Глава. 12. Первозданные

Одних из нас уж нет,

Не смыть нам боль потери

Тех, кто рядом был, их

Имена истлели

Мещера,

«Сквозь снег и мглу»

– С самой зари мироздания в Аркаиме люди жили бок о бок с Полозами, да малахитницами. Издревле говаривали, что оставили боги этих существ, как звено между людьми и собою, как хранителей мира. И тогда и сейчас народы во всех государствах почитали и почитают этих созданий – за их силу, величие и мудрость. Три ипостаси подарили им боги – Сварог дал небесную, Велес земную и водную Макошь. Перун даровал им власть над грозами. Даждьбог наделил их даром быть частью всего сущего, а значит, уметь всегда находить согласие и лад с окружающим живым миром. Им и в небе вольготно, и на земле и в воде. Им под силу усмирить бушующее ненастье или вызвать грозу. Полозы чуют золотые жилы в земле, малахитницы – самоцветы.

Они – частица природы, еще ближе к ней, чем простые смертные, а потому в силах договариваться со стихиями. Потому-то и стремились издавна люди иметь правителя с кровью полоза в жилах. И тогда можно чаять надежды, что владыка их земель призовет дождь или солнце, утихомирит страшные ветра, а по весне прогонит долгие снега. Притянет золото. Так и повелось с тех пор, что полозы да малахитницы – властители всего Аркаима. И хоть женщины-малахитницы у нас не наследуют трон государя, их все равно почитают, и считается удачей, коль при княжеском дворе хоть одна малахитница живет.

Рекой утекали лета. Тех самых первых созданий богов так и стали звать – Первозданные. Их давно уже нет в мире живых, ушли они по мосту Калинову, но оставили наследие свое в потомках. По сей день править государством может лишь тот, в ком течет кровь полоза.

– Выходит, что нынешние правители в Аркаиме – прямые потомки Первозданных? – уточнила Радосвета, на что волхв согласно кивнул.

– Постой. Так я попала сюда из-за чар вашего князя, так ведь? Как он смог меня сюда заманить? И зачем?

– Здесь не все так просто, Радосвета, – промолвил волхв. – Мироздание мудрее людей, и все просчитало, все выверило. Лето за летом кровь полозов и малахитниц разбавлялась человеческой, а дабы не ослаб их вид, появилась зовущая песнь. Откуда слова ее взялись, уж никто и не вспомнит, не разведает, но передавались они, как сокровище от пращуров к потомкам. Песнь эта колдовская, непростая. И не каждый слышать ее горазд. Только тот, в ком колдовская сила живет, да такая, чтобы аж через край! Не узреет взора полоза обычная девица, что не ведает колдовства и тайных знаний, не услышит его песнь, да и звучать она не будет для нее. Чутье полоза отыщет сильную ведунью, песнь околдует, заманит.

Хотя… В тебе не вижу я силы ведовской, от того то и странно мне это. Как такое свершиться могло, чтобы девицу простую песнь заманила? Да еще из мира иного. И раньше срока. Ты ведаешь, Рада? Ворожить умеешь?

Радосвета тут же мотнула головой.

– Никогда не умела, – солгала она старику.

Не хотелось ей молвить правду. И решила она, что лучше солжет. Авось, никто и не заподозрит в ней ведунью, раз уж сам верховный волхв ничего в ней не узрел. А может быть, те ведовские умения, что даны ей были от рожденья в этом мире ничтожны?

– А искали девиц только в день Вешнего Змейника? – спросила она.

– Да. Считалось, что именно в этот день когда-то боги сотворили малахитниц и полозов. А спустя многие лета, в день Осеннего Змейника впервые полоз позвал ту, что стала его суженой.

– И девицы приходили? Не противились?

– А чего противиться? – удивился Ведагор. – Стать супругой полоза – великая честь и почет. Да и колдовство это связывает двоих с родственными душами, а значит мир да лад в союзе таком. Матушка-природа умна, девонька, она все вершит по-верному.

Радосвета вздохнула. Это они-то с князем этим – родственные души? Девице в это не верилось. Но ее любознательность уже подбрасывала молодой ведунье новые вопросы.

– А что с малахитницами? Они молодцев заманивали?

– Нет, с ними по-иному все, – ответил Ведагор. – Им от рождения дано право выбирать себе пару без согласия старших. Потому, что от природы чутье у малахитницы на колдовство великое в крови. В день Весеннего Змейника во время праздничных гуляний выбирает малахитница пару. И коли выбрала, то никто не посмеет выбор ее оспорить. Да и к чему оспаривать, когда великая сила в крови у суженого? У абы какого молодца не будет такой. Колдовская сила в мире нашем ценится.

«Точно молчать надобно про себя, а то еще оставят здесь», – помыслила Радосвета.

– Ты мне молви, девица, почему ж ты колечко то согласное надела так поздно? Уговор ведь был на восемнадцатое лето. Чего ждали то? Зачем девицу держать пригожую?

– Так я случайно кольцо это нашла, – призналась Радосвета. – В сундуке бабушкином. Полезла, да нашла. И так колечко мне это по душе пришлось, что не удержалась и надела.

– Так оттого-то оно и по душе пришлось, что для тебя было предназначено, – заверил ее волхв. – Тебя оно заждалось.

– А почему ты назвал его согласным?

– Так ведь коли ты невеста полоза, да с кольцом его матери Василины, значит, просватана уже. А сватовство – и есть согласие.

Тяжко вздохнула Радосвета.

– Только я о сватовстве этом ни сном, ни духом. Всю жизнь свою жила, да не ведала, что невеста, оказывается, с самого рождения, – вновь призналась Радосвета.

– А это уже к бабке да матери твоей вопрос, девица, – молвил волхв с укором. – Почему они ничего не сказали тебе о том, что ты невеста Великого Полоза? К чему они обмануть решили Хозяйку горы Медной? Мы все эти лета считали, что погибла нареченная князя. Через год после твоего рождения перестала Василина чуять связь с тобой. И искать тебя пыталась, да не нашла…

Слушала Радосвета старика, и теперь ей стало ясно, для чего тот самый оберег предназначался. Прятал он девицу от зорких глаз малахитницы, да так, что ее мертвой здесь посчитали. Не хотели бабушка с матушкой отдавать ее в Златославию, и даже правду поведать ей не пожелали.

– Почему я за князя просватана, Ведагор?

– Ты что ж, и этого не знаешь? – удивился волхв. – Почему утаили от тебя судьбу твою? Спросить бы…

– Некого спрашивать нынче, волхв. Нет их в живых, – молвила с грустью Радосвета, и печаль ледяной иголочкой уколола ей сердце.

Сколько уж лет прошло со дня гибели горячо любимых ею родителей, а в сердце ведуньи, нет-нет, да и постучится тоска неизбывная. Скорбела Радосвета по сей день, и в одиночестве приходя на городской погост, слез не сдерживала.

– Умирала ты в утробе материнской, – молвил волхв, ведунью вырывая из горестных воспоминаний. – И ничего уже не могло спасти тебя, девица. Вот твои бабка с матерью и вызвали в месте силы Хозяйку Медной горы, и пришла к ним Василина, мать Драгомира. Что-то узрела она в тебе, девица, чем-то ты поразила ее. Иначе, я не ведаю, к чему бы малахитнице нужна была невестка с Земли. Для князя и в Златославии нашлась бы суженая.

– Я самая обычная девица, Ведагор. Нет во мне особого ничего, – воспротивилась Радосвета.

– Василина согласилась помочь твою жизнь уберечь от смерти неминуемой, но с уговором – что ты от самого рождения – невеста ее сына, и как пройдет восемнадцатое лето, должна быть замуж выдана за Драгомира. На том и порешили. Твоя жизнь в обмен на твое замужество. Василина довольная в тот день с Земли вернулась. И об уговоре этом обмолвилась лишь мне, да супругу. Сглазить боялась, видимо. Драгомиру не сказали, посчитали, что мал еще. А потом через лето огорошила Василина горькой вестью – не чует тебя она, будто умерла ты. Что ж за колдовство на тебе было, девица? Неужто бабки твоей?

В ответ она лишь плечами пожала и решила утаить про оберег, что теперь потерян.

– Почему сейчас не спросить у матери князя, на что я ей сдалась? – поинтересовалась Радосвета.

– Тут тоже спрашивать уже некого, Радочка, – волхв развел руками. – Погиб в бою Златослав – отец князя нашего, а Василина уж больно к нему была душой привязана. Умерла она от тоски по нему через лето.

Радосвета молча кивнула. Теперь ей становилось ясней произошедшее, но от того и боязно, что не отпустит князь, оставит в Златославии. Ей вспомнились слова о проклятье.

– А что там с проклятьем князя? И в чем это проклятье?

– Ой, детонька, давай потом еще потолкуем! – спохватился волхв. – Я совсем забыл о том, что мне в хоромы княжеские нужно явиться. Сестра старшая Драгомира в бремени сейчас женском, нелегко ей, а я обещал князю присматривать за ней. Ты отдохни пока, а как в избе надоест, так не робей, выходи во двор. Здесь тебе нечего бояться. Всемила, сестра моя, тебе поесть принесет. Голодная поди?

Радосвета пожала плечами. Приступ боли застил собой все остальные чувства, и все, чего сейчас она желала – закрыть глаза и полежать немного, дабы окончательно прийти в себя.

– Я напомню Всемилу принести тебе еды. Отдыхай, Радосвета. Одежа запасная в сундуке лежит, ничейная она. Бери, не стесняйся, коли нужда в ней будет.

– Ведагор, постой. Скажи, пожалуйста, как мы понимаем друг друга? В Златославии говорят по-русски?

– Я не ведаю русского языка, детонька. Мы, в Златославии говорим на славийском. Драгомир как-то молвил, что языки наши очень схожи.

– Даже более чем. Славийском, значит. Любопытно, любопытно, – пробормотала Радосвета. – Хорошо, что хоть с пониманием местной речи не будет трудностей. Мне их и так хватает по жизни…

Девица вновь осталась одна, и лежа на койке, пыталась осмыслить рассказ волхва. Кто бы подумал, что старая легенда о Змейнике и царстве великого полоза откроет ей другой мир! И все же, это с ней свершилось – она попала в тот самый мир, где живут полозы, да малахитницы. Именно сюда, по старым поверьям уходили девицы, приманенные голосом царя змей. Иногда, еще в детстве она из любопытства представляла, как выглядит этот таинственный мир, и вот теперь сама очутилась здесь, и даже успела кое-что разведать. И все же, много еще оставалось неясным, и прозорливая Радосвета намеревалась проведать как можно больше знаний об этом месте. Но пока что самое важное и насущное – осмотреться во дворе, где ее приютили.