— Тоже из ГБ? — испугалась Дарья.

— Типун тебе на язык! Миллионер, владелец «Мирмара» Борис Евсеевич Марин.

— А почему Железный?

— Потому что железный.

— А почему Шарик?

— Потому что круглый и катится.

— И накатывает? — поинтересовалась Дарья.

— У тебя время есть? — задумчиво спросила Анна.

— А что?

— Через час Железный Шарик ко мне закатится. Вот и посмотришь, какой он.

— Тварь ты! Последняя тварь! — заорал на Андрея Альбертовича Сырцов. Он ходил по подвалу, легонько подвывая, как от зубной боли. — Ты же знал, сволота, что этот «ТТ» погубит мальчишку!

— А что я, что я? Меня попросили, и я достал, — не оправдывался, а, скорее, удивлялся непонятливости собеседника Андрей Альбертович. Он как сел, так и сидел: задвинув ноги под табурет, спина прямая, ладони на коленях.

— Ладно. Проехали, — решил Сырцов. — Теперь о Генрихе. Как он там прозывается? Федор Федорович Заволокин? Я полагаю, что его ты вербовал. Как же ты мог заставить переквалифицироваться домушника в киллеры?

— Я его не заставлял переквалифицироваться. Мне было поручено его обломать и приручить — и только.

— Утюгом приручал?

— Зачем же так грубо? — укорил Сырцова Андрей Альбертович. — Утюгом поломать можно, а приручить нельзя. Компроматом, Жора, компроматом.

— Вот ты и разговорился. Это хорошо, — похвалил его Сырцов. — А компромат откуда у тебя?

— От Антона Николаевича Варицкого, — уважительно назвал фамилию Андрей Альбертович.

Но Сырцов отодвинул упомянутого персонажа на потом. Его интересовало другое:

— Характер компромата? Чего Генрих должен был испугаться больше, чем государственной власти, милиции, соседей, прохожих?

— Уголовщины, Жора. Феденька три года в осведомителях от МУРа в блатном море старательно плавал.

— Чьим агентом он был, Дрюня? — быстро спросил Сырцов.

— Имени-фамилии в бумагах не было, только псевдоним- "Одинокий", — и все. Но Генрих и Одинокого испугался до медвежьей болезни. Так что работать с ним было одно удовольствие. Сдался сразу, на спину и лапы вверх, как котенок. Чеши мне пузо кто хочет!

— А кто хотел?

— Я передал его певцу знаменитому, Радаеву Олегу.

— Значит, он был твоим шефом?

— Нет, с Радаевым я редко встречался. Все дела — через Варицкого.

— Как же ты, бывший мент, под такой рваниной ходишь?

— Он сын министра, между прочим. — Видно было, что Андрей Альбертович уважает многие признаки былой ли, настоящей ли, все равно — власти. И сейчас он словно титул возгласил. Прямо его сиятельство Антон Варицкий.

— Да говно он, твой Варицкий, жидкое вонючее говно! — припечатал Сырцов.

Андрей Альбертович не стал спорить с хозяином положения и, помолчав, прикинул, что за свою разговорчивость уже может потребовать и вознаграждения.

— Отпусти меня, Жора.

— Куда? — особо не удивясь, спросил Сырцов.

— В Тамбовскую губернию. К теще.

— "Тамбов на карте генеральной кружком означен навсегда. Он прежде город был опальный, теперь он, право, хоть куда", — процитировал эрудированный Сырцов. А не столь начитанный Андрей Альбертович слегка обиделся на Лермонтова за Тамбов:

— Как это не обозначен? Тамбов — областной центр.

Сырцов, устав стоять, привалился спиной к кирпичной стене:

— Я думал, что в ярости разотру тебя, подлую предательскую скотину, в мелкую пыль разотру. Для начала даже по уху дал…

— Левое ухо до сих пор ничего не слышит, — перебив, пожаловался Андрей Альбертович.

— Бога благодари, что правое пока слышит, — подбодрил его Сырцов. Желал я злодея наказать, а какой ты злодей!..

— Не злодей, не злодей! — обрадовался Андрей Альбертович.

— Ты — ничто, пустота в оболочке. Что ж, прикажете пустоту молотить кулаками, ничто уничтожать? Что же мне с тобой сделать, Дрюня?

— Отпусти меня, Жора, — снова попросился в Тамбовскую губернию Рябухин.

— А куда это вы вдруг засобирались? — вспомнил Сырцов. — Заспешили, засуетились. Отчего?

— Запахло жареным, — признался Андрей Альбертович.

— Тебя предупредили?

— Меня взрыв на кладбище предупредил. Хотя про эту берлогу ни Радаев, ни Варицкий не знали, решил я когти рвать. И отсюда, и из Москвы.

— Что же мне с тобой сделать? — задумался Сырцов.

— Отпусти, а? — то ли подсказал, то ли попросил Рябухин.

— Я тебя Лене Махову сдам, — наконец решил Сырцов.

— Он меня убьет! — в отчаянии взревел Рябухин.

— Он тебя и пальцем не тронет.

— Сам-то не тронет. Он просто посадит меня в камеру с уголовниками!

— Твои заботы, — равнодушно откликнулся Сырцов на рябухинский крик души.

Железный Шарик, он же Круглый Боб, он же финансист, предприниматель и миллионер Борис Евсеевич Маркин устроился в середине обширного дивана, по краям которого сидели две знаменитые певицы. Он, как петух на насесте, повертел головой, переводя подчеркнуто восхищенный взгляд с одной патентованной красотки на другую, и сообщил отсутствующим зрителям:

— Я в раю, и рядом — райские птицы с колдовскими голосами.

— Цыпочки, — грубым голосом сказала Анна.

— То есть? — обалдело удивился Марин.

— А что тут понимать? — агрессивно продолжила Анна. — В моем беззаботном отрочестве, прошумевшем в незабвенном Кочновском переулке, так ко мне обращались застенчивые ухажеры. Прешь, бывало, с подружкой, а сзади: "Цыпочки!" Обернешься неосторожно на зов, и тут тебе вопрос от кавалера: "Говно клюете?" Так вот и ухаживали за мной в те времена. Да и сейчас далековато нам с Дарьей до райских птичек. Цыпочки мы, цыпочки!

Борису Евсеевичу рассказ понравился. Он покровительственно улыбнулся Анне, для которой, знал отлично, шокинг — любимый прием в диалоге.

— Наша непредсказуемая примадонна в своем репертуаре, — бойко констатировал он. — Кстати, насчет поклевать. Я с утра не жрамши.

— "Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно", — совсем распоясалась Анна и крикнула очередной своей рабыне: — Марина!

Марина возникла в дверях тотчас.

— Мариночка, лапочка, сообрази пожрать, а? — нарочито униженно попросила Анна, чтобы доставить той удовольствие. — Что-нибудь у нас найдется?

— Я свиные отбивные вмиг поджарю, — с энтузиазмом заверила Марина.

— Трефное, Боб, — предупредила Железного Шарика Анна.

— Запретный плод сладок, — весело ответствовал он.

— Тогда, пока Марина там колдует, поговорим, Боб, о Дарье.

Молчавшая до сих пор Дарья за прошедшее время хорошо подготовилась к драматическому моменту. Беспомощно прижав кулачки к груди, она со скрытым страданием воскликнула:

— Помогите мне, Борис Евсеевич!

Участливый Марин тотчас изменился в лице. Заметно было, что Дашин вопль тронул сердце миллионера, и он спросил голосом, которым взрослые лепечут часто с малыми детьми, сочувственно и шепеляво:

— Финансовые затруднения, деточка? Да уж куда вам, Дашенька, с деньгами-то дело иметь!

— Тебе все деньги! — раздраженно укорила Анна. — Не в деньгах счастье, Боб.

— А в чем, моя хорошая? Ты скажи в чем, и я, бросив все свои деньги, побегу за настоящим счастьем.

— Знала бы, и сама побежала. Передовые люди всех времен говорят, что счастье — в любви к ближнему, — почти серьезно сказала Анна.

— Тогда я счастлив, — твердо заявил Борис Евсеевич. — Я бескорыстно, без гнусных намерений, люблю вас, мои прелестные девочки.

— И твои обильные бабки при тебе, — дополнила картину Анна. — Ты счастлив вдвойне, Боб!

Опять забытая Дарья демонстративно шумно вздохнула. Марин спохватился и вернулся к роли заботливого папаши:

— К вашим услугам, Дашенька!

— Уж не знаю, как и начать… — нарочито заробела Дарья.

— Начну я, — жестко вмешалась Анна. — Как тебе известно, Боб, Дашкин продюсер Мишаня покинул лучший из миров. И Даша осталась без присмотра. Конечно, найти очередного шоу-жулика — не проблема, только свистни. Но загвоздка в том, что Дарья под завязку наелась мошеннических проделок своих благодетелей-устроителей и хочет сама вести свое дело при консультации опытного и энергичного финансиста. Ты — опытный, энергичный и дьявольски умный финансист, Боб. Я все правильно сказала, Дарья?