, ежели в рост, на фоне неба могут заметить...

- Ну что же, ползком так ползком. - Миллер обращается ко мне: - Попрошу вас: сходите с этими товарищами до места, где будет стоять громкоговоритель, проследите, чтобы все было подготовлено как надо. Длина кабеля - двести метров, надо использовать его на всю длину.

Значит, до немцев не дойдем только на четыреста метров, - прикидываю я. А если у них ближе боевое охранение, дозор какой-нибудь? Спросить Бабкина или командира роты? Но неудобно, еще подумают, что трушу... И я молчу.

Миллер продолжает:

- Громкоговоритель установите, обратив его в сторону противника. Лучше в ямке или неглубокой воронке, чтобы в случае обстрела не пострадал. Да и вы, товарищи, - обращается он к автоматчикам, - окопайтесь или тоже воронку какую-нибудь используйте, от громкоговорителя метрах в десяти, ну, словом, так, чтобы вы его хорошо видели. Заляжете и будете охранять. А то мало ли что! Бывали случаи - передача идет, а немцы к репродуктору ползут, чтобы утащить. Так что смотрите в оба. Когда я закончу передачу, вы услышите в громкоговорителе, по-немецки, гутен нахт. Гутен нахт - запомнили? Вот сразу после гутен нахт - забирайте громкоговоритель и идите обратно, по пути сматывайте кабель. Если немцы начнут обстрел - переждете. Ваша главная задача - репродуктор сберечь!

Выбравшись из окопа, я и два автоматчика отправляемся в путь. Один идет впереди налегке, с автоматом наизготовку. Следом второй тащит ящик с громкоговорителем. А за ним следую я с мотком кабеля и разматываю его за собой.

Я уже не раз выходил на ничейную полосу ночью с рупором. Но все равно каждый раз делается страшновато - когда знаю, что между мною и противником нет никого из своих и, когда всегда есть вероятность, что противник может оказаться значительно ближе, чем предполагается. Страшновато и сейчас...

Сначала мы идем согнувшись, но когда впереди идущий автоматчик ложится на землю и начинает двигаться ползком, на такой способ передвижения переходим и мы. Жесткая, сухая трава колет руки, цепляется за гимнастерку, локти и колени то и дело наталкиваются на какие-то твердые не то комья, не то корни. Временами передний автоматчик останавливается, ложится, слушает. В одну из таких остановок, когда кабеля в моей руке остается уже мало, я, не выпуская его, проползаю вперед, передаю оставшийся конец кабеля автоматчику, шепчу:

- Кабель кончится - стоп! Будем подсоединять.

Проползаем еще немного. Передний автоматчик замирает неподвижно. Кончился кабель! Ползу вперед. Подсоединяем конец кабеля к громкоговорителю, на ощупь находя нужную клемму, - Миллер показал, как это делать. Находим в траве небольшую впадину, умещаем репродуктор туда. Порядок!

Вот только не услышали бы нас немцы сейчас, до начала передачи! Нервы напряжены: а что, если услышат и на шорох дадут пулеметную очередь или сыпанут минами?

Как наставлял нас Миллер, проползаем вперед от репродуктора в сторону противника шагов десять - пятнадцать. Шепчу автоматчикам:

- Окопайтесь тихонько, на всякий случай!

- Да мы и так, товарищ лейтенант! Найдем подходящую ямочку...

- Только не вместе! - шепчу я. - Один - правее репродуктора, другой левее, и слушайте внимательно! Не передачу, а что вокруг!

- Понимаем!-отвечает один из автоматчиков, и в его тоне я улавливаю: что, дескать, ученых учить.

С репродуктором, кажется, все в порядке... На секунду настораживаюсь: не слышно ли чего со стороны противника? Нет, полная тишина... Только где-то неподалеку в траве тренькает кузнечик. Такое впечатление, что сейчас, в этот ночной час, на всем фронте тишина. Может быть, так оно и есть.

Отправляюсь обратно. Теперь уже нет ощущения отованности от своих, какое было, когда тащили репродуктор и кабель. Уже не ползу, только иду, пригнувшись, прихватывая одной рукой кабель, чтоб не сбиться куда-нибудь в сторону. Кабель приведет точно к блиндажу, где меня ждет Миллер.

Вот и блиндаж, освещенный трофейной плошкой. Ввалившись туда, обрадованно говорю Миллеру:

- Все в порядке, товарищ капитан! Можно начинать!

- Спасибо! - Миллер смотрит на меня, улыбается: - А вы, дорогой лейтенант, весь в репьях!

- Это когда полз... - смутившись, бормочу я и начинаю сдирать с себя репьи, они всюду - на коленях, рукавах и на подоле гимнастерки. Наверное, я сейчас похож на бродячего пса.