Так как конкретная наука, состоящая из этих пяти частных конкретных наук, образует, таким образом, целое удивительной связности и различается от всякой другой науки, то можно поставить вопрос с том, не образует ли и всякая другая наука такой же цельности, части которой были бы соединены нерасторжимым образом, или не допускает ли она некоторого вторичного деления, образующего также отдельное целое. Относительно последнего случая можно сказать, что это правда. Какая-нибудь теорема статики или динамики, как бы она проста ни была, содержит всегда нечто мыслимое, как протяженное и как обнаруживающее силу или силы, - как сопротивление, или напряжение, или то и другое вместе и как способное более или менее обладать жизненной силой. Если мы будем разбирать самое простое положение статики, мы увидим, что понятие силы всегда соединяется с понятием пространства прежде, чем положение может образоваться в мысли; и если мы станем разбирать также самое простое положение в динамике, мы увидим, что силы, пространство и время суть его существенные элементы. Количество в членах безразлично; последние могут прилагаться к простым молекулам: молярная механика и молекулярная механика стоят рядом и друг друга поддерживают. От вопросов касательно движений двух молекул или большего их числа молекулярная механика переходит к различным видам агрегации между несколькими молекулами, к изменениям в количестве и пространстве движений, обладаемых ими как членами одного агрегата и к изменениям движений, переданных посредством агрегатов, ими образованных (как-то движение света). Расширяя постоянно свою область, она доходит до изучения даже каждой сложной молекулы в ее составных частях на основании тех же принципов. Эти соединения и разложения более или менее сложных молекул, составляющие явления химии, также рассматриваются как факты того же рода, так как родства молекул друг к другу и их реакции под влиянием света, теплоты и других проявлений силы считаются результатом различных движений, определенных механически в их различных составных частях. Не идя до конца в этом прогрессивном механическом истолковании молекулярных явлений, достаточно заметить, что существенные элементы всякого химического понятия суть единицы, занимающие места в пространстве и воздействующие одни на других. В этом-то и состоит общий характер всех тех наук, которые мы группируем под названиями механики, физики и химии. Оставляя в стороне вопрос о том, возможно ли понятие силы отдельно от протяженной субстанции, в которой она проявляется, мы можем утвердительно сказать, не боясь обмануться, что если откинуть понятие силы, то в то же время откинуть и науку механики, физики и химии. Науки эти, тесно сплоченные этой связью, потеряли бы свою связность и цельность, если бы между ними вставить какую бы то ни было иную науку. Мы не можем поместить логику между молярной механикой и механикой молекулярной. Мы не можем поместить математику между группой положений, рассматривающих взаимное действие однородных молекул друг на друга, и группой положений, рассматривающих взаимное действие разнородных молекул друг на друга (положения, совокупность которых носит название химии). Очевидно, эти обе науки (логика и математика) остаются вне того тесно сплоченного целого, о котором мы только что говорили, и даже отделяются от него некоторым коренным образом.

Чем же они отделяются? Отсутствием понятия силы. Хотя совершенно справедливо, что логика и математика пользуются членами, которые должны необходимо быть способны выражать внутренний смысл и, следовательно, производить действие, однако также совершенно справедливо, что науки эти отличаются не только тем, что они не делают в своих положениях никакого указания на эту силу, но даже требуют безусловного исключения ее. Вместо того чтобы быть, как во всех других науках, элементом не только признанным, но и важным, сила является в математике и логике не только несущественным, но даже заведомо непризнаваемым элементом. Члены, в которых логика выражает свои положения, суть знаки, которые вовсе не представляют собою вещей, свойств или способностей одного рода скорее, чем другого, и которые могли бы также хорошо служить и для выражения атрибутов, свойственных членам какого-либо связного ряда идеальных кривых линий, начерченных лишь для представления соответственного числа действительных предметов. Что касается геометрии, то она, отнюдь не пользуясь действительными линиями и поверхностями как элементами истин, ею доказываемых, рассматривает, напротив, эти истины как безусловные только тогда, когда эти линии и эти поверхности становятся идеальными, т. е. когда исключается понятие всякого приложения силы.

Теперь я перейду к изложению других доводов, которые не предполагают своей солидарности с доктриной эволюции, но которые устанавливают эти основные различия с такой же ясностью.

Конкретные науки, взятые все вместе или порознь, имеют предметом своим агрегаты: или один целый агрегат ощутительных существований, или какой-либо вторичный агрегат, отделенный от этого целого агрегата, или какой-либо третичный агрегат, отделившийся от этого вторичного, и т. д. Звездная астрономия занимается всей совокупностью видимых масс, распределенных в пространстве; и она рассматривает их как отдельные предметы, тождество которых не может быть признано, предметы, занимающие определенное место и находящиеся в постоянных отношениях как друг к другу и к частным группам, так и ко всей целой группе.

Планетная астрономия, отделяя тот агрегат, который заключает в себе всю относительно небольшую часть, составляющую Солнечную систему, занимается этой частью как целым: наблюдает, измеряет, вычисляет величину, формы, расстояния, движения ее первичных, вторичных и третичных членов; и, принимая предметом для своих самых широких исследований взаимные действия и противодействия всех этих членов, рассматриваемых как части связного собрания, она принимает для своих самых узких исследований действия каждого члена, рассматриваемого как индивидуальный предмет, обладающий определенным числом внутренних активных свойств, видоизмененных определенным числом внешних активных свойств. Среди этих агрегатов геология (мы употребляем здесь это слово в самом широком значении) выбирает себе один, требующий внимательного изучения, и, ограничиваясь им, она рассматривает строение Земли и ее процессы в прошлом и настоящем; в качестве самих специальных проблем она берет местные образования и их причины; для самых общих проблем она берет последовательный ряд изменений всей Земли. В то время как геолог занимается этим маленьким относительно Вселенной, но большим самим по себе агрегатом, биолог занимается маленькими агрегатами, образовавшимися из частей субстанции поверхности Земли, и рассматривает каждый из них как связное целое по своему строению и функциям; или, когда он занимается каким-нибудь отдельным органом, он рассматривает его как целое, составленное из подчиненных частей или находящееся в связи со всем организмом. Он оставляет психологу те специальные агрегаты функций, которые приспособляют реакцию организмов к многочисленным влияниям деятелей, их окружающих; и он их ему оставляет не только потому, что они относятся к порядку более высокой специальности, но потому, что они составляют вторую часть этих агрегатов или состояния сознания, которые исследует субъективная психология, наука, стоящая совершенно особняком от всех прочих наук. Наконец, социолог рассматривает каждое племя и каждый народ как агрегат, представляющий множество одновременных и последовательных явлений, связанных между собой в качестве частей единой совокупности. Таким образом, во всех случаях конкретная наука занимается каким-либо конкретным агрегатом (или несколькими конкретными агрегатами); и она заключает в себе все, что может быть известно об этом агрегате относительно его величины, формы, движений, плотности, устройства общего расположения его членов, его микроскопического строения, его химического состава, температуры и т. д. и также относительно тех многочисленных материальных и динамических изменений, каким он подвергается с самого начала своего бытия, как агрегата, до момента, когда он перестает существовать, как таковой.