ГЛАВА 32

— Я не могу вести нас дальше, — говорит Вентос, задыхаясь так же, как и я. — Я могу только навести туман туда, где я уже бывал или могу видеть, и это мой предел.

— Все в порядке. — Я смотрю на луну, чтобы она была моим проводником. — Я знаю примерный путь отсюда.

Я веду Вентоса через болота, направляясь то на юг, то на юго-восток, пока мы не наткнемся на главную дорогу, которая змеится через болото. После этого мы двигаемся быстрее. Несмотря на то, что дорога постепенно отвоевывается у природы, на ней можно уверенно стоять.

Мы оба молчим. Сегодня охотники будут искать Погибших. Я знаю, что если мы наткнемся на охотника, Вентос будет вынужден убить его, и никакие уговоры не смогут этому помешать. Охотник увидит вампира с человеком, и их нельзя будет оставить в живых. Поэтому единственная альтернатива — любой ценой избежать противоборства. К счастью, большинство охотников патрулируют более глубокие болота. Подданные стараются не ходить по главной дороге, так что мы остаемся одни.

Я не осознавалf, насколько велика моя сила, полученная как поклявшейся на крови — и, несомненно, от употребления крови Рувана, — пока не оказалась в Мире Природы. В Мидскейпе я слаба по сравнению с вампиром. Но здесь я могу видеть в темноте и ни разу не поскользнуться на скользком камне, мои движения легки и уверенны. Я почти уверена, что даже чую охотников на болотах и знаю, когда нужно замедлить или ускорить шаг.

Волоски на затылке встают дыбом, когда мы проходим мимо руин, в которых мы с Руваном сражались. Я все еще чувствую запах крови, пролитой там.

Я приостанавливаюсь.

— Нам нужно идти дальше, — шепчет Вентос.

— Я знаю. — Сон, приснившийся мне в первую ночь в замке вампиров, возвращается ко мне вместе с тупой болью в глубине моего сознания. Я вижу очертания беловолосой фигуры в развалинах, хотя на самом деле его там нет.

— Флориан.

— Я знаю, — повторяю я и снова начинаю идти вперед.

Примерно за три часа до рассвета вдали виднеется огромная арка.

— И это все? — хмыкает он, глядя через соленую землю на поля, усеянные домами фермеров. Это те смельчаки, которые ставят свою жизнь на карту, живя ближе всего к болотам, чтобы выращивать пищу и держать скот для всего города. Его взгляд останавливается на медленном подъеме, заканчивающемся стеной, опоясывающей город, и силуэте омытой лунным светом крепости.

— Да. Дом.

— Я никогда не забирался так далеко в ночь Кровавой Луны, — признается он. — Весь прошлый год я гадал, как выглядит дом людей, превративших нашу жизнь в вечный кошмар.

— Все ли так, как ты себе представлял? — сухо спрашиваю я.

— Ни в малейшей степени, — признает он. Вентос потирает затылок. — Это почти так же жалко, как Темпост в наши дни.

Мне следовало бы обидеться, но я тихонько смеюсь.

— Не могу не согласиться. Мы оба живем унылой полужизнью, постоянно опасаясь другого... и ради чего? Это одна из причин, почему я так убеждена, что проклятию должен быть положен конец. Неважно, кто его начал, и насколько оправданным оно было или не было, оно больше никому не помогает. — Пока мы разговариваем, я осматриваю фермерские дома в поисках признаков жизни. Мы должны быстро пройти по соленой земле, чтобы нас никто не увидел, ведь Вентос не может перешагнуть через туман.

— Это чертово проклятие никогда никому не помогало, — бормочет он. Я все еще чувствую, что у меня недостаточно информации о тех ранних днях проклятия, чтобы согласиться или не согласиться. И хотя Руван рассказал мне о некоторых ужасах, совершенных Солосом, что-то меня все равно не устраивает. В истории, которую записал Джонтун, слишком много пробелов, когда я начинаю думать об этом слишком пристально.

— Лучшее, что мы можем сделать, — это положить этому конец. И тогда, надеюсь, и вампиры, и люди смогут жить своей жизнью. Мы сможем вернуть себе мир, который, как мы думали, был потерян для нас навсегда. — На луну медленно наползает облако, погружая мир в тень. — Мы должны двигаться.

— Одну секунду. — Вентос подносит к губам маленький пузырек и пьет. Его глаза светятся в темноте, так как их наполняет сила. Они тускнеют, но не до своего обычного желтого оттенка. Они каменные — твердые и туманно-серые. Плоть Вентоса пульсирует от центра лица, как будто она превратилась в жидкость и раздувается. Его губы растягиваются. Борода падает на землю. Его тело содрогается.

Я наблюдаю, как трещат и ломаются его кости. Его мышцы тают, сдуваются и становятся худыми и тонкими. На лысой голове вырастают тонкие пряди темно-каштановых волос. Стоны растягивающихся и стягивающихся сухожилий и хруст суставов стихают. Вентоса больше нет, а вместо него передо мной стоит другой охотник. Даже его одежда превратилась в кожаные доспехи.

Меня пробирает дрожь, а за ней по пятам бежит ползучий ужас. Вот что Погибший сделал с кровью моего отца. Вампиру хватило ума и сообразительности — нет, просто инстинкта — чтобы украсть его облик и лицо. Он питался его телом, а затем, сгорбившись над ним, совершал этот гротескный ритуал, сдирая с него кожу, оставляя тело в виде забытой шелухи.

— Флориан. — Вентос легонько встряхнул меня. — Что случилось? — Даже его голос изменился. Все в нем изменилось, вплоть до голосовых связок.

— Это... это... — Я отталкиваю его и, пошатываясь, иду к стене, отгораживающей болота от соленой земли, и Деревни Охотников, переполняющему почти пустой желудок.

— Это побочный эффект от такого количества тумана?

Я не смотрю на него, пока говорю, ногти впиваются в камень. Один прогибается назад. Один ломается. Боль острая, она удерживает меня в настоящем и помогает сосредоточиться. Она не дает мне провалиться еще глубже в пустоту, которую оставил мой отец.

— Нет. Я в порядке.

— Ты не выглядишь таковой.

— Я сказала, что в порядке, — огрызаюсь я. В человеческих глазах Вентоса появилось удивление. Я вздыхаю. Это не его вина, но с чего мне начать? — У моего отца... украли лицо. Это сделал Погибший. Но... Я... Я... Только что я впервые увидела, как вампир превращается в кого-то другого, и подумала, не так ли это выглядело, когда случилось с моим отцом. Я подумала о том, что Погибший съел его в болотах, чтобы попытаться проникнуть к нам. Или, может быть, чтобы вернуть себе часть себя, которую он потерял.

Вентос кладет руку мне на плечо. Но он не тянет меня к себе. Он не требует, чтобы я повернулась.

— Если уж на то пошло... Вампиры крадут лица не для того, чтобы быть злыми или коварными. Честно говоря, нам это даже не нравится. Мне — точно нет. Это больно и неудобно — быть втиснутым в другое тело. Если бы я мог провести остаток своих дней, никогда не делая этого, я был бы доволен.

Я не ожидала от Вентоса утешения... но это так. Я оглядываюсь через плечо. Странное лицо уже не так настораживает, как раньше. Однако я рада, что не узнаю охотника, которому оно принадлежит. Было бы сложнее, если бы я знала человека, чья кровь была взята для этого.

— Мне уже лучше, — говорю я скорее себе, чем ему. — Мы должны идти дальше. Мы должны вернуться в Мидскейп сегодня вечером. — Мысль о том, каким изможденным выглядел Руван, когда мы уходили, заставляет меня хотеть сделать это в течение часа. Если я ошибаюсь, и Эликсир Охотника не сможет сохранить силы Рувана, нам нужно немедленно начать планировать, что делать с ним дальше. Я не позволю ему погибнуть. Пока я дышу, он тоже будет дышать.

— Ты не услышишь моих аргументов, — говорит Вентос. — Мне не нравится этот мир, и я хочу уйти как можно скорее.

— Каков этот мир?

— Это... я не совсем уверен, как это выразить. Каллос описал бы его лучше. Но этот мир тихий. Он кажется мертвым. Гул магии, существующий в живых существах, здесь тоже есть, но он слабее. Здесь нет шепота высшей силы, как в Мидскейпе.

Я пытаюсь подумать, могу ли я почувствовать разницу между этим миром и Мидскейпом, потянувшись умом и сердцем наружу, ища по мере того, как я иду. Я чувствую разницу, но не могу быть уверена, что она имеет отношение к магии. Возможно, разница в том, что это мой дом.

Наконец-то я дома.

Наши шаги бесшумны по булыжникам главной дороги. Несмотря на то, что мы спешим, мы не жертвуем скрытностью ради скорости. К тому времени, когда луна выходит из-за туч, мы похожи на двух охотников, возвращающихся в крепость после раннего патрулирования. Да нас никто и не видит. Дома наглухо закрыты на время полнолуния.

Интересно, насколько тревожная тишина связана с невидимыми шрамами, оставленными Кровавой Луной? Люди все еще оплакивают потери, и это еще больше усугубляется виной выживших.

Дорога приводит нас в город. Вентос останавливается на главной площади, смотрит на колокольню.

— Она нашего производства. В этом нет никаких сомнений, — пробормотал он.

Я тоже это вижу. До поездки в Мидскейп я никак не могла этого предположить. Но теперь, когда я провела время в Темпосте, архитектура вампиров стала неоспоримой. Она до жути похожа на колокольни академии.

— Это действительно когда-то была ваша земля.

— Далеко на юго-востоке, — соглашается он. — Клянусь, Король Эльфов, высекший Фэйд, не имел ни малейшего представления о географии. Я слышал, что фейри тоже потеряли много земель при раскалывание.

— Интересно, а люди тоже воюют с фейри, — пробормотала я. Серебряные рудники, из которых мы получаем серебро, находятся далеко на севере, как раз там, где, согласно картам, которые я видела в музее, когда-то находились земли фейри. Возможно, именно поэтому поставки серебра прекратились. Я думаю о другом городе, таком же, как Деревня Охотников, только в нем вместо вампиров сражаются фейри. — А фейри тоже ненавидят серебро?

— Насколько я знаю, нет. Но Темпост был закрыт от остального мира до моего рождения в попытке сдержать проклятие, поэтому я никогда не встречал фейри. — Вентос пожимает плечами. — Этот вопрос лучше задать Каллосу.