ГЛАВА 26

Мы двигаемся бесшумно, плавно, перетекаем друг в друга с того момента, как он усаживает меня и открывает первую дверь, а я открываю вторую. Наши тела скользят друг по другу, зеркально отражая наши рты. В один момент я оказываюсь в главной комнате, а в другой — прижимаюсь спиной к двери в его спальню. Его руки тянут меня к себе, поднимают. Мои ноги обхватывают его талию.

Я чувствую его. Каждый дюйм великолепных, совершенных мышц. Каждый шрам, полученный тяжелым трудом. Каждую прядь шелковистых волос. Я провожу по нему руками, как будто осматриваю его.

Дыхание Рувана обжигает мое горло. Его губы тянутся к моему подбородку, вызывая дрожь по позвоночнику. Он вырывается из моих губ и снова целует меня с таким голодом, о котором я и не подозревала, но который я разделяю.

— Что тебе нужно? — Я шепчу ему в губы, глаза полузакрыты. Я вижу его сквозь завесу ресниц — его острую челюсть и тени, которые цепляются за его лицо так же плотно, как лунный свет.

— Ты мне нужна, — прохрипел он.

— Моя кровь?

— Твое тело.

Прижав меня к себе, мои ноги обхватывают его талию, он поворачивается от двери. Не успела я опомниться, как оказалась спиной на кровати. Матрас прогибается под мной, и я с приятным удивлением обнаруживаю, что он пахнет не пылью и старостью, а жимолостью и сандаловым деревом.

Он огибает изножье кровати и смотрит на меня сверху вниз. Лунный свет отражается на безупречной линии его челюсти. Он освещает его серебристые волосы. Он выглядит как бог на этом земном плане, а я — его подношение, готовое к поглощению.

Руван опускает колено на кровать. Медленно, как зверь на охоте, он заползает на меня. Его колени становятся между моих бедер, пока моя спина не выгибается, наши бедра не встречаются, дыхание не сбивается. В то же время его рука скользит вверх по моему боку и заканчивается у моей груди.

Из меня вырывается стон, глубокий и горловой. За ним мгновенно последовал румянец. Я поднимаю руку и кусаю костяшки пальцев. Между зубами я говорю:

— Прости. Дело в том, что меня никогда раньше так не трогали.

Он делает паузу, задумчиво глядя на меня. Он обхватывает мое лицо, его большой палец касается моей щеки. Я жду вердикта, о чем бы он ни рассуждал. Но время тянется, а он ничего не говорит.

— Все в порядке? — спрашиваю я наконец.

— Ты идеальна, — шепчет Руван, нежно целуя меня в губы.

— Прости, что у меня мало опыта. — До этого момента меня это никогда особо не беспокоило. У меня никогда не было причин чувствовать себя неуверенно из-за того, что у меня никогда не было любовников, не было поцелуев и прикосновений, потому что это было то, чего от меня ждали. Все в моем мире знали об этом.

Но Руван не из моего мира. Он сам по себе целый мир. Как мне в него вписаться? Могу ли я?

— Я сказал, что ты идеальна, — твердо произносит он. — Горе других людей будет моим благословением и наслаждением. — Руван нежно кусает меня за шею. Он не прорывает кожу. Нежный поцелуй. Облизывание. Вместо стона у меня вырывается хныканье. — Не скрывай этого, Флориан. Не стыдись. Стони, кричи, плачь, лишь бы это было от удовольствия. Дай мне услышать тебя.

— Но другие...

— Они не услышат. Но мне было бы все равно, если бы они услышали. — Он отстраняется, нависая надо мной. По одной руке с обеих сторон от моего лица. Его тело прижато к моему. Мой мир — это он и только он. — Сегодня ночью забудь обо всем остальном, Флориан. Все, что ты должна делать, — это чувствовать. Отбрось все остальные мысли и наслаждайся этим.

Я не успеваю опомниться, как он снова скользит по моему телу и берет в рот одну из моих грудей. С моих губ срывается еще один стон, и еще. Его руки, его рот. Я вся горю.

Теперь я понимаю, почему некоторые молодые женщины только и думали о том, как бы найти себе жениха. Когда такое наслаждение можно получить по собственному желанию, имея партнера... Он снова смещается, и его ладонь ложится на острие моего желания. Я резко вдыхаю, и он почти мурлычет от удовольствия.

Его пальцы двигаются, создавая восхитительное трение. Молния пробегает по мне, превращаясь в мелкие мурашки, которые покрывают мою кожу мурашками, напрягаясь против прохладного ночного воздуха. Моя спина выгибается, грудь напрягается.

Руван, кажется, точно знает, когда слишком много, а когда недостаточно. Мои глаза закрываются, отгораживаясь от света, звуков и мыслей. Есть только он, кажется, везде и сразу. Все чувства переполнены. Пальцы ног подгибаются, давление нарастает, нарастает, нарастает.

Я вот-вот сломаюсь. Этот человек одним только языком и пальцами разобьет меня на тысячи кусочков. У меня перехватывает дыхание, я пытаюсь предупредить его, но удар настигает меня раньше, чем я успеваю подобрать слова.

Дрожь сотрясает мое тело, а с губ срываются крики. Все закончилось за мгновения, которые показались мне славными тысячелетиями. Я застываю на месте, мышцы сжимаются, посылая новые волны наслаждения с каждым усилием. Руван замедляет движения, притягивает меня к себе и в последний момент убирает руку между моих бедер. Мое лицо прижато к его шее, и я одновременно уязвима и защищена.

Он прижимается губами к моему лбу.

— Дыши, Флориан.

— Я.… что... я... — Слова подвели меня. Они исчезли, плывя по блаженному морю, в котором разбросаны и дрейфуют все остальные мысли.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Хорошо. — Этого недостаточно. Одного этого слова недостаточно, чтобы передать то радостное гудение, которое поселилось в моих мышцах. Его недостаточно для того, чтобы выразить то, что я испытываю сейчас. Но этого будет достаточно.

Он тихонько хихикает, как будто знает все эти вещи. Как будто он слышит их в этом единственном, недостаточно хорошем слове.

— Хорошо, — повторяет Руван.

Несмотря на себя, я зеваю. Дрожь утихает, и кровать гораздо удобнее, чем я ожидала. Мое тело становится тяжелым.

— Тебе надо отдохнуть, у тебя был долгий день.

— Здесь? — шепчу я.

— Где же еще?

Вместо того чтобы спорить, я закрываю глаза. Диван в главной комнате — самое далекое, о чем я сейчас думаю. Уйти — слишком большое усилие.

Две сильные руки вокруг меня. Тяжелое пуховое одеяло. Зима за окном, пытающаяся проникнуть внутрь, но огонь не дает ей прорваться.

Я сдвигаюсь, наклоняю голову, чтобы посмотреть на него. В лунном свете на меня смотрят два ярких глаза. Его губы принимают форму тонкого полумесяца.

— Ты не спишь, — говорю я.

— Как я могу спать, когда меня так удивляет потрясающее создание в моей постели? — почти мурлычет он.

Я не могу удержаться от смеха.

— Ты неисправим. — Вряд ли я новое присутствие в его постели, в его жизни. Я почти существую исключительно здесь и сейчас. Его уют стал моим домом... настолько, что я уже даже не думаю покидать горы.

— Как долго это будет продолжаться? — спрашиваю я. Он знает суть моего вопроса, его легкий хмурый взгляд говорит мне об этом.

— Скоро... любовь моя. Скоро они узнают правду. Когда наша работа будет закончена.

Рассвет наступает, а я не двигаюсь с места. Одеяло и меха, должно быть, сделаны из свинца, потому что я никогда в жизни не чувствовала такой тяжести. Послесвечение прошлой ночи осело на мне, как и рука Рувана вокруг моего живота. Его тяжелое дыхание говорит о том, что он все еще дремлет, и я медленно поворачиваюсь, чтобы не потревожить его.

Уже не в первый раз я любуюсь им ранним утром. Но в этот раз я гораздо ближе, чем в прошлый. Я вижу нежный изгиб его губ и каждую длинную ресницу, которая ложится на его щеку, когда он дремлет. У меня странное ощущение, что я уже не первый раз просыпаюсь вот так... Сон?

Попытки вспомнить подробности наталкиваются на вспышку боли в теле. Это боль, вызванная не физической травмой, а жестокостью моего сознания. Я вся липкая, холодная. Стыд пытается овладеть мной.

Что я наделала? Я не могу быть здесь. Я не могу быть ни с одним мужчиной, но особенно с ним. За закрытыми веками я вижу разочарованные глаза матери и ужас брата. Теперь я слышу Дрю: Из всех, кого ты могла выбрать, Флориан...

Я не могу здесь находиться. Мое дыхание учащается. Если я останусь, то потревожу его плачем или криком.

Каким-то образом мне удается вырваться, не разбудив его, и я отступаю в главную комнату. Но это все еще слишком близко к нему. Я чувствую его запах на своей коже.

Я бегу в единственное место, где у меня всегда была стабильность: в кузницу.

К счастью, еще достаточно рано, чтобы никто не остановил меня по пути. Через несколько минут очаг раскален, и в нем уже лежит металл. Здесь я могу двигаться без раздумий, и я позволяю своему разуму стать пустым.

Но моя отсрочка от выбора оказывается недолгой, когда появляется Руван. Я чувствую его присутствие и не отворачиваюсь от наковальни. Он медленно приближается, пока я бью молотом по металлу, не решаясь заговорить, пока я не положу его обратно в кузницу.

— Что ты делаешь?

— Пока не знаю. — Слова прозвучали немного резче, чем я хотел. Ты сама сделала свой выбор прошлой ночью, Флориан, не вини и не сваливай все на него, ругаю я себя.

Он немного колеблется.

— С тобой все в порядке?

Я наконец-то смотрю на него и тут же жалею, что не посмотрела. Я надеялась, что он будет равнодушен. Что нам удастся как-то не говорить о том, что между нами произошло. Или, что еще лучше, его будет мучить неуместное чувство вины, вытравленное в его душе всем тем, чему нас всегда учили.

— Флориан? Он делает шаг вперед.

Я хочу сказать ему, чтобы он ушел. Я хочу сказать ему, что со мной все в порядке, что прошлая ночь ничего для меня не значила и больше никогда не повторится. Но я знаю, что ни то, ни другое неправда. Мое сердце никогда не вырывалось за пределы груди и не вылетало из тела так, как это происходит рядом с ним. Даже если я хочу игнорировать это, даже если я испытываю чувство вины за это, это не то, от чего я могу отмахнуться... и это было бы несправедливо по отношению к нему.