Староладожский Успенский девичий монастырь находился на окраине села. Когда кортеж подъехал к высоким белым стенам обители, у ворот уже ждали монахини. Их черные облачения резко выделялись на фоне заснеженных дорожек.

Пожилая женщина в строгом чёрном облачении придержала массивный крест на цепочке и поклонилась, приветствуя императорскую чету и благословляя всех прибывших. Я заметил на ее руке ранговый перстень с опалом.

Мне всегда было интересно, как в этом мире умудрились подружиться вера и магия. В моем родном мире верования были другими и больше походили на философские учения. Здесь же все было по-другому: строгие заветы, множество добровольных ограничений, обязательная духовная жизнь. Поначалу мне приходилось тяжело, но привык. Тем более, что в моей семье всегда с уважением относились к вопросам веры.

И все же мне каждый раз было интересно понять, что приводит могущественных магов к пути почти что отшельническому.

— Это игумения Евпраксия, — сказала вдовствующая императрица. — Настоятельница обители. Она из рода Воронцовых. Знаменитая целительница.

Я шёл позади императора и императрицы, рядом с бабкой и Софией. Я заметил, как княжна бросила на меня взгляд.

— Песня звучит немного громче, — шепнула она. — Но всё ещё далеко.

Я молча кивнул, решив не посвящать в эту историю вдовствующую императрицу. Тем более что сейчас был ее звездный час — она с упоением рассказывала нам о монастыре. Она знала об этом месте всё, ведь долгие годы была его благодетельницей.

— Это древняя обитель, основанная ещё в двенадцатом веке. Главный храм, Успенский собор, является старейшим на русском севере, и даже кое-какие фрески сохранились. Вы сможете их увидеть. А еще эта обитель связана и с нашей семьей.

София удивленно взглянула на бабушку.

— Через вас, бабушка?

Вдовствующая императрица покачала головой.

— Не только. Здесь жила первая супруга Петра Великого, Евдокия Лопухина. Семь лет, до самой его смерти. После её ссылки этот монастырь стал местом уединения многих женщин благородного происхождения. Здесь нашли приют и многие жены декабристов…

Я замедлил шаг. Все становилось интереснее, и я нутром чуял, что все это как-то связано — и ощущения Софии, и монастырь, и упоминание первой жены Петра Первого, и то, что бабка так рьяно выбивала для нас эту поездку. Даже странные реплики государя могли что-то значить. Но пока нельзя было составить картину из этих кусочков — слишком мало пазлов.

А вдовствующая императрица лишь загадочно молчала и делала вид, что все это — обыкновенное паломничество.

— Ваше императорское величество, у нас есть дары для вас…

Монахини принесли в дар императорской чете икону. На ней была изображена девушка неземной красоты в богатом одеянии. В ее руках были крест и чаша.

— Это образ Святой великомученицы Варвары — небесной покровительницы монастыря и защитницы от внезапной гибели, — пояснила игуменья. — Мы будем молиться ей о вашей защите и долгом здравии.

— А это, — им поднесли холщовый мешочек, — клубни цветов из нашего монастырского сада для вашего величества. Надеемся, они вас порадуют.

Император и императрица поблагодарили сестёр, щедро пожертвовав обители значительную сумму. Игумения Евпраксия склонила голову:

— Благодарим вас, ваше величество. Пусть Господь хранит вас и весь ваш род. Мы будем рады видеть вас на вечерней трапезе. А сейчас, прошу, располагайтесь в стенах нашей обители.

Императорская семья получила для проживания настоятельский корпус — небольшое, но уютное двухэтажное здание, построенное явно еще в позапрошлом веке. Там же должны были поселить и нас с Софией. Вдовствующая императрица отправилась в новый корпус, построенный на её средства. Там у нее были постоянные покои.

Я задержался у входа, когда остальные вошли внутрь, и посмотрел на великую княжну. Она выглядела задумчивой, словно прислушивалась к чему-то неуловимому.

— Теперь как? — спросил я.

Она помедлила, прежде чем ответить:

— Громче. Это словно голос с другого берега реки. Где-то далеко…

Утро снова началось не с кофе.

Громкий колокольный звон сразу нескольких церквей мог поднять даже мертвого. Эти переливы далеко разносились по всей округе, но мои апартаменты были всего в двадцати метрах от колокольни. Ни единого шанса проспать.

Я приоткрыл глаза, хмуро глядя в потолок. За окном еще было темно — рассветало зимой поздно. Часы показывали шесть утра — слишком рано для пробуждения праздного аристократа, но для монастырской жизни уже разгар дня.

Я вздохнул, нащупал телефон на тумбочке и проверил сообщения.

Ида Юсупова написала короткое:

«Ну, как там тебе в монастыре? Небось, сходишь с ума от скуки?»

Я усмехнулся и быстро набрал сообщение:

«В женском монастыре не может не нравиться».

Спустя минуту пришёл ответ:

«Вернешься — прибью».

И еще одно:

«Шутник чертов».

Я только усмехнулся, представляя её выражение лица.

Пока умывался, проверил ещё несколько уведомлений. Брат с сестрой прислали новости, но ничего срочного — Сиверсы вернулись в Ревель, родители мотались по банкетам. Значит, можно спокойно готовиться. Я потянулся за полотенцем, когда внезапный, оглушительный стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

— Алексей! — женский голос, взволнованный, но не истеричный. Великая княжна София. — Откройте! Скорее!

Я едва успел натянуть брюки и отодвинул щеколду. Дверь распахнулась, и в комнату влетела София — в халате поверх ночной рубашки и с растрепанной косой на плече. Её лицо было бледным, а глаза широко раскрыты.

Если великая княжна предстала предо мной в таком виде, то случилось что-то экстраординарное.

— В чем дело, ваше императорское высочество?

— Император и бабушка пропали! — выпалила она, хватая меня за руку.