– Слушай, а хочешь, мы с Василисой составим тебе компанию? Мы давненько с супругой не были нигде. Можно всем вместе съездить в Бажовский парк.

– Не нужно, Слава, – покачала головой Радосвета. – Прости, но… Я хочу одна побыть. Наедине с собой подумать, осознать. Понять, что нужно сделать сейчас, пока еще есть время…

Пока еще… Повисла тягостная тишина. Радосвета отвела взгляд. Святослав вздохнул тяжело и продолжил заполнять бумаги. Думы горестные в голове его теснились, грудь сжимали, словно обручи стальные. «Как же так? Ну как же? Как?» – кричал он мысленно самому себе, не подавая вида Радосвете. Он не желал делать ей еще больнее и повергать подругу в еще большую кручину.

Когда-то он любил ее, как девицу. Да сказать никак не решался. Все страшился Святослав, что Радосвета отвергнет его, и дружба их окажется разрушенной, а то и вовсе сгинет. А позволить свершиться этому Святослав не мог, уж больно их дружбой дорожил, а потому, таил от Радосветы свои чувства. От безответной любви исцелила его Василиса. Вошла в его жизнь, словно дуновение весны, и понял Святослав, что отныне – она его судьба. Или ему лишь так хотелось? Святослав был уверен в своих чувствах, но сегодня…

Скорбная весть о здравии подруги посеяла в нем зерно сомнений. Он украдкой кинул взор на задумчивую Радосвету. Отметил хрупкие, поникшие плечи, взгляд, подернутый печалью, и сердце его сжалось от горечи. Сколько ей осталось? Мало. Совсем мало, он знал об этом. Осознавал, что дни ее сочтены, и совсем скоро в мучительной агонии сгинет та, что ему дорога. В этот миг он с изумлением и безысходностью почуял, как затеплилось в груди то чувство, которого он так страшился и желал похоронить.

Да не вышло, видимо…

– Слава, я пойду, – молвила она тихо, едва слышно. – Ты все мне рассказал, и мне пора.

– Рецепты не забудь, – ответил он. – Этот препарат строго рецептурный, без него ничего не продадут.

– Мне это известно, – слабо улыбнулась в ответ Радосвета. – Заболев, я не перестала быть врачом.

– Рада, может быть, все-таки подумаешь о переезде в город, а? Тебе здесь будет лучше.

«С твоим диагнозом» – про себя додумал Святослав.

– Ну, уж нет, – не согласилась Радосвета. – Лучше мне здесь точно не станет, если не хуже. Ты меня знаешь. Душит меня город, не могу я здесь. Воздуха не хватает. Я будто в тесной клетке…

– А в деревне твоей цивилизации не хватает, – перебил он ее.

– Не деревня, а поселок, – поправила его подруга.

– Мы бы с Василисой помогли тебе с переездом, – предложил Святослав.

Радосвета вновь несогласно качнула головой.

– Благодарю, но не стоит. Я ни за что не смогу жить там, где звуки шумного города заглушают голос природы. И мне дорог мой дом на земле. Как и та земля.

– Чудная, ты, Радка. С самого детства. Знаешь, будто бы и не из этого мира. Или из времени другого.

Радосвета слабо улыбнулась.

– Ну, уж какая есть. Прошу любить и жаловать. Пока есть время.

Пока есть время…

Повисла тягостная пауза. Они смотрели друг на друга, и невымолвленные слова висели в воздухе меж ними, словно марево.

– Ладно. Пойду я, – и Радосвета встала и направилась к двери.

Он проводил ее на улицу, и долго смотрел ей в след, чуя, как тоскливо воет зверем и стонет где-то глубоко в груди, в предчувствии неизбежной скорби. «Она умрет. Радосвета скоро умрет. Она уже умирает!» – кричало его внутренний голос, и Святослав ясно почувствовал, как осмысление беды непосильным грузом давит на его плечи. Бессилие перед горем, что нависло над Радосветой, горьким ядом расползалось по венам и застило весь белый свет.

На один короткий миг захотелось ему догнать подругу, да признаться в давних чувствах, окутать в крепких объятьях и исполниться надеждой, что смерть ее обойдет. «Лучше признаюсь во всем. Когда-то же я должен был решиться на это», – промолвил он негромко сам себе. Он уже помыслил, как молвит сейчас главные слова, увидит, как распахнутся удивленно глаза Радосветы.

Сделал шаг и… Остановился. Наваждение схлынуло, оставило лишь глухое отчаянье с привкусом горечи, да твердую мысль, что ныне поздно для признаний. Давно уже поздно.

Радосвета обернулась и махнула рукой на прощание, а затем скрылась из виду, свернув на соседнюю улицу. Тяжко вздохнул Святослав, да понуро побрел обратно. От бессилия хотелось выть отчаянно, кричать до жгучих слез.

Почему все так, ну почему? Как же горько, боже, как безумно горько!

Она умирает… Она уже умирает! Светлая радость меркнет во тьме. Радосвета скоро умрет…