Колесов вспомнил слова американца, как нерожденные дети кричат внутри женщин... и его передернуло.

- Что с тобой? - чуткая жена поняла, что вопрос был задан явно неспроста. Что-то там особенное было?

Колесов, кривя лицо, помолчал и решился - рассказал жене о об американцах, а потом о мальчике с оперированным нёбом. Он невнятно, гундосо говорит, но какой красивый и какой музыкант. Наверное, это унизительно - иметь плохо сшитое нёбо. Есть, наверное, тяжело.

- Да, - почему-то успокоилась жена. - Это бывает. "Волчья пасть". Нахмурила белый лобик. - При операции вытягивают кожицу... сшивают... Но потом всю жизнь надо помнить. Это опасно.

Он помолчали.

- А кость какую-нибудь не вставляют?

- Вставляют. Вживляют золотую пластину... Но это в совсем маленьком возрасте. И не у нас это - там. Но что касается речи - можно наладить... нужен логопед, ортодонт...

В квартире над ними плакал ребенок, внизу тренькали на пианино. Где-то справа вдали перфоратором сверлили бетон, вешали полки или картины. Дочь Маша гостила в деревне, у мамы Станислава Ивановича. Больше детей у Колесовых не было. А вот взять да и усыновить этого мальчика? Станислав Иванович тоже любит музыку, рядом появится человек, который вместе с ним будет умиляться записями опер и симфоний - недавно Станислав Иванович купил на базаре вполне неплохой лазерник. Но как это сделать? Наверное, надо его привести сюда, пусть Света посмотрит и сама загорится нежностью... Она же добрая.

- Вот мы интеллигенция, вечно что-то говорим про доброе, вечное, а делать дело боимся.

- Мальчику этому сколько? Через два-три станет хулиганом.

- Ну почему непременно хулиганом?

- А потому, что ты не строгий... и я не лучше. Мы не уследим.

В городе живем. - Давай уедем в деревню. Купим дом.

- Ради него? - поразилась и перешла на еле слышный шопот-шелест Марина. И Станислав Иванович понял - это он лишнее. - Ради больного чужого парня?

И правильно она говорила, и постыдно она говорила. У него разболелась голова, он оделся и хлопнул дверью, ушел бродить по ночному городу. Если бы в эту ночь какие-нибудь подростки избили его или даже просто оскорбили, он бы, может быть, отказался от своей затеи. Из-за вечного малодушия нашел бы причину. Но Колесов брел по городу и видел, как мальчики и девочки стоят с цветами, обнимаются, поют под гитару, смотрят на звезды... Ну не снились же ему они такие?

И он вернулся домой с твердым решением - утром снова съездить в приют. Жена оцепенело лежала в спальне на своих розовых и голубых облаках, ожидая продолжения разговора, но он быстро притворился, что устал, что спит.

4.

Директора он нашел в подвале. Владимир Алексеевич Найденышев с утра со старшими детьми резал стекло для вторых рам - зима на носу. Сизые его щеки, плохо выбритые, были задумчиво втянуты, зоркие синие глаза попрыгали и остановились на золотистом галстуке Колесова. "Надо было попроще одеться," - с досадой подумал Колесов. Но отступать было неловко, и он, хоть и весь в белом, привычно улыбаясь, взялся помогать - понес тяжелые листы стекла в указанный угол. И конечно, ребром одного из стекол резанул-таки палец когда уже ставил, оно выскользнуло из пачки.

- Ничего, ничего... - хотел поднять руку над головой, но решив, что увидят, сунул ее в карман, в платок. - Мне бы с вами переговорить, Владимир Алексеевич.

Мальчик Саша был тоже здесь, уносил обломки стекла, срезанные полосы в другой угол, где валялись сломанные велосипеды и прочий хлам. На гостя он не смотрел.

Найденышев кивнул наверх, взрослые перешли в кабинет.

- Чай? Кофе? - привычно спросил директор. И поскольку Колесов поморщился, качая головой, отнес это за презрительное отношение к его грязноватым чашкам и дешевому чаю. И холодновато добавил. - Тогда я с вашего позволения закурю.

Станислав Иванович, утыкая ноющий палец в платок, наматывая его в кармане, понимал - здесь нужно говорить прямо, но все-таки начал издалека... что вот, вчера он посмотрел на старших ребят... ведь, наверное, многих их ждет если не тюрьма, то голодное и злое существование. Когда они выйдут отсюда.

- Я их оставлю воспитателями, - оборвал гостя Найденышев. - Во всяком случае, тех, кого вы видели. - Он, кажется, уже догадывался. Оскалив мелкие зубы, погасил сигаретку в стеклянной пепельнице, закурил новую. - А у вас есть предложение, как осчастливить страну? Чтобы они в ней не пропали?

"Что-то он сегодня неласков", - подумал с горечью Колесов. Хотел было достать из кармана порезанную руку, продемонстрировать, чтобы как-то умилостивить человека, но решил - это совсем уж будет по-мальчишески.

- Видите ли, у меня есть дочь... но я всегда мечтал о сыне. Судя по всему, этого уже не будет.

Найденышев, пригнувшись к столу, спросил в лоб:

- Вам Сашка понравился?

- Да.

Найденышев помолчал, вздохнул, отвернулся - вытащил из шкафа без одной дверки папку, полистал и подал Колесову несколько листков желтоватой бумаги, скрепленных ниткою.

Станислав Иванович увидел фотокарточку совсем маленького мальчика, фамилия - прочерк, имя - Александр, отчество - прочерк. Рост... вес... Болезнь незаращ. нёба. Неквал. операция.

- Объясняю. Его уже брала лет десять назад одна семья. Люди не имели детей, сильно пили. Саша не выдержал, сбежал.

- Наверно, "волчонком" звали?

- Что? Да... конечно. Близко лежит... - Найденышев поморщился. - Они - к нам, а он бьется в руках, орет - не хочет назад... Я не уверен, что пожелает пойти к вам.

Станислав Иванович рассказал директору, как мальчишка вчера прогудел ему в спину: "Возьмите меня".

- Наверно, решил, я - иностранец, - честно пояснил он. - Я как раз по-английски что-то трёкал.

Найденышев невесело рассмеялся.

- Ну, поговорите. - Он снял трубку. - Кто? Коля? Сашка там? Ко мне.

Саша почти вбежал в кабинет директора и остановился - будто лбом стукнулся о косяк. Узкоплечий, тонкошеий, и пальцы тонкие... а вот глаза круглые, темные, как у птички, непонятно, что в них. Увидел гостя и, конечно, догадался, что пришли по его душу. Но, судя по всему, не рад.

- Я выйду, - буркнул Найденышев. - Позовете. - Он прикрыл за собой дверь.

" А не делаю ли я глупость?.. - вдруг со страхом подумал Колесов. Но отступать было некуда.

- Саша, - начал он. - Не хотите ли вы...

- Нет, - прорычал тонкий мальчонка, дернувшись всем телом. И словно сглотнул слюну, и глаза его стали словно стеклянные.

- Ты даже не хочешь послушать?..

- Эк! - Саша мотнул головой и отступил к двери, уже собираясь уйти. Жалкий, в серой, как дерюга, рубашке, в черных трико, уже коротких для него брючины поднялись до середины икр. На ногах драные тапки.

- Почему?! - едва не закричал Колесов, поднимаясь и все еще держа руку в кармане.

- Эк!.. - Саша толкнул плечом дверь, она открылась.

- Да постой же!.. - Колесов схватил его за локоть, жесткий, как велосипедный руль. Но мальчишка мгновенно ребром другой ладони больно стукнул его по руке, Колесов взвыл и машинально выдернул порезанную руку из кармана.

- Да черт тебя возьми! Ну, русский я, наш... но не алкаш, блин! Хотел в гости пригласить! Мы с женою... - И увидел, что мальчик уставился на его руку с намотанным вслепую носовым платком. Глянул сам - платок был красный. Да и через белую материю брюк кровь проступила.

- Как это?.. - испуганно пробормотал Саша. Слова были невнятны, но различить их было можно. - Порезались? Я щас... - он выбежал.

Колесов поднял руку над головой и отодрал липкую материю.

Сашка вбежал с пузырьком йода.

- Денжите (держите)...

Минут через десять, сказав директору детдома, что они в гости, просто чаю попить, Колесов и Саша поехали автобусом в Академгородок.

Саша для визита переоделся - надел белую рубашку и синие стиранные джинсики. Русые волосенки на темени расчесал назад - и они встали.

Когда вошли в квартиру, Марина вполне искренне изумилась: