Я действительно не собирался делать ей ничего плохого. Как можно такое предположить! Услышав это, она наклонилась ко мне и поцеловала.

Бен повернул голову в сторону Маата и самым естественным тоном продолжал:

- До чего же она была упряма! Я не препятствовал ей. А почему, если это ей нравилось?

- Твои губы такие холодные! - сказала она. Мне так не казалось, но она, наверное, знала лучше меня... Все это осталось в моей памяти, как будто разговор с Сандрой происходил вчера. А ведь это, Маат, было давно. Может быть, времени с тех пор прошло не так уж много, но ничего не поделаешь: вся моя жизнь уложится в несколько месяцев. Даже года не будет, если все сложить. И несмотря на это я многое знаю, Маат. Я знаю больше, чем старик, который вкалывал всю жизнь и до самой смерти копил жизненный опыт. Он с грустью засмеялся и добавил для себя:

- Все это очень глупо.

Дверь в коридоре открылась. Раздались шаги и голоса.

- Сегодня день пастора, - сказал Маат. Бен выпрямился, опершись на кулаки. Темное облако пробежало в его глазах. Маат вышел из камеры.

- Не оставляйте меня, Маат! Не оставляйте меня одного!

- Я сейчас вернусь, Бен. Это недолго.

Бен бросился к решетке и ухватился за нее. Процессия прошла перед ним, Маат - впереди. Четверо надзирателей окружали пастора О'Хиггинса, который продолжал читать свою толстую книгу. Казалось, он похудел, и брюки на нем обвисли. Проходя мимо, он поднял глаза и посмотрел на Бена, заложив страницу пальцем.

Он бросил Бену:

- Не создавайте для себя мир в последние дни. Нет наказания слаще, чем смерть.

Наклоняя голову, Бен ударился о решетку. Фаланги его пальцев побелели.

- Маат, - пробормотал он, чувствуя себя совершенно потерянным.

Он не видел, как свет стал желтым. Он почувствовал это спиной, как будто кто-то дотронулся холодной рукой. Он стоял к ослабевшему на миг свету спиной, потому что знал: лицо не выдержит этого ока смерти. Ресницы причиняли ему боль, он с силой прижимал их к белкам глаз.

Когда Бен снова открыл глаза, все уже было по-прежнему. Он вытянулся на животе. Незнакомый огонь жег его мысли, огонь очистительный и добрый.

Маат бесшумно вернулся, прислонился к решетке. Бен лежал без движения, и Маат с любопытством смотрел на неподвижное тело, освещенное резким светом лампы. Бену навязывали другую правду, и Маат не завидовал ему.

- Все кончено, - сказал он, стараясь быть спокойным.

Бен медленно перевернулся на спину, пошарил рукой по одеялу, нашел сигареты. Маат дал ему прикурить.

- Спасибо, - выдохнул Бен.

Он с жадностью втягивал в себя дым, стараясь, чтобы эти сизые клубы успокоили его.

- Осталось всего четыре дня, Маат. Это не так уж много часов, не так ли?

- Еще довольно много. Не думайте об этом.

- Не думать об этом?! - воскликнул Бен. - Легко говорить, когда знаешь, что жить тебе еще много лет! Мне-то осталось всего ничего!.. Часы, Маат, и часы очень короткие!

"Шесть дней - это долго, когда это все, что осталось, - вспомнил Маат. Не так уж и долго, в конце концов".

- Думаю, Сандра считала вас смелым? - просто спросил он.

Выражение тревоги исчезло с лица Бена. Улыбка тронула уголки его губ, когда он стряхивал пепел.

- Она верила в меня, Маат. Я дал ей множество доказательств, что она может верить в меня. И я едва не убил ее, когда однажды ей пришло в голову, что она знает больше меня. На чем я остановился?

- Вы говорили, что она поцеловала вас. Что вы сделали потом?

- А вы любопытны! Ну ладно, слушайте дальше. Лучше говорить об этом, чем думать о чем-то другом. Может, вы думаете, что она на этом остановилась? Как бы не так! Она повела меня в свою комнату и, ни слова не говоря, стала снимать платье. Все, чего я сильнее всего боялся, как раз и происходило со мной!

Сандра на самом деле ничего не поняла. Я боялся сказать ей. У каждого свои слабости, не так ли? Во всяком случае, вид у меня, видимо, был довольно глупый, потому что она стала смеяться.

- Раздевайся, Бен, - сказала она. - Я тоже хочу тебя, но по-своему.

Вы не можете представить, что со мной происходило! Это было безумие. Я снял пиджак. Глядя на нее, я почти страдал. В животе у меня похолодело, я жадно глотал воздух, как будто мне не хватало его. Это было ужаснее, чем тогда, в прошлом.

Его голос стал глухим, торопливым и беспокойным.

- Убить ее, Маат? Я не мог это сделать. Я был не в состоянии броситься на нее и убить. Внутри я весь дрожал, как котенок, которого кинули в воду. Я ничего не мог с собой поделать. Ничего, черт возьми!.. Я был обязан ей всем: крышей над головой и едой, деньгами и этими проклятыми шмотками, которые ей бы хотелось, чтобы я снял. Каждый честен по-своему, черт меня подери! Есть вещи невозможные, Маат. Вы понимаете, что я хочу сказать?

- Конечно, понимаю, - ответил Маат.

- С какой-нибудь другой все было бы проще простого. Я бы с ней уже давно покончил, но только не с Сандрой. Скажите, что вы сделали бы на моем месте? Сдерживаясь, я мучился, а левая рука тряслась, как железный прут, по которому бьют молотком. Она дрожала, эта рука наркомана смерти...

Что я мог сделать? Она была здесь, рядом со мной, я видел ее прекрасную шею и улыбающиеся губы, и всю ее, которая ждала от меня того, что я не мог ей дать... Я лучше пустил бы себе пулю в лоб, чем... Я бы мог убить Фэтти, несмотря на нашу дружбу и все, что он сделал для меня... Да, черт возьми! Я с радостью разорвал бы его, окажись он рядом!

Внезапно Бен рассмеялся по-детски звонким смехом:

- А его, беднягу, несло от персикового мороженого! И снова голос его стал серьезным:

- К счастью для него!.. Испытывая нестерпимую муку, я сжал кулаки и подошел к Сандре. Она гладила свои волосы, совершенно голая в розовом свете лампы. Она улыбалась мне, глаза ее нежно блестели. Я быстро прицелился и достал ее кулаком в подбородок. Она перевернулась и растянулась на ковре, слабо вскрикнув от удивления...

Бен провел рукой по лбу и вытер выступивший пот, затем прикрыл ладонью глаза, будто хотел отогнать от себя этот кошмар. Затем откашлялся и продолжал:

- Ударив ее, я был уверен, что больше не причиню ей вреда. Я вовремя вспомнил о том, что произошло с Хилькой Рэнсон. Это и спасло Сандру...

Я вышел из комнаты и выпил бурбона прямо из бутылки. Постепенно успокоился. Как только пришел в себя, вернулся в соседнюю комнату. Сандра была в сознании, я помог ей надеть халат. Она еще плохо стояла на ногах, бедная девочка! Я избегал смотреть на нее, и это было легко, потому что в глазах у меня стоял туман. Она молча прилегла на кровать, я сел рядом. Тогда она обхватила мою голову руками и посмотрела прямо в глаза:

- Бедный малыш. Бедный малыш, который не захотел этого...

На подбородке у нее образовалась маленькая шишка, до которой я смущенно дотронулся пальцем. Сандра с грустью смотрела на меня. Я видел, что она не сердится, и положил голову ей на плечо. Тепло ее тела было приятно мне. Это напоминало время, когда я был совсем маленьким и болел.

- Не делай этого больше, - сказал я ей на ухо. - Я едва не убил тебя. Если бы на твоем месте была другая, она была бы сейчас мертва.

- Ты испытывал бы угрызения совести? - спросила она.

- Да. Ты была так добра ко мне. Это мне и помешало. Однако если тебе вздумается повторить, возможно, я не смогу сдержать себя. Мое удовольствие, Сандра, - это женская шея. Постарайся понять. Это то же самое, как если бы ты предложила собаке стакан виски вместо ее кости. Ты любишь виски, и хочешь, чтобы она любила его, как и ты. Но это невозможно, Сандра. Я предпочитаю свою кость, даже если на ней уже не осталось мяса. И ничего не могу поделать, я не виноват. Знаю, это ужасно, это ненормально. Сегодня я впервые понял, как это отвратительно. Возможно, похоже на то, как насилуют.

Послушай, Сандра, когда мы будем одни, постарайся делать так, чтобы иметь под рукой пушку. Я многого не знал из того, что узнал за десять минут. Твое плечо нежно и приятно. Я хотел бы сойти с ума, но не могу. В этом вся беда.