7.
Марина оплатила визиты логопеда, и отныне вечерами в комнате Маши ( чтобы не мешать отдыху родителей) грудастая усатая тетя в костюме с синим галстучком учила голосом Левитана бывшего детдомовца:
- Повторяем. "Гонимы вешними лучами..."
У Саши речь была невнятной, сиплой.
- Гомимы вешмими лусами...
- Не гомимы, а гонимы... Н-н. Н-н. Язык кверху...
- Н-нэ. Н-нэ. Маша, уйди.
Но Маша была все время рядом.
- "С окрестных гор уже снега сбежали мутными ручьями на затопленные луга..."
Станислав Иванович догадывался: У Марины тайный расчет - может быть, гундосый голос Саши дочке надоест, и она к мальчику охладеет. Но Маша принимала живейшее участи в налаживании речи мальчика, повторяла слова логопеда, расшагивала вокруг, длинногая, влюбленно глядя на своего нового братца, и сердилась, если вдруг логопед понапрасну сердилась на него.
- Не затоплеммые, а затопленные... И не рутьями, а ручьями... Вы меня слышите? Повторяйте.
Когда она предложила мальчику трудную по фонетике фразу "В дебрях джунглей жили лямуры", мальчик почему-то развеселился, забормотал невнятной журчащей скороговоркой:
- Лямур-тужур... бонжур-абажур... лямур-тужур... леже" в канаве" сам блюэ"...
Маша прыснула от смеха. Логопед осердилась:
- Что это вы такое несете?.. Будете уверять, что французский язык?! Вы сначала русский выучите!
- "Только за то, что им разговаривал Лемим?.."
Маша, хохоча, рухнула на пол. А мальчик еще и затанцевал - ну точно как Майкл Джексон - пошел вправо и влево бесподобной скользящей, лунной походкой... Талантлив, как бес.
После пятого или шестого занятия Маргарита Владимировна (так звали логопеда) закрылась с хозяйкой в большой комнате, и они долго говорили. После того как усатая тетя, сопя, ушла, Марина позвала мужа и, положив крашеные ногти на грудь, где сердце, делая трагические паузы, шепотом передала Станиславу Ивановичу их разговор.
- Рита бессильна что-то сделать. Слишком запущено... челюстной аппарат неправильный...
- Да что вы говорите?! Парень красив хоть в профиль, хоть в фас. Как римский воин.
- Ну, что-то там внутри повреждено... Нужен ортодонт... физиопроцедуры... Это, Стасик, долгая песня. Но разве я против?
Договорились, что Станислав Иванович попросит врачей академгородской больницы взяться за лечение Саши. Мальчик будет ходить туда после школы, тем более, что больница - вот она, в ста метрах, в сосновом бору...
Так и сделали. Мальчик возвращался от врачей, пахнущий эфиром, лицом черный, как цыганенок. Он стал угрюм, ничего не ел. Колесов удивился, как же быстро меняется у него настроение, как меняется даже цвет кожи. Очень впечатлительный парнишка.
Однажды ночью, встав и проходя в туалет, он услышал, как Саша навзрыд ревет в большой комнате, где он спал.
Станислав Иванович тихонько стукнул пальцем в дверь, вошел. Мальчишка в темноте мгновенно затих, уткнувшись в подушку.
- Саша?.. - шепотом позвал Колесов.
Мальчик притворялся спящим. На ощупь, при слабом свете далеких уличных фонарей, Станислав Иванович подошел к его креслу-постели, осторожно тронул волосы, щеку. У Саши лицо было мокрым. "Не может же он спать? Не почудилось же мне, что он плакал взахлеб?"
- Саша...
Мальчик не отвечал. Надо сказать, в последние вечера он и к Маше перестал заходить - то ли между ними случилась размолвка, то ли сам не хотел более со своей косноязычной речью быть предметом для веселья.
- Я тебя переверну?.. - тихо сказал Колесов и просунул руку под костлявую, влажную грудь подростка. И вдруг ощутил, как стремительно там и больно колотится сердце бывшего детдомовца - даже испугался. Как живая рыбка на берегу, когда накроешь ее ладонью... Но с таким сердцебиением не может спать человек. - Саша... не притворяйся... давай поговорим. Все у тебя будет хорошо. Я для этого сделаю все, что надо.
Мальчик продолжал молчать. Но, кажется, дыхание его стало чуть ровней...
Колесов вернулся в спальню. Марина не спала.
- Ты ходил к нему? Иногда плачет... А вот когда я плачу, ты не слышишь.
- А почему ты плачешь?
- Может, лучше бы совсем маленького взять... крошку... Но если нам сейчас под сорок, через двадцать будет шестьдесят... мы не уследим?.. Ах, вместо того, чтобы мучиться, лучше бы еще своего ребеночка завести.
- А разве же я против?
- Теперь уж чего?.. - сокрушенно вздохнула Марина, подняла и опустила руки.
Станислав Иванович обнял мягкую белую жену. Он прекрасно понимал и знал, что она понимает: это все слова. Она уже не могла более иметь детей... надо было раньше думать... Но лучше сделать вид, что это он, муж, в свое время не позаботился, он виноват. Да и что поделаешь, если не возлюбила она чужого мальчика из детдома... Называет его "волчонком". Почему же он волчонок! Только потому, что у него - болезнь "волчья пасть"? Но есть и другое название беды - "незаращение нёба". Почему бы вам не называть его "нёбчиком" или "незаращенкой". Бог знает какие странные мысли приходят иной раз в минуту засыпания...
Но и утром, когда вся семья садилась завтракать, эти мысли не покидали Колесова. Он незаметно смотрел на Сашу. Мальчик быстро пил свой чай безо всего ( без меда и печенья), довольно четко проборматывал: "Спасибо, мне сегодня надо пораньше..." и убегал в школу.
Никак он не был похож на волчонка. Разве что сутуловат во время ходьбы. Но пройди через все, что он прошел, - не так еще будешь сутулиться. Надо же как у нас, у русских... прилепится слово - и уже ищешь, насколько соответствует оно.
- А вы что, поссорились? - спросил Станислав Иванович у Маши, нарочно пройдя с ней в прихожую и глядя, как девочка застегивает новые ботинки, похожие на ботинки американской армии ( мода!).
Дочь подняла личико, невинное и светлое.
- Нет. Он сам. Может, он у меня будет спать... он же ребенок? Мы будем вместе его речь править. А то там ему скучно... он же привык в детдоме, среди сверстников...
Некоторый резон в ее словах был. Но их разговор услышала мама Марина.
- Что?! Нет!.. - Она взволнованное заколыхала нежным бюстом, складывая ладошки и подыскивая нужные слова. - Вон, была по телевизору передача!.. Тоже, мальчик... а в итоге ее и зарезал...
- Хорошо, хорошо, - буркнул Колесов.
Саша продолжал спать в большой комнате. А через день-два Маша почему-то вдруг перестала вообще разговаривать с ним.
8.
И все-таки все было терпимо в доме, да только случилась неожиданная неприятность.
Вернувшись вечером с работы, Станислав Иванович застал жену и дочь в большой комнате - они сидели по разные стороны стола, раскрасневшиеся от слез. "Тортики мои... - подумал, морщась, Станислав Иванович. - Ну что же еще у вас?"
- Стасик, - напряженным, прерывающимся шепотом начала жена. - У нас пропали деньги.
- А где Саша? - почему-то спросил Станислав Иванович. Не дай бог, если уже обидели его подозрением.
- А вот его как раз и нет! - почти обрадованно заключила Марина. - Нету!
- Постойте, постойте. - Колесов снял плащ, разулся и прошел в залу. - Какие деньги?
- Твои. - Марина объяснила, что портниха закончила работу, платье хорошее, сама принесла. Материя также была ее, из Японии. У Марины не хватило денег, и она решила взять из НЗ, который хранился у Колесовым в столе Станислава Ивановича. Но конверта с долларами там нет. - Я же помню его, обычный почтовый... только со старой еще, СССР-овской маркой сверху... Там сколько было?
- Две тысячи.
- Вот. Их нету. - И повернулась к дочери. - Ты не брала?
- Ну, конечно, нет, - улыбаясь и моргая, отвечала Маша.
- А почему ты улыбаешься?
- А что мне, опять плакать? Если я не брала? Пап, она мне дала пощечину.
- Ну, ну, - буркнул Колесов и прошел в спальню, где в углу стоял его небольшой письменный стол. Жена и дочь также последовали за ним. Станислав Иванович вытянул верхний ящичек - там лежали письма, маленькие и большие конверты от коллег из США, Германии, Украины, Прибалтики. Станислав Иванович быстро перебрал их - действительно, конверта с долларами не было. Ему эти деньги заплатили за монографию, изданную недавно в Нью-Йорке.