Невзирая на опасность, я, словно бы со стороны наблюдая за происходящим, немедленно задал вопрос:
- И конечно, женское тело. Хочешь сказать, что это тело вашей Жанны? Жанны Ширяевой?
- А ты как думаешь? - скорее утвердительно ответил Гвоздь и вновь толкнул меня стволом пистолета.
- А убили её в ночь похищения, да? - спешил я прояснить возникавшие одна за другой догадки.
- А ты сообразительный. Это тебя и губит, парень.
Едва начался наш странный диалог, особенно дикий в спертой, темной, тяжелой атмосфере трубы, как впереди сразу все изменилось, свет усилился и луч метнулся к нам, сразу ослепив.
- Кто здесь? - крикнул Клин и, видимо, шагнул к доске через колодец. Гвоздь, ты? Слышь, эта стерва уже здесь побывала, денег-то нет, вот сука.
- Я тут гада поймал, выжил гад, может, это... Да убери ты фонарь, не видно ни черта!
Я повернулся и, скорее инстинктивно, чем всерьез обдумав, что делаю, схватил Гвоздя за руку с пистолетом, схватил за отворот рубашки и швырнул в сторону Клина.
Черт! Если бы я подумал!.. Клин уже вступил на эту доску... вероятно, ради этой пружинящей доски он и брал с собой резиновые сапоги, может быть, чтобы не портить подошвы туфель. Да и доска эта не могла быть вечной, кислота должна была жрать и ее...
Гвоздь, мелко перебирая ногами, влетел на этот ненадежный мостик, по которому уже двигался Клин, оба они столкнулись, и все мы замерли!..
Ах нет, мне показалось, что все застыло, на самом деле произошло сразу нескоько вещей: фонарик, выбитый при столкновении из руки Клина, взлетел в воздух и упал возле моих ног, так что я мог видеть дальнейшее; я сам инстинктивно рванулся помочь обоим, но не успел; доска под мужиками явственно треснула и вывернулась; и тот и другой, обнявшись, рухнули в тяжело всплеснувшуюся жидкость колодца, вынырнули, и все замкнутое пространство огласилось диким ревом. Человеческого в их криках точно не было - ужасная смесь страха, безумия и адской боли!..
Они ещё пытались вылезти из пожирающей их бездны, цеплялись за дальний бетонный край, так что я не мог им помочь, но я видел, видел, как и в самом деле сползала плоть с их костей!
Или мне все это привиделось за те несколько секунд, пока длилась их агония?.. Или слабый свет маломощного фонаря только подстегивал моих призраков?..
ГЛАВА 69
ИРИНА ПРОСИТ ПРИЕХАТЬ
Я стоял и смотрел, как волновалась, пузырилась поверхность колодца, переваривая очередную добычу. И внезапно я вспомнил ту наполовину переваренную крысу, которую ещё в первое посещение этого места принял за тряпье под ногами. Та крыса только сейчас, совершенно неожиданно, вдруг показалась мне символом всех ужасов преисподни. Не люди, на моих глазах только что погибшие страшной смертью, а именно та крыса. Может быть потому, что многих людей я привык воспринимать как крыс, и их смерть уже не волновала. Реальная же крыса - совсем другое, словно адское напоминание, смрад инферно - я не мог толком понять, что сейчас чувствую...
Люк наверх все ещё был открыт, поэтому я решил, что и мотоцикл скорее всего не сбили. Когда я уже поднимался, из люка ударил сноп великолепного голубого света, а потом так громыхнуло, что отдалось по всему туннелю. Гроза продолжалась.
Выбрался без происшествий. Закрыл люк и, не обращая внимание на время от времени проносящиеся мимо машины, завел мотор мотоцикла и поехал прочь.
Я отъехал не так уж и далеко. Я весь промок, насквозь промок. Гроза, ливень - весь этот хаос вокруг отвечал моему настроению. Мне казалось, что я сумел выйти живым из ада.
А ливень все пуще, прямо в центре города это божественно-грозное, это грохочущее, слепящее, ужасающее диво, - я все больше дивился и ужасался: как же это я все-таки не понял с самого начала, что все происходящее со мной и в самом деле испытание, возможность лицом к лицу предстать перед всем тем, что есть моя жизнь, то, что я называю своей жизнью, а на самом деле жил я только тогда, когда мог честно служить своей стране, а не гоняться за независимостью и дензнаками, которые лишь дают иллюзию полноты существования.
За последние годы я незаметно потерял связь с родиной. Разве у меня теперь есть родина? О, прав, тысячу раз прав майор Степанов, когда говорил, что если нет работы для родины, нет и связи с ней... За последние годы, находясь в плену иллюзорной самостоятельности, я лишь выветрился нравственно и физически, стал бродягой в поисках работы для куска хлеба, а свободное время посвятил поездкам на курорты иных стран, мечтая о каком-то неопределенном счастье...
Среди тяжелых перекатов грома, рева мотора моего мотоцикла, собственных мыслей я не сразу сообразил, что тонкий зуммер, тревожащий меня на периферии сознания, это не нота моей совести или вселенского торжества, а всего навсего телефон, который я удачно вернул себе в бандитском логове. Надо же, подумал я, в такой сырости ещё батарейки работают!
Я притормозил, совсем остановился и, кое-как прикрыв телефон от водяных струй, попробовал отозваться.
Я вновь сразу узнал этот голос. Я узнал этот легкую картавость, это выпадение отдельных букв и вместе с тем - требовательную властность в совсем недавно уверенном, а сейчас почти просительном голосе. О, я ждал что-нибудь подобное этому звонку. Сейчас я был готов к чему угодно, даже к звонку Елены Тарасовой.
- Клин только что упоминал, что вы забрали все деньги из вашего подземного тайника. Где вы сейчас находитесь?
- Я дома. Мужа ещё нет, но вы должны приехать и помочь мне.
- Я? Чем я могу теперь вам помочь, раз вы дома?
- Только не надо говорить со мной таким тоном, Герман. Я прошу вас, я боюсь!..
- Совсем недавно вы все делали для того, чтобы боялся я.
- Мне ничего другого не оставалось делать, вы же знаете. Так вы мне поможете?
Хорошо, буду у вас через полчаса. Может, раньше.
- Я буду ждать.
Услышав длинные гудки, я немедленно позвонил майору Степанову. Его не было на месте, но я попросил дежурного найти его и передать, что я еду на Кисилевский переулок по настоятельному приглашению объявившейся там жены Тарасова.
А после этого вновь взревел мотором и помчался к особняку Тарасова.
ГЛАВА 70