ГЛАВА 31

— Старый замок? — говорят они в унисон, обмениваясь взглядами.

— Пора применить все твои труды по заточке кинжалов, Винни. – Я начинаю выходить из кузницы.

Она первая догоняет меня. Я рада, что она взяла с собой кинжалы.

— Зачем мы идем в старый замок?

— Это не санкционированная поездка, лорд вампиров...

— Мы не уйдем далеко, — перебиваю я Каллоса. Я не заинтересована в том, чтобы получить одобрение Рувана. Да и ему, похоже, в последнее время не хочется со мной разговаривать. — Нам нужен только один Погибший.

Для чего? — отмахнулся Каллос.

— Мне нужно проверить, убьет ли его это серебро. Если я права, то нет. Вот тут-то ты и пригодишься, — говорю я, кивнув в сторону Винни.

— Почему ты хочешь, чтобы твое серебро не убивало Погибших? — спрашивает она.

— Мне нужно что-то, обладающее всеми свойствами серебряной стали — по крайней мере, невооруженным глазом. Но не настолько, чтобы серебро было смертельно опасно для вампира. — Когда мы с Вентосом вернемся в Деревню Охотников, он вызовет подозрения, если у него не будет серебряного клинка. Но мы не можем дать ему настоящий серебряный клинок, если они заставят его порезаться им. — Мать это не обманет. Но, надеюсь, мы не столкнемся с ней... как бы больно мне ни было.

— Умно. — Похоже, Каллос впечатлен.

— У меня бывают моменты, — с ухмылкой говорю я через плечо, когда мы поднимаемся по лестнице.

— Какие моменты? — спрашивает Руван, останавливая меня на месте.

Я смотрю на него, едва не столкнувшись с ним. У нас разница в дыхании. Его выражение лица в последний раз, когда мы были так близко, запечатлелось в моей памяти. Разочарование. Обида.

Если хочешь, можешь быть для меня никем.

Я не хочу этого. Я знаю, что не хочу. Но я еще не нашла ни слов, ни смелости, чтобы сказать это. Я все еще ранен от того, что он не сказал или не сообщил мне раньше. Все, что он сделал, и его предки сделали, и за что я не знала, что должна простить его — все, с чем я борюсь в спокойные минуты, даже если я кажусь совершенно нормальной, когда я занята. Он был прав, мы так быстро сошлись, и теперь я отскакиваю назад, прочь от него, как молот, бьющий прямо по наковальне.

Может быть, я еще найду для него слова, прежде чем уеду в деревню. Но чем полнее становится луна, чем ближе я к возвращению ко всему, что я знала, тем больше чувство стыда закрадывается в меня, непрошенное. Нежелательное. Но неоспоримое.

— Моменты гениальности, — говорит Каллос, нагнетая напряжение, как будто он его не чувствует, хотя я знаю, что он его чувствует.

— Вряд ли это удивительно, — пробормотал Руван, как будто комплимент дался ему с трудом.

— Спасибо. — Когда я обхожу его, мое плечо задевает его руку.

— Мы идем в старый замок, — сообщает Винни. Я замираю, плечи поднимаются к ушам. Я надеялась избежать этого.

— Старый замок? Зачем? — Позади меня раздаются шаги Рувана.

— Мне нужно кое-что проверить.

Он хватает меня за локоть.

— Ты не можешь пойти в старый замок.

— Почему? — зашипела я.

— А вдруг с тобой что-нибудь случится?

— Придут Винни и Каллос.

Руван нахмурился.

— Каллос вряд ли поможет в битве.

— Спасибо за доверие, милорд, — сухо сказал Каллос.

Его глаза метнулись к рыцарю.

— Прости.

— Мы ненадолго. — Я пытаюсь вырвать руку из хватки Рувана. Он держит крепко. — Отпусти меня.

— Я пойду с тобой, — настаивает он.

— Я могу защитить себя.

— Риана может позаботиться о себе сама. И в любом случае, я не думаю, что твое появление — хорошая идея, милорд. — Винни приходит мне на помощь. — Ты слишком близок к проклятию. Ты не в том положении, чтобы сражаться с Погибшими. Один их укус может погубить тебя.

— Я готов рискнуть, — настаивает он.

— Ради чего? — спрашиваю я.

— Ради тебя. — Его внимание приковано исключительно ко мне, и я тяжело сглатываю.

— Я не хочу этого. — Я снова представляю его в постели, увядающего, но на этот раз мы не можем вернуть его с края пропасти.

Решительное выражение лица Рувана исчезает. Его плечи слегка опускаются. Без лишних слов он отпускает меня и отходит.

Во мне поднимается желание последовать за ним. Яростно обнять его и заверить, что со мной все будет в порядке. Может быть, в нас еще что-то есть, еще тлеет уголек, еще полны решимости. Нам просто нужно защитить это пламя, каким бы маленьким оно ни было.

Я ловлю его руку.

— Руван.

Его глаза снова встретились с моими, вызванными его именем.

— Я не могла стоять в стороне, когда ты поддался проклятию.

И снова он слышит меня, но, похоже, не понимает. Он отстраняется.

— Я знаю. Тебе пришлось бы убить меня, охотник.

— Это не... — Я пытаюсь сказать, но он уже ушел, удалившись в свои покои.

— Не то, что ты имела в виду? — Винни заканчивает за меня с грустной улыбкой.

— Вы говорите на одном языке, но никто из вас не слышит друг друга, — метко замечает Каллос.

— И что мне с этим делать? — Я смотрю между ними, надеясь, что у кого-то из них есть решение моей проблемы.

— Дай ему время, — наконец говорит Каллос. — Руван не тот, кого можно торопить. Думаю, ты похожа в этом плане. Вы оба будете готовы, когда придет время.

Каллос и Винни направляются к огромным дверям, ведущим в старый замок, и пытаются их открыть. Он прав, я еще не готова.

Но что будет, если я никогда не буду готова?

Этот вопрос преследует меня, пока мы спускаемся в пустоту старого замка. Он не дает мне покоя, когда мы наталкиваемся на Погибшего, и мой серп ничего не делает с ним. Серебро безвредно, как обычная сталь.

Ты не поймешь, сказал он. Эти слова звенят у меня в ушах. Я до сих пор вижу его спину, уходящего прочь. Он решительно сжимает кулаки, как делал всегда, с самого детства, когда какая-нибудь задача вызывала у него недовольство.

Я бегу по коридорам и потайным ходам, сердце колотится в горле. Пусть я ошибусь, умоляю я себя. Но я не ошибусь, я знаю, что не ошибусь. Я знаю его лучше, чем кто-либо другой, и все детали встали на свои места.

Я знаю, что он сделал, еще до того, как услышала крики, поднявшиеся до быстрого крещендо, а затем затихшие.

Пошатываясь, я хватаюсь за стену, прижимая к груди рубашку. Тошнота борется за контроль над моим телом, но я не позволяю ей этого. Я должна увидеть все своими глазами. Может быть, возможно, я ошибаюсь. Я могу ошибаться, повторяю я снова и снова, пока не прихожу в первую мастерскую, которую мы создали — его мастерскую.

Ворвавшись внутрь, я снова резко останавливаюсь, когда мне в нос ударяет запах крови. Так много крови... так много тел... Они пришли сюда со мной, из-за меня. Они остались здесь из-за меня. Я подношу руку ко рту, сдерживая собственный крик, когда пара золотистых глаз поворачивается ко мне.

Чудовище.

Я бегу.

Каждый день и ночь я пытаюсь разобраться в своих чувствах.

Молоток. Молоток. Молоток.

Мои мысли так же неумолимы, как и моя работа. Если я наброшусь на эту проблему с достаточной силой, я смогу подчинить ее своей воле. Я смогу сделать из нее что-то полезное. Или, по крайней мере, что-то, что я смогу понять, что-то, что я смогу объяснить, когда неизбежно столкнусь с Дрю или Матерью. О, старые боги, как я вообще смогу посмотреть им в глаза после всего, что произошло?

У меня нет ответа. Ни на один из них. И я чувствую себя еще более далекой от ясности, когда мы с Вентосом стоим вместе в приемном зале замка. Кажется, что я только что была здесь с Руваном, Каллосом и Винни; трудно поверить, что луна уже взошла на полную высоту.

По крайней мере, мне есть что показать за все мои труды. Даже если мое душевное состояние еще хуже от того, что я без устали бьюсь над ситуацией, у Вентоса на бедре новый серп — идеальный во всех отношениях. Ни одна кожа не защищает серебро рукояти от его взгляда.

— Как долго тебя не будет? — спрашивает Квинн.

— Надеюсь, всего несколько часов. — Я поправляю свои кожаные доспехи. Они были вычищены, но на них видны следы износа от испытаний, через которые я прошла, чтобы добраться до этого момента.

— Несколько часов? — Вентос удивлен. Я уже слышу, как в его груди поднимается гул, который выливается в ворчание. — Я не хочу рисковать, находясь в мире людей так долго.

— Я сказала «максимум». — Я бросила на него взгляд и осталась при своем первоначальном мнении о времени. — Надеюсь, мы сможем двигаться быстрее. Чем дольше я там нахожусь, тем больше времени для того, чтобы кто-то меня узнал. А если кто-то меня узнает, он будет задавать вопросы, на которые у меня нет хороших ответов. — Я уже начала размышлять, что я могу сказать, если меня поймают и загонят в угол, но ни одно из обоснований или оправданий не звучит достаточно убедительно, на мой взгляд. Сейчас я буду придумывать ложь на ходу, а это гарантированно плохо кончится. Я много чего умею, но хороший лжец — не один из них.

— Будьте осторожны, вы оба. — Это пожелание и приказ Рувана. Он действительно хочет, чтобы мы были в безопасности, и я в том числе. В этом я уверена. Искренность чувств почему-то усугубляет ситуацию. Если я ему небезразлична, то почему он так отстранился? Если я действительно неравнодушна, то как я ему позволила?

Я поговорю с ним, когда мы вернемся, поклялась я. Мне не нравится, что все осталось незавершенным. И если я теперь его жена — как бы ни было тяжело об этом думать, — то мы должны все уладить между собой.

Но гораздо большее беспокойство, чем наши еще не сложившиеся отношения, вызывает то, как он сейчас выглядит. Руван стал вялым и худым. Как луна растет, так и он увядает. Щеки его исхудали, глаза запали. Я знаю, что он питается немного кровью и, возможно, силой луны. Меня беспокоит, насколько сильно они истощают свои запасы, чтобы поддерживать его. И это делает его решимость не прикасаться ко мне, не пить из меня — еще более непонятной. Он подвергает всех их риску, чтобы не черпать из меня.

Я знаю, что остальные видят его недуги. С каждой ночью они делают для него все больше и больше. Его ковенант старается помочь ему, как может: убирает со стола наши скудные ужины, приносит ему книги и дневники, чтобы он их почитал, а не ходил за ними сам.