- Его запугаешь, - ответил Саша и увидел возвращающуюся пару.

Они шли меж рядов и сквозь толпу, брезгливо и отстраненно. Они открыто презирали тех, кого легко обманывали, и легко обманывали потому, что высокомерно презирали. Глядя на них, Саша почувствовал накат солдатского гнева и, на миг прикрыв глаза, привычно подавил его.

Пушок положил изящный чемоданчик на прилавок, а Коммерция, открыв его, извлек шикарный бежевый пиджак.

- Да, - вспомнил Коммерция. - Ботинки сорок третьего размера. Подойдут?

- В самый раз, - ответил Саша, не в силах оторвать глаз от пиджака.

- Прошу примерить, - предложил Коммерция.

- Прямо здесь?

- Пиджачок можно, - подбодрил Пушок. Саша потянулся за пиджаком и вдруг заметил на правой руке Коммерции отсутствие двух пальцев указательного и среднего.

Картину подобного рода он однажды видел там, на фронте. Там гражданин, добровольно и самостоятельно освободившийся от двух своих главных на войне пальцев, без колебаний и психологических экскурсов был направлен комбатом в трибунал.

- Самострел? - со знанием дела осведомился Саша.

- Язычок у вас, товарищ капитан! Несчастный случай в сороковом году. Лопнул трос на лесоповале.

- В исправительно-трудовой колонии где-нибудь на далеком Севере нашей необъятной Родины? - Саше нравилось уточнять.

- Именно, - подтвердил Коммерция. - В Кировской области.

Не торопясь, Саша расстегнул кителек, снял его, взял из рук застывшего вдруг Коммерции пиджак. А Коммерция и Пушок смотрели на рукоять парабеллума, торчавшую из-под бриджей, смотрели пристально и обреченно. Саша влез в пиджак. Пиджак сидел как влитой.

- Как? - спросил Саша у Алика.

- Хороший пиджак, - серьезно ответил Алик. Саша снял пиджак, поправил парабеллум, надел китель, четко застегнулся.

- Ну что, купцы? Называйте цену. За все. С чемоданом.

- Для героя войны цена будет весьма и весьма умеренной, - заявил Коммерция.

- И правильно, молодцы, - поощрил купцов в этом намереньи Саша и, угрожающе похлопав через китель по невидимому пистолету, добавил: Учитесь торговать.

У себя в комнате под насмешливым взглядом Алика Саша ловко и с видимым удовольствием переоделся и, посмотрев на себя в зеркало, сообщил своему отражению весьма конфиденциально:

- Ну, сукины дети, я до вас доберусь.

- Нет, такого красавца в доме держать никак нельзя. Его народу показывать надо, - иронично решил сидевший на подоконнике Алик. Отметая иронию, Саша с энтузиазмом принял предложение.

- Именно, мой юный друг! Пойдем гулять.

- На минуту в Отцовский заскочим, а потом - в центр, - сказал Саша Алику. Они шли по Красноармейской - элегантный молодой человек спортивного типа и его юный друг, одетый значительно скромнее. Свернули в тихий уже заросший молодой яркой травой Отцовский.

У дома номер семь Саша картинно - как и требовало новое одеяние, облокотившись о палисад, обратился к женщине, которая энергично работала лопатой - вскапывала огород.

- Можно вас спросить, мамаша?

Женщина разогнулась и оказалась яркой молодицей.

- Что тебе, сынок?

- Извини, сестренка, - вальяжный стиль роскошного молодого человека был сбит одним ударом, и потому он говорил уже просительно: - Тут старичок проживает, Михаил Семенович. Можно его повидать?

- Семеныча-то? Да навряд ли. Уехал он.

- А мы с ним договорились... Как же это он?

- Ни свет ни заря. Меня разбудил, говорит: "К снохе поеду в Ногинск. На огороде помочь просит". Через десять дней обещал быть.

- Жаль. Он мне позарез нужен.

- А я заменить его не могу? - игриво спросила молодица.

Саша отчаянным глазом осмотрел ее и сказал задумчиво:

- А что ж... Есть над чем подумать...

- Думай не думай, солдатик, сто рублей - не деньги. Зачем тебе думать-то? - до ужаса рисковой была молодица - уже знала, что понравилась.

- Умный потому что, - ответил, чтобы ответить Саша, и спросил нахально, вспомнив свой неземной красоты наряд: - Звать-называть как тебя буду?

- Нинель, - назвалась озорница.

- Лучше Нинон, - задумчиво поправил ее Саша. - Я буду звать тебя Нинон. Жди меня через пару деньков, Нинон.

- А сегодня что же?

- Сегодня дел по горло, - с искренним огорчением объяснил Саша. Сегодня мне гулять положено.

- Тогда гуляй отсюда, - грубо посоветовала Нинон и взялась за лопату. Саша в неопределенности еще немного потоптался у забора, а потом, махнув рукой, заявил горько Алику:

- Нас не поняли, дружок. Пойдем искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок.

Уголок они искали на привычном пути: Ленинградское шоссе, улица Горького, Пушкинская площадь.

- Не пойду! - свистящим шепотом кричал Алик и вырвался. А Саша за руки тянул его в "Асторию".

- Да ты что, дурачок! Такой сегодня день! Посидим, поедим.

- Я не голоден.

- Ты жульен когда-нибудь ел?

- А что это такое?

- Из интеллигентной семьи, а село! - весело изумился Саша и затолкал слабо сопротивляющегося из-за обнаруженного вдруг собственного невежества Алика в ресторанный подъезд.

- Мест нет! - строго предупредил швейцар.

- Нам найдут, - беспечно ответил Саша.

- И вашему товарищу рановато по ресторанам-то...

- В самый раз, - отрубил Саша и нехорошо глянул на швейцара: сквозь и одновременно как бы мимо.

Взгляд этот означал, что Саша уже не видит перед собой человека, а видит он всего лишь препятствие, которое ему, солдату, позволено преодолевать любым способом. Любым. Поняв, что далее препятствовать без риска невозможно, швейцар возгласил:

- Прошу!

- Может не пойдем? - нудил Алик.

- Да замолчи ты!

В зале Саша заметил знакомого официанта и поманил его пальцем. Тот на миг задумался, узнал, подбежал.

- Столик на двоих, закуску, жульены, двести пятьдесят.

Гриша окинул критическим взором Алика, но возражать не стал: усадил за малый стол у колонны, расставил приборы и исчез.

- Нравится тебе здесь? - спросил Саша.

- Нет.

- Почему?

- Не ко времени все это.

С подносом примчался Гриша.

- А вот Алику не нравится у вас, Гриша, - игриво сказал Саша.

- Кому что, - бесстрастно заметил Гриша. - Кому шашлык, а кому манная каша, кому сто пятьдесят, а кому молоко через соску.

- Не хами, - предупредил Саша.

- Вы спрашиваете, я отвечаю, - Гриша, разговаривая, умело расставил принесенное и пожелал: - Приятного аппетита!

Саша налил себе рюмку, поднял ее.

- За ребят, сделавших то, что мне сделать не довелось, - и выпил.

- Гражданин! - прозвучало за его спиной. - Приводить несовершеннолетних в ресторан в вечернее время строго запрещается.

Саша поставил рюмку на стол и поднял глаза на метрдотеля!

- А! Аполлинарий! Ты за Алика не беспокойся. Он взрослый. И умный. Умнее и образованнее нас с тобой.

- Гражданин! Я повторяю еще раз... - начал было опять Аполлинарий Макарович, но осекся, потому что Саша, вытянув ноги и слегка отъехав креслом по натертому полу, засунул руки в карманы брюк. От этого незастегнутый бежевый пиджак разошелся, приоткрыл поблескивавшую в обильном свете ручку парабеллума.

- Аполлинарий! - упирая на двойное "л", произнес Саша. - Жена, наверное, Полей зовет? Так вот что, Поля. Я - нервный, я - контуженный, я за себя не ручаюсь. Мысль моя ясна?

Аполлинарий Макарович, чтобы окончательно не пасть в собственных глазах, просто молчал.

- Тогда иди, - предложил ему Саша, но вспомнил вдруг: - Да твой приятелек Семеныч сегодня здесь появлялся?

- Я не знаю никакого Семеновича! - сделал заявление Аполлинарий.

- Вот что, ресторанная падла, - тихо сказал Саша. - Тебя вежливо спрашивают, и ты должен отвечать вежливо, кратко и правдиво. Ну!

- Его сегодня не было, - выдавил из себя Аполлинарий Макарович.

- Видишь, как все просто? А ты, глупый, боялся. Ну, ходи ножками.