9. Прошлое
Работа в доме Артёма становится для меня чем-то совершенно новым, почти чуждым. Каждая деталь — сверкающие мраморные полы, массивные деревянные шкафы, элегантные люстры — словно шепчет мне, что я здесь случайно, что я не принадлежу этому месту.
Всё ещё чувствую себя пустой после всего, что произошло. Пожар, больница, этот переезд. Даже университет больше не значится частью моей жизни — пришлось взять академический отпуск. Вроде бы по объективной причине: ни сил, ни времени заниматься учёбой у меня не осталось. Но всё же в глубине души я понимаю, что это было не совсем моё решение. Артём убедил меня, что так будет лучше, спокойнее. И я, отчаявшись, согласилась.
— Тебе нужно прийти в себя, — сказал он тогда, когда я, теряя голос, пыталась оправдать, почему хочу продолжать учёбу. — Ты и так на пределе. Зачем тебе университет сейчас? Отдохни, соберись с мыслями. Всё остальное подождёт.
Подождёт. Эта мысль становится почти утешением, но с каждым днём я чувствую, как отдаляюсь от своей прежней жизни. Академический отпуск — это якобы временная мера, но я знаю: возвращаться будет всё сложнее.
Артём оставляет мне ключи, коротко объясняет, что где лежит, и исчезает. Вероятно, он работает или занимается своими делами. Я даже не спрашиваю. Первая неделя проходит в бесконечных делах — пыль стирается, зеркала начинают блестеть, полы пахнут свежестью, а я каждый вечер падаю от усталости. Не думать. Не вспоминать. Не останавливаться. Это становится моим единственным спасением.
Однако дом оказывается куда больше, чем я ожидала. Убирать его одной оказывается непросто. Каждый вечер я понимаю, что Артём вовсе не преувеличивал с метражом, когда с обидным тоном говорил о "всего девяноста квадратных метрах". Гигантская кухня, просторная гостиная с окнами до пола, спальня с гардеробной — всё это давит на меня. Особенно гардеробная. Я стараюсь обходить её стороной, чтобы не видеть эти дизайнерские вещи, которые словно насмехаются надо мной.
Но несмотря на эту грандиозность, дом кажется странно пустым. Ни одной фотографии, ни вещей, которые могли бы рассказать что-то о его владельце. Всё выглядит идеально стерильно. Порой мне кажется, что Артём сам не принадлежит этому месту.
Иногда я думаю о своих родителях. После пожара они позвонили мне всего пару раз, чтобы уточнить, как я. Отец пробормотал что-то о "главном, что все живы", а мама говорила скорее из вежливости, чем из реального беспокойства. На этом всё закончилось.
Я не виню их. Они никогда не умели заботиться о ком-то, кроме самих себя. Давно поняла, что моя семья — это я сама. Но всё же где-то глубоко внутри есть горечь, что даже сейчас, когда моя жизнь на грани, я для них почти незаметна.
Аня… Мы когда-то были так близки, что могли говорить обо всём. Теперь же наши редкие переписки стали формальностью. Она пишет:
— Как ты? Как дела?
Я отвечаю:
— Всё нормально. У меня всё хорошо.
На этом разговоры заканчиваются. Она явно чувствует, что между нами появилась пропасть. Да и как ей объяснить, что моя жизнь теперь совсем другая? Что я живу в доме, который не кажется мне моим, и подчиняюсь человеку, который всё контролирует? Аня всё равно не поймёт. Да и я не хочу, чтобы она думала, что я продалась.
Артём начинает возвращаться домой поздно. Я стараюсь заканчивать свои дела до его появления, но иногда мы всё же пересекаемся.
— Успела? — спрашивает он, проходя мимо с едва заметной усмешкой.
Я просто киваю, чувствуя, как его взгляд оценивает всё вокруг. Он никогда ничего не говорит напрямую — ни похвалы, ни критики. Но его одобрение или молчаливое недовольство всегда заставляют меня держаться напряжённой.
Скоро я замечаю, что он оставляет мне мелкие "подсказки". То книга, небрежно оставленная на кухонном столе, как намёк, что он предпочитает свежезаваренный кофе, а не растворимый. То закрытая дверь в кабинет, куда он явно не хочет, чтобы я заглядывала. Всё это кажется странным, но я не могу не чувствовать, как он "приручает" меня, медленно и аккуратно, словно проверяет, как далеко может зайти.
Однажды вечером, когда я пытаюсь разобраться с капризной посудомоечной машиной, он неожиданно появляется в дверях кухни.
— Что делаешь? — спрашивает он, не скрывая лёгкой усмешки.
— Машина не работает, — бросаю в ответ, стараясь скрыть раздражение.
Он подходит ближе, кивает на место рядом.
— Дай угадаю: ты пытаешься её сломать окончательно?
— Очень смешно, — огрызаюсь, но чувствую, как напрягаюсь, когда он наклоняется ближе, чтобы рассмотреть проблему.
— У тебя серьёзный подход к работе, — замечает он, чуть усмехаясь. Его близость заставляет моё сердце биться быстрее, но я стараюсь держать себя в руках.
— Я привыкла, — коротко бросаю.
— Скажи, — вдруг произносит он, словно между делом, — ты вообще умеешь отдыхать?
Вопрос застаёт меня врасплох. Я отворачиваюсь, делая вид, что ищу что-то в ящике.
— Скажем так, у меня не было лишних поводов учиться, — отвечаю, надеясь, что он оставит эту тему.
Артём тихо смеётся, но это звучит искренне, почти тепло.
— Тогда придётся тебе помочь, — говорит он, поворачиваясь ко мне лицом. Его взгляд становится мягче, но в нём чувствуется уверенность. — Иначе ты сгоришь, как эта посудомойка.
Его слова звучат как шутка, но я понимаю, что он говорит всерьёз.
Проходят недели. Мы почти не разговариваем, но взаимодействуем всё чаще. Я замечаю, как он оставляет не только мелкие намёки, но и моменты, в которых я вдруг вижу его с другой стороны. Не как самоуверенного мужчину, которого я встретила, а как человека с какой-то глубиной.
Иногда я ловлю себя на том, что начинаю ждать его появления. Иногда — просто чтобы убедиться, что он вернулся, иногда — чтобы услышать его голос. Это становится опасным. Я начинаю привязываться к нему. И не могу это остановить.
Но я всё ещё боюсь. Боюсь довериться ему, как когда-то доверилась другим. Он такой же человек, как те, кто предавал меня раньше. Так ли? Или я просто ищу оправдание своему страху?
Однажды вечером Артём вдруг предлагает:
— Завтра выходной. Пойдём прогуляемся.
Я напрягаюсь, чувствуя, как по телу пробегает волна тревоги.
— Зачем?
— Просто покажу тебе что-то интересное, — отвечает он спокойно, словно не понимает, как сильно меня пугает сама идея проводить с ним больше времени.
— Я лучше дома останусь, — бросаю, избегая его взгляда.
— Это был не вопрос, Настя, — парирует он с тёплой настойчивостью в голосе, от которой мои стены начинают рушиться.
Этот тон — уверенный, но тёплый — заставляет меня задуматься. Он осторожно и медленно разрушает все стены, что я так долго строила.
И кажется, мое сопротивление бесполезно.