Я едва сдерживаю удивление, снова просматривая фотографии. Я никогда не был внутри поместья Пелоси, но всегда слышал слухи о его роскошной изысканности. Хотя, глядя на эти снимки, можно утверждать обратное.

Когда никто не заговорил, Ромео продолжил:

— Эти фотографии были сделаны примерно месяц назад. У моих парней по крайней мере раз в месяц случаются какие-то стычки с одним из гребаных Пелоси. Но после того как вашего парня поймали федералы, мы не видели и не слышали ни одного из них, — он делает еще одну затяжку. — Вот мне и стало любопытно.

— Значит, они переехали? — спрашивает Оуэн. — Похоже, это для тебя хорошая новость.

Ромео тихо усмехается:

— Совсем наоборот. — Он залезает в другой карман пиджака и достает еще несколько фотографий. Эти он аккуратно кладет в центр стола, чтобы все могли их увидеть. — Это фотографии оставшихся Пелоси, по крайней мере, тех, кого мы смогли отследить, когда они входили в один из своих домов в Нью-Джерси. Они используют этот дом в качестве летней резиденции. Похоже, они временно обосновались там.

Я вглядываюсь в фотографии перед собой. Когда я жил в Нью-Йорке, я встречал только одного из трех братьев. Его звали Диметри, но теперь он мертв. Насколько я слышал, одно из дел Антонио пошло наперекосяк. Он был средним братом, старшим был Маттео, а младшим — Антонио. И еще была младшая сестра, которую они так тщательно прятали, я слышал о ней только слухи . Я никогда не понимал, зачем они так скрывают ее, но теперь, глядя на фотографии передо мной, становится ясно, почему.

Она — настоящая секс-бомба. Хотя фотография зернистая, я легко различаю ее резкие черты и темные глаза. Ее волосы ниспадают каскадом, словно гладкий занавес, на плечи, обрамляя ее пышную грудь в платье с глубоким вырезом. Она стройная и высокая, с фигурой в виде песочных часов, от которой большинство мужчин потеряли бы дар речи при одном только ее появлении. Ее бедра плавно изгибаются, подчеркивая упругую попку, об которую можно отбить монету. Она чертовски красива.

И она совершенно не вызывает у меня никаких эмоций.

Я вздрагиваю, осознав, что эта мысль действительно застала меня врасплох. Но, глядя на фотографию, понимаю, что это правда. Несмотря на то, что она одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел, она ничем не сравнится с дерзкой, маленькой, огненной занозой в заднице, которая постоянно ошивается в этих стенах.

Я резко вырываю себя из своих мыслей, не позволяя увести меня в другое русло. Просматривая остальные фотографии, понимаю, что единственный человек, которого я еще узнаю, — это папаша Пелоси. И, судя по его виду, ему осталось недолго. На изображении в моих руках изображен дряхлый, смертельно больной старик, прикованный к маленькой инвалидной коляске с кислородным баллоном, прикрепленным к спинке.

— Это вся семья Пелоси, за исключением одного человека. Единственного, кто действительно имеет значение, — тихо произносит Ромео, делая последнюю затяжку и туша сигарету. — Маттео, — его голос звучит, словно выносит приговор. — Старший из братьев Пелоси, единственный, кто не мертв или не сидит за решеткой, не попал ни на одну из этих фотографий. И он единственный, о ком нам всем следует беспокоиться.

Тишина опускается на комнату, словно вселенная велит нам всем прислушаться.

Он продолжает:

— По моим данным, Маттео отправился на юг. Говорят, он прибыл в Новый Орлеан, чтобы свести счеты.

Я сглатываю, когда Ромео наконец встречается со мной взглядом. Его фиалковые глаза словно пронзают меня, не позволяя отвести взгляд, пока он заканчивает свою речь.

— Маттео Пелоси приехал сюда, чтобы разрушить все, что тебе дорого, и он не остановится, пока вы все не сгорите дотла.