Стюарт Терри

Экспресс в рай

Терри СТЮАРТ

ЭКСПРЕСС В РАЙ

Глава 1

Тяжелые башмаки Маата громко стучали по металлическим ступеням крутой лестницы, ведущей в блок смертников.

Он покинул столовую для дежурных надзирателей с чувством неприятной тяжести в животе. Как всегда, мешала одышка. Выверенным, спокойным шагом вошел в длинный коридор без окон, ярко освещенный электрическим светом. Нажал на кнопку, и двойная бронированная дверь открылась. Перешагнув через порог, Маат сразу почувствовал себя, как дома.

Справа тянулся ряд отвратительных камер. Царила тишина, унылая и плотная.

Идя по коридору, Маат удивился, увидев первую камеру пустой, потом вспомнил, что ее обитателя накануне вечером отправили на электрический стул.

Бросил взгляд во вторую: Джонни Ньюман. Ограбления банков. Пять убийств, среди которых убийство агента Федеральной безопасности. Волосатыми руками Ньюман раскладывал замасленную колоду карт на коричневом одеяле, и Маат увидел квадратную голову и взгляд больного зверя.

Соседняя камера: Отис Дженканум. Убийца школьниц и некрофил.

- Привет, Отис, - громко сказал Маат. - Успокоился?

Тот улыбнулся, как провинившийся ребенок. В его глазах, казалось, отсутствовало какое бы то ни было желание". Смутившись, Маат отвернулся и ускорил шаг.

"Вот Джесс Уэбстер, - подумал он, шагая дальше. - Этот уложил семью из одиннадцати человек за четыре доллара и шестьдесят три цента..." Уэбстер спал, лежа ничком на грубой скамье и спрятав лицо в ладонях.

В следующей камере худой человек в очках с золотой оправой читал толстую книгу в потрепанном переплете, медленно шевеля губами. Он даже не поднял головы на звук шагов Маата. Этого человека звали Нильс О'Хиггинс, он был пастором в Белтонвилле, штат Алабама. Защитник общественной нравственности... Хорош защитник, как же: убил пятерых нагих танцовщиц из театра.

Маат прошел мимо двух пустых камер и, наконец, подошел к последней. Здесь сидел Бен Свид.

Когда Бену надоедало лежать, он ходил. Шесть шагов вдоль, три шага поперек, и всегда одно и то же движение ногой, чтобы обойти умывальник.

С потолка свисала негаснущая лампа в металлической решетке. Ему до тошноты надоел этот резкий свет, от которого болели глаза. Он услышал резкий звук шагов Маата. Тот заговорил мягким и мирным голосом.

- Ну, как, Свид?

- Что как?

- Я могу войти?

- Вы бы лучше оставили меня в покое, - проворчал Бен, но потом добавил:

- Входите, если душа просит. За это я платы не беру.

Маат одними глазами улыбнулся Бену, который, стоя спиной к стене, был все так же враждебен.

- Вам курить запрещено, - сказал он, вытащив из кармана пачку сигарет, но мы можем договориться. И потом, я не люблю пускать дым в глаза.

Бен ничего не ответил, но впился взглядом в пачку.

- Это против инструкций, но если вы очень хотите... - продолжал Маат.

Бен распрямил пальцы, взял сигарету, наклонил голову к спичке и глубоко затянулся. Он долго держал дым в легких, затем медленно выдохнул.

- Прекрасно, - пробормотал он. - Что нового? Маат сел на табурет.

- Чейн Клейтон схлопотал тридцать лет отсидки в тюрьме Джолиет. Его взяли с подругой в Каире. Это из сегодняшней газеты.

- Никогда не слышал об этом Клейтоне... Да и вообще, мне наплевать.

- Свид, мне бы хотелось...

- Чего?

- Мне бы хотелось услышать вашу историю. Не ту, которую рассказали в газетах, а настоящую.

- Вам это интересно?

Бен размышлял. Вообще-то Маата ему ненавидеть было не за что. Этот толстяк в форме действительно делал все, чтобы скрасить последние часы осужденных. Не то что подонок Ларсон, который постоянно выкрикивал своим отвратительным голосом разные угрозы.

- Мне было бы интересно узнать, почему вы оказались здесь, - сказал Маат. - Это может показаться глупым, но вы сдались без сопротивления. Обычно все происходит наоборот, не так ли?

- Не люблю, когда мне задают вопросы, - проворчал Бен.

- Говорить будете вы. Я ни о чем спрашивать не буду. Да и комиссия по приведению приговора в исполнение никогда их не задает.

- Скажите, Маат, эта комиссия, ну, эти типы проверяют.., что эта штука хорошо работает?

- Да.

- Надеюсь, что она не откажет. Бен улегся на кушетку, подтянул ноги и воткнул сигарету в угол рта.

- Послушайте, Маат, у меня нет привычки болтать вот так с легавым.

Маат бросил пачку "Голд Доллар" на грудь Бена. Бен взял ее и стал рассматривать.

- "Голд Доллар", - ухмыльнулся он. - Должно быть, заколачиваете вы немного!

- Не очень, но мне довольно...

- Почему вы хотите знать мою историю?

- Да так, чтобы скоротать время, - медленно ответил Маат. - Но если не хотите, не буду вам надоедать.

- Ну что ж, я расскажу...

Рука Бена ощупывала пачку, будто это была очень ценная вещь.

- Лицо у вас симпатичное, - продолжал он. - И стоит ли ломаться перед вами только потому, что мне не нравится ваша профессия?

Бен был счастлив оттого, что мог курить. Его лишили табака до дня казни за плохое поведение перед судьями. До своего последнего дня...

- ., побери! - сказал он вслух. - Вы молодец, Маат.

Вам дорого может обойтись, что разрешаете мне курить, но в блоке смертников доносчиков нет. Не то, что в той жизни. В мире так много подонков! Их взгляды встретились, и Бен усмехнулся:

- Полагаю, вы не любите, когда лгут?

- Не очень, - признался Маат. - Уж если говорить, то лучше откровенно.

- Только прошу вас, не задавайте вопросов, даже если они возникнут по ходу моего рассказа. Он может послужить вам для написания книги.

- Книги? Вы шутите! Меня в этот блок и поместили-то потому, что я не написал ни одного рапорта без ошибок.

Черты лица Бена обострились, а голос перестал быть звонким.

- Через шесть дней, - продолжал он, - мне идти на электрический стул. Шесть дней - это так долго, когда это все, что осталось от жизни.

- Долго? - удивился Маат.

- Постарайтесь понять меня, и вы убедитесь, что я прав. Маат, моя песенка спета. Когда я думаю об этом, прихожу к выводу, что все произошло слишком быстро! Конечно, при той жизни, которую я вел, мне не следовало надеяться дотянуть до старости. Жизнь сгорает незаметно, как свеча. Мне все равно... Уже ничего не поделаешь. Одни загибаются в своей кровати, другие попадают в переделку. Для меня - стул. Так что нечего нервничать: я знаю, как уйду из жизни и когда. Мне не страшна моя смерть, так же как не страшна смерть тех, кого я убил. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Нет, Маат не понимал. Он не мог понять Бена, потому что не был приговоренным к смерти.

Но все-таки сказал "да".

- Тогда о'кей.

Сколько времени продержится еще Свид? По опыту работы Маат знал, что последние дни становятся невыносимыми для заключенных. Возмущение против уничтожения в конце концов пересиливает все остальное. Были такие, которых надзирателям приходилось оглушать, чтобы дотащить до стула. А там дожидались, когда они очнутся, чтобы включить ток.

Бен продолжал:

- О настоящем волке судят по тому, как он погибает. Нужно уметь держаться, когда пришел конец. О! Я отлично знаю: не очень приятно ждать, когда за вами придут. Самое тяжелое, Маат, это видеть, как угасает свет в одно и то же время. Каждый раз, когда это происходит, я думаю: "Еще один приятель сел на сковороду..." И от этой мысли сразу холодеет в животе. Поэтому, когда наступает положенный час, я ложусь ничком, крепко закрываю глаза и затыкаю уши, чтобы не слышать тех, кто орет, как сумасшедший, пытаюсь думать о нормальных вещах, и это проходит... Как видите, просто...

"Не так уж это просто", - подумал Маат. Ему казалось, что он знаком со всеми ужасами, которые существуют на земле. Он знал, как переворачивается от взрывов земля, он перевязывал растерзанные тела солдат. Там, на войне, не все бомбы убивали... Однако эта железобетонная клетка с ослепляющим светом, этот медленно говорящий человек с холодным взглядом превосходили все ужасы, порожденные войной.