В вампирах нет и не может быть ничего нежного. Но как только я это подумала, я вспомнила, как он провел пальцем по моей руке. О том, как он смотрел на меня в верхнем оружейном зале, умоляя посмотреть на вещи по-своему, не спрашивая об этом прямо.

Я волнуюсь, наматывая кольцо на мизинец.

— Ты не такая, как я ожидал от охотника.

Я фыркнула.

— А чего ты ожидал? Я сделала все, чтобы попытаться убить тебя.

— Так ты и сделала. И, боже мой, с той магией, которая в тебе бурлила, если кто из охотников и мог убить меня, так это ты. — Он хихикает, как будто это его забавляет. Хотя это только усугубляет камень в моем сердце. Убить лорда вампиров. Если бы Дрю сохранил эликсир, со всеми его тренировками, возможно, он действительно смог бы убить Рувана. Если бы я могла держать себя в руках, Дрю мог бы победить.

Значит ли это, что мы прокляли Деревню Охотников и все человечество, отдав мне эликсир? Что, если эта война могла бы наконец закончиться? В лучшем случае Деревня Охотников убьет лорда вампиров во время следующей Кровавой Луны через пятьсот лет, но... именно поэтому мне было сказано никогда не сходить с места. Смириться со своей участью в жизни. Последствия отказа от должности кузнечной девы не дают мне покоя.

Я должна вернуться домой, тянет один голос. Сначала ты должна убить лорда вампиров, отвечает другой. У меня нет будущего в Деревне Охотников, если Руван будет дышать. Меня разрывает в разные стороны, голова раскалывается.

— В чем дело? — Он замечает, что мои руки замерли.

— Ничего. — Я качаю головой.

— Нет, это было...

— Куда мне это положить? — С шумом появляется Вентос, невольно спасая меня от мучительных мыслей. Различное оружие свалено в его руках. Тяжелый холщовый брезент отделяет серебряные клинки от плоти.

Руван, должно быть, так же, как и я, думает о риске.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — Он бросается к нам, осторожно берет оружие одно за другим, следя за тем, чтобы держать его только за кожу, обмотанную вокруг рукоятей.

— Я делаю то, что ты просил; я несу оружие.

— Я не ожидал, что все будет так. — Руван со вздохом ущипнул себя за переносицу. — Ожидал, что ты возьмешь с собой несколько, чтобы быть в безопасности. Что, если один из них порежет тебя?

— Многократные подходы — это для слабых. — Вентос усмехается.

— Но серебро.

— Я справлюсь. — Вентос надувает грудь.

Из меня вырывается смешок, отвлекая меня от подготовки к открытию кузницы.

— Этот человек смеется надо мной? — Вентос находится где-то между шоком и гневом.

— Я бы и не подумала смеяться над грозным вампиром. — Я закатываю глаза, отворачиваясь от Вентоса. Руван видит, судя по его веселому смеху.

— Ты тоже, милорд? Ты ранишь меня острее серебряного клинка.

— Если бы мои слова были серебряными клинками, ты был бы давно мертв. — Руван прислонился к наковальне. Огонь выделяет резкие линии его челюсти поразительными оранжевыми линиями — как будто он светится изнутри, как раскаленный добела кусок железа. Я отрываю взгляд от его украденного лица и перехожу к оружию, принесенному Вентосом.

Огромная рука накрывает мою, когда я тянусь к мечу.

— Ты действительно собираешься улучшить их?

Я смотрю на Вентоса.

— Отпусти меня.

— Отвечай.

Я стиснула зубы, но сумела сказать:

— Да. Достаточно острый, чтобы отрубить эту руку, если ты не уберешь ее от меня.

Он отпускает меня. Я с оскалом беру меч, возвращаюсь в кузницу и погружаю его в угли. Этот особенно плох: весь меч смещен от рукояти. Я верну ему грубую форму молотком, прежде чем он попадет на шлифовальный круг.

— Я тебе не доверяю, — говорит он мне в спину. Он просто жаждет драки. Я чувствую это. Какая-то часть меня хочет дать ему отпор, хотя я не могу этого сделать, поскольку являюсь поклявшейся на крови Рувана.

— И я никому из вас не доверяю, — говорю я.

— Хорошо, а с чего бы? В конце концов, мы убили десятки таких, как ты, в ночь Кровавой Луны.

— Хватит, — твердо говорит Руван. Мы оба не обращаем на него внимания. Вентос слишком сильно задел меня за живое, чтобы я могла понять его. Я вижу только то же самое красное, что и кровь моего брата.

— Скольких вы убили? — Я кручусь на месте, костяшки пальцев белеют на рукояти меча.

— Очень многих. — Вентос самодовольно откинул голову назад. — И мы не потеряли ни одного из нас.

Я думаю о доспехах, которые я видела ранее, без тел.

— В чем смысл всего этого? Почему вы охотитесь на нас?

— Чтобы выжить.

— Мы не должны умирать, чтобы вы могли жить! — Мой голос эхом отражается от камня и металла.

— Затем, чтобы наказать вас за все, что вы с нами сделали.

— Я сказал, достаточно, — твердо говорит Руван, вставая между нами. — Вы оба.

Вентос продолжает игнорировать его.

— Надеюсь, ты потеряла важных людей. Либо для этой забытой гильдии, либо для тебя лично. Надеюсь, что ты ранена. Надеюсь, ты истечешь кровью. Надеюсь, ты почувствуешь хоть каплю той боли, которую причинили моему роду.

Пока Вентос говорит, он медленно приближается ко мне. Несмотря на то, что Руван все еще зажат между нами, этот человек-гора пытается нависнуть надо мной, отравляя воздух вокруг меня своей ненавистью. Ненавистью, которая отражается во мне и растет.

— Не волнуйтесь, я знаю боль каждый день своей жизни, — заверяю я Вентоса. Мой голос холоднее, чем горные вершины, окружающие нас.

— Твои страдания едва ли можно сравнить с тем, что пережил и переживет наш род. Ты могла бы прожить в муках сотню жизней, и все равно этого было бы недостаточно, чтобы искупить долгую ночь.

— Вентос, остановись. Отчуждая ее, ты ни к чему не приведешь.

— Я никогда не просил ее о помощи! — Вентос бросил взгляд на своего лорда. — Когда ты навязывал нам это соглашение, ты хоть подумал о том, что может почувствовать твой ковенант? Или тебе вообще было все равно?

— Я делаю то, что должно быть сделано для спасения нашего народа. — В словах Рувана звучит отчаяние, слишком знакомое.

— Спасение нашего народа не может исходить из рук охотника! — Вентос хлопнул ладонью по столу, отчего зазвенело оружие.

— Я сделаю все, чтобы спасти вампиров и положить конец долгой ночи.

— Ты дурак, — прорычал Вентос.

— Это мой выбор, хотя я считаю себя скорее идеалистом, чем дураком. — Руван вытягивается во весь рост; хотя он на целую голову ниже Вентоса, держится так, словно он вдвое выше. Лорд вампиров словно заполняет собой все пространство, затмевая другого человека. — Решение о том, как мы будем действовать, пока бодрствуем, принимаю я и только я, как решил совет перед закатом долгой ночи.

— Тогда неудача этого дела и окончательная гибель нашего народа из-за этого зависит только от тебя. — Вентос продолжает сверкать глазами.

— Я знал это задолго до того, как дал клятву охотнику. Я знал это с того самого момента, когда меня пробудили в этом жестоком и далеком будущем. — Слова Рувана тяжелы, они начинают вырисовываться в очертаниях свинцового стержня, который он носит в себе. Горе, о котором я знаю лишь отрывочные сведения, но не всю картину. — Я готов принять на себя ответственность за свой выбор и все, что за ним последует. Хотя я оптимистично настроен на то, что долгая ночь закончится вместе с нами.

Вентос наклоняется, кажется, что он собирается сказать что-то еще. Но в конце концов он отстраняется, бормоча что-то про «академию» под нос, и выбегает из комнаты.

Мы с Руваном стоим неловко, он повернут спиной ко мне. Его слова были смелыми и сильными, но они были фасадом для усталого человека, плечи которого сгорбились, как только Вентос ушел. Я чувствую, как он старается взять себя в руки. Он все еще питает глупую надежду и страсть к защите своего народа. Страсть, которую, как я помню, Давос никогда не проявлял по отношению к нам. Страсть, которую я пыталась одновременно и сохранить, и подавить...

У меня болит грудь. Глаза горят. Я зла, разочарована. Мне хочется кричать. Хочется плакать.

И что-то, что-то заставляет меня протянуть руку, даже если здравый смысл подсказывает мне, что этого делать не следует. Моя рука опускается на плечо Рувана. Его мышцы напрягаются, и он глубоко вдыхает. Я дышу вместе с ним. Кожа у основания моего горла — там, где находится его метка, — слегка дрожит.

Я пытаюсь открыть рот, чтобы заговорить, но не могу найти слов. Его тело горячее, чем кузница под моей ладонью. Он обожжет меня, если я продолжу прикасаться к нему, и все же я не могу остановиться. Я хочу...

— Со мной все в порядке, — наконец говорит он.

Я быстро отдернула руку. Что я делаю? Утешаю вампира? Я поворачиваюсь к кузнице.

— Я сожалею о том, что он сказал. — Я чувствую, как Руван смотрит на меня, когда он говорит.

— Мне не нужно сочувствие вампиров. — Мне не нужно сочувствие ни от кого. У меня была своя доля трудностей, но и другим было гораздо хуже, чем мне.

— Мы не обязаны быть твоими врагами. — В его словах столько же усталости, сколько и злости.

— Это все, чем вы когда-либо были.

— Раз в пять...

— Мой отец умер из-за вас. — Мои руки перестают двигаться, они вяло лежат на боку. Я тупо смотрю на инструменты, лежащие передо мной. Я не знаю, почему я говорю. Я осознаю, что это глупо. Бессмысленно искать сочувствия, которого я не хочу. Но я все равно говорю. Я вижу лицо Отца, когда он укладывает меня в постель, клянясь, что будет оберегать меня от вампиров, которые бродят по ночам. — Вентос был прав, я потеряла кого-то важного. Мы все потеряли. Мой отец был охотником, и хорошим охотником. Деревня Охотников становилась меньше, когда умирал такой человек, как он. Именно этот кошмар приснился мне сегодня утром. Нахождение в этом проклятом месте напоминает мне обо всем, что ваш род сделал со мной, с моим домом, с моей семьей.

— Мне жаль...

— Избавь меня от своих извинений.

— Ты хочешь, чтобы они были искренними?

— Искренние из-за смерти охотника? — Я насмехаюсь. — Я думала, вы все ненавидите нас.

— Многие ненавидят. Многие винят всех людей в проклятии. Но я способен ненавидеть обстоятельства и при этом жалеть людей, попавших в их ловушку. Я знаю, что в проклятии нет твоей вины, и ты тоже должна это понимать. — Он уже второй раз поднимает эту тему, видя в жителях деревни жертв этих обстоятельств. Нам, конечно, пришлось нелегко, и, если бы у меня был выбор, я бы предпочла жить за стенами...