В Большом Ольне я купил себе новую одежду - старая одежда, которая осталась у меня еще со времен магистерства в Дольмерете, износилась до дыр. Кроме одежды, я приобрел себе крепкий дорожный посох - бесплатно мне его отдал мастер по дереву, узнав, что принадлежу к корпорации Изучающих. В Малом Ольне меня чуть было не приняли за одинокого разбойника. Торговцы, везшие вяленное мясо из сельской глубинки, окружили меня и пригрозили пустить в ход метательные копья. Я вовремя сообразил исполнить им один из литургических гимнов Школы. Убедившись, что я не разбойник, а историк, - торговцы устыдились и попрятали оружие. Торговцы испугались: если бы они убили историка, их бы привлекли к суду. Они попытались задобрить меня деньгами, чтобы я никому не рассказывал, как торговый дом Рорреров угрожал смертью одному из Изучающих. Мне было неприятно и я всего лишь попросил подвести меня какой-то отрезок пути на телеге - ноги мои к тому моменту изрядно подустали. Торговцы дома Рорреров заметно обрадовались такому повороту дела и согласились. Как мне было забавно наблюдать, как они с изумлением слушали историю дома Рорреров из моих уст, разве что местами я изрядно приукрасил действительность, не мог удержаться. Предводитель каравана даже пообещал мне всякое содействие дома Рорреров, где бы я не встретил их, - но я мало в это верил. Трое суток я ехал в телеге, укрывшись медвежьей шкурой, сонно слушая, как торговцы поют бесконечные песни о жизни, как скрипят на снегу широкие полозья... "Вот, - думал я, - и не снилось тебе, Йорвен, лежать под медвежьей шкурой и ехать на восток от Малого Ольна..." Скрип убаюкивал меня, я засыпал и мне снился странный город Грюнедаль с высокими белыми стенами.
В начале весны я пришел к сообществу Хохерен, - самому крайнему к Неизученному миру в этой области света. В Хохерене, - а по устройству она была своеобразной республикой, - меня приняли настороженно, но сдержанно. Как я узнал, власти Хохерена в прошлом году из-за конфликтов со Школой Гаесседи выслали уполномоченного этой Школы и прервали заключенное ранее соглашение. Причиной столь натянутых отношений послужило несогласие Совета Сюзеренитета (так называлось местное правительство) с интерпретациями, установленными Школой Гасседи применительно к истории сообщества. Как я понял позже, уполномоченный Школы допустил одну из этических ошибок, столь распространенных в пограничных районах. В таких местах нужно стараться находить временный компромисс между традицией исторического изучения и местной традицией неписьменных преданий. Историк Школы Гаесседи допустил такую ошибку (он счел древность создания сообщества достаточно необоснованной). А затем, когда отношения между мирской и сакральной властями начали портиться, он не признал своей оплошности. Власти Хохерена, совсем не разбирающиеся в тонкостях исторического ремесла, решили, что этот историк подослан с целью разрушить независимость сообщества и подчинить его одному из Центральных сообществ. В ответ на высылку неквалифицированного историка, Школа Гаесседи объявила Хохерен "зоной отчуждения", а его население - Вневременными. Я мог только удивляться такой горячности одной из древнейших Школ! Но, вероятно, причины столь несдержанного поведения нужно было искать не просто в конкретном недоразумении, а в том кризисном периоде, который переживала Школа Гаесседи не первый год. Я и раньше слышал о частой смене Наставников, - порой их было два за год, - в этой Школе. Очевидно, дела зашли настолько далеко, что уже страдает сама миссионерская деятельность... Власти Хохерена, узнав, что я не принадлежу к Школе Гаесседи, предложили мне быть главным историком сообщества, - знатные и просвещенные люди Хохерена уже успели соскучиться по литургике и публичному чтению анналов. Предвидя большие осложнения моего отказа (после такого скандала со Школой Гаесседи!), я сбежал из сообщества первой же ночью, воспользовавшись успокоенностью хохеренцев...
Уже утром, спрятавшись за холмами, я наблюдал как по степи маячил конный разъезд, - вероятно, Совет Сюзеренитета послал стражников найти беглого историка. "Они, наверное, теперь считают меня посланцем Школы Гаесседи или вообще самозванцем, - со смехом думал я, лежа на молодой траве, еще не успевшей выгореть, - То-то твориться сейчас в Хохерене! Долго прийдется доказывать Школе Гаесседи, что никаких лазутчиков ни она, ни Центральные сообщества в Хохерен не подсылали! .." Я смеялся, наблюдая, как всадники поворачивают назад. Смехом я заглушал поднявшуюся горечь: "А ведь мог бы стать главным историком целого сообщества, - мечта хоть и поменьше основания своей Школы, но все же..." Степные птицы отвлекли меня от опасных мыслей и я спустился с холма, отряхивая одежду. Мой дорожный мешок опять был пуст, а впереди меня привычно ничего хорошего не ждало. Но я был весел. Я не любил мелочных дрязг, высокомерия старых Школ и подозрительности мирских властей. "Поделом этим спорщикам, - думал я, - уж теперь-то они пожалеют о том, что изгнали историка Школы Гаесседи!.." Долго еще я вспоминал, как правители Хохерена, - тучные зрелые мужчины, разодетые в шелка и красное золото, - с напыщенно-важным видом предлагают мне место главного историка, - оборванному худому человеку с заросшим лицом и отстраненным взглядом. Надо полагать, это было любопытное зрелище...
После того, как я ушел из края холмов Хохерена, вниз по течению мелкой речушки, мне повстречались выжженные огнем поля. Слушая, как под ногами хрустят черные горелые стебли растений, я ощущал растерянность и чувствовал смутную угрозу там, где пролегал мой дальнейший путь. Чувство настороженности не подвело меня, - я повстречал заставу. Несколько мужчин, с длинными пиками и арбалетами, высматривали что-то вдалеке рассеянным взглядом. Когда я приблизился к этим людям (судя по их одежде, они состояли в страже одного из здешних сообществ), я не чувствовал страха - был уверен, как и всякий историк, в безопасности в пределах Изученного мира. Стражники, заприметив меня, обеспокоились, зашумели, и вот три человека подошли ко мне, и потребовали разъяснений. Слово "историк" совершенно не подействовало на их слух, - они словно бы еще больше раздражились. После долгих препирательств, начавшихся между нами (я хотел пройти через заставу, стражники отказывали мне в таком праве), все разрешил бородатый человек по имени Хурнен. Он был начальником заставы и служащим сообщества Кальберет, которое, однако находилось совсем в другой стороне от этого безлюдного места. Хурнен с важностью разъяснил мне причину столь странного присутствия кальберетцев: в соседней стране (она называлась по его словам Занем, - я о такой стране, признаться, никогда не слышал) уже пятый месяц свирепствует страшная болезнь, от которой мрут как люди, так и животные. Кальберет не граничит напрямую с Занемом, но власти сообщества опасаются, как бы болезнь не проникла с случайными путниками или перелетными птицами. Поэтому по всему периметру занемских границ выставлены заставы. Им предписано убивать всякого, будь кто попытается проникнуть из Занема. Путников, идущих в Занем, нужно не пускать, а в подозрительных случаях - задерживать. На мой вопрос, что же происходит в Занеме, среди его жителей, старший стражник сильно удивился. "А зачем нам знать, что у них там твориться? - недоуменно сказал он, нахмурив брови, - Пусть себе вымирают все - нам не жалко..." Подчиненные Хурнена от таких слов залились неприятным смехом. Но им не понравилась моя обеспокоенность по поводу несчастного Занема, и они потребовали от Хурнена задержать меня и доставить командирам. Ожидая неприятного для меня поворота событий, я решил быстрее ретироваться. Но стражники уже держали меня за руки, а один начал развязывать мой дорожный мешок, совершенно не реагируя на мои заверения, что в мешке ничего для стражников полезного не найдется. Тогда я попросил у Хурнена (он казался мне наиболее уравновешенным среди несдержанных солдат) исполнить любую историю по его усмотрению. Хурнен заинтересовался и предложил мне рассказать что-нибудь про Центральные сообщества (он называл их почему-то Заллибаром). Хватка на моих руках ослабла, а дорожный мешок был оставлен в покое. Я, переволновавшись, не мог ничего путного придумать, как рассказать им историю города Дольмерета. Поначалу язык мой путался, я часто сбивался или невпопад выстраивал композицию, - все это встречалось оглушительным хохотом солдат. Но постепенно раскрасневшиеся кальберетцы утихли и как зачарованные внимали моим рассказам, - про Дольмерет они слышали впервые, и все рассказываемое мной воспринимали как чудесную сказку... От рассказа к рассказу (горло мое уже саднило, а желудок требовательно просил какой-нибудь еды) сердца слушателей смягчались. При наступлении вечера Хурнен прервал мой рассказ об истории дольмеретской стражи (это больше всего понравилось заслушавшимся солдатам). Он пожалел меня и предложил переночевать в заставе. Будь я чуточку крепче и не таким голодным, я бы скорее ушел из этого места - кальберетцы были людьми вспыльчивыми и непостоянными, кто знает... Но в таком состоянии, да еще не зная безопасной дороги в обход зараженной страны... Я согласился.