7

7

Я в темноте. Пространство крошечное - дверь всего в нескольких дюймах от моего лица. С другой стороны, я слышу их и знаю, я знаю, что если я издам хоть один звук, мое наказание будет намного хуже. Но я хочу кричать. Я отчаянно хочу кричать. Умолять. Выпустите меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, выпустите меня. Я знаю, что никто этого не сделает.

С кухни доносится смех. Жестокий, злобный смех. Я почти уверена, что это плод моего воображения, а не памяти. Моя мать никогда не была очевидной злодейкой типа Малефисенты. Она холодная, бесчувственная, расчетливая. Молчание - это скорее ее стиль, чем смех. Но здесь, в моем сне, я представляю, как демоны смеются.

А потом этот голос перекрывает все. Голос, которого я притворяюсь, что никогда не слышала, хотя он заставил меня сбежать из штата.

Не похоже, что кто-то будет по ней скучать.

Я вздрагиваю и просыпаюсь вся в поту, мое сердце колотится со скоростью тысячи миль в минуту.

Наверное, мне не следовало называть это сном. Это настоящий кошмар. Повторяющийся, будящий меня ночь за ночью. Можно подумать, я уже смирилась с этим. Прошло больше шести лет с тех пор, как меня в последний раз запирали в кладовке на кухне - обычное наказание, когда я набираю вес. Мама сочла это уместным: если я не могу перестать набивать рот едой, то с таким же успехом могу оставаться там. Часами. Иногда днями. Разве она не просто мать года?

Я научилась контролировать свой вес, чтобы избежать подобных наказаний, когда мне было шестнадцать. Плавание утром, днем и вечером. Подсчет калорий. Меня тошнило, если приходилось, хотя мне это никогда не нравилось. Мне повезло, что у меня не развилось расстройство пищевого поведения. Но это не имело значения, потому что, когда мне было семнадцать и я была готова купить билет в один конец на другой конец Вселенной, она нашла другой, более эффективный способ заставить меня делать все, что ей заблагорассудится. Часть меня задается вопросом, как долго она обдумывала эту информацию, ожидая, чтобы использовать ее.

Мы с мамой годами сидели по разные стороны шахматной доски, и я не выигрывала.

Но на данный момент я в безопасности. Вдали от дома. Если бы только мой разум получил памятку.

Беглый взгляд через темную комнату говорит мне, что я не разбудила Ари, а это значит, что не так уж плохо, что я закричала - на этот раз. Вероятно, рано или поздно это произойдет. Может быть, именно поэтому я так трепетно отношусь к ее общению, я знаю, что я тоже не самый простой сосед по комнате.

Это занимает некоторое время, но мне удается успокоиться и заснуть быстрее, чем обычно, вероятно, потому что я нахожусь вне досягаемости сенатора Коул. Если мне повезет, и я проявлю немного хитрости с моей стороны, я больше не буду просто пешкой.

Второй сон определенно не кошмарный, но он потрясает меня до глубины души - гораздо сильнее, чем тревожные воспоминания.

Это тоже начинается в темноте, и на мне чьи-то руки, прикасающиеся ко мне, снимающие мою одежду. Сильные, очерченные руки. Мягкая рубашка. Характерный аромат, теплый, пряный и чертовски вкусный.

— Ты этого хочешь, извращенка?

Черт. Я бы узнала этот голос, где угодно.

Внезапно загорается свет, и он оказывается повсюду, одной рукой поглаживая мою грудь, другой задирая юбку, этот сексуальный рот на моей шее, когда он стонет и...

Бип. Бип. Бип.

Я со стоном хватаюсь за телефон, чтобы выключить будильник.

Тройной трах. Это определенно не круто! Себастьян с моей супер-милой, жизнерадостной соседкой по комнате. Мы с ней отлично ладим - черт возьми, мы вместе идем на балет. Последнее, что мне нужно, это испытывать вожделение к ее мужчине.

— Который сейчас час? — Ари сонно ворчит, выпрямляясь, когда я встаю с кровати и начинаю заправлять свою постель.

— Шесть.

— Фу. Гребаных шесть? Что за рань? — Ее голос звучит возмущенно.

Я вздрагиваю.

— Извини, это всего лишь мой обычный будильник. В будущем я могу поставить его на вибрацию.

— Пожалуйста, потише. — Она откидывается назад, пряча голову под одеяло.

Я не привыкла делиться своим пространством. Мне никогда не приходило в голову спрашивать у нее о времени будильника. У меня не было занятий ни в понедельник, ни во вторник, а мое первое было вчера в десять, поэтому я не стала заводить будильник, потому что знала, что встану намного раньше, но обычно в школе я встаю в шесть утра. Одно из ее правил, но я не возражаю. Я по натуре ранняя пташка.

Радуясь, что я подготовилась прошлой ночью, поскольку мне больше не нужно шуметь, пока Ари спит, я хватаю свою сумку для плавания и выхожу так тихо, как только могу, останавливаясь только в ванной, чтобы пописать и взять зубную щетку - я воспользуюсь ею в спортзале.

Я направляюсь к куполу и иду к ультрасовременному бассейну, в котором еще не имела удовольствия побывать. Я забронировала место с половины седьмого до половины восьмого через клубное приложение, и, к моему удивлению, я совершенно одна.

Я не против поплавать. Это началось как необходимость, чтобы мой вес оставался в пределах допустимого для Лоретты Коул диапазона, но на самом деле у меня это довольно хорошо получается, и я скучаю по этому, когда долго не занимаюсь этим.

Университетская команда начинает в половине восьмого, так что я оставляю их, хотя они придерживают дорожку для членов клуба, направляясь вместо этого в сауну. Из-за библиотеки и этого бассейна колледж нелепый. Хотя оснащение объясняет стоимость обучения.

По четвергам у меня в основном занятия по юриспруденции, а это значит, что мне хочется все время тыкать карандашом в глаз, но, к счастью, учеба дается мне легко. Я делаю обширные заметки, чтобы убедиться, что сохраню ту глупую информацию, которую в первую очередь не хочу знать.

У меня есть только час на обед, поэтому я захожу в кафетерий, а не снова теряюсь в библиотеке. Шведский стол здесь лучше, чем в обычном гастрономическом ресторане, но есть также меню по выбору, полностью включенное в план питания. Естественно.

Во время еды я проверяю свой телефон, чтобы чем-нибудь заняться.

Таня подтверждает, что забронировала для меня два билета, и говорит, чтобы я заказала их в кассе.

Я: Ты самая лучшая. Ни пуха, ни пера. Или не стоит. Они тебе вроде как не нужны для танцев.

Это ее первое шоу с этой труппой и я знаю, что она нервничает.

Таня: Подождешь меня после выступления? Мне понадобится минут двадцать, чтобы переодеться, а там есть бар.

Я: Еще бы. Мы можем отпраздновать твой успех!

Таня: Или посочувствовать, одно из двух.

Я улыбаюсь в свой телефон. Я знаю, что она будет эффектной, но я знаю, что лучше не настаивать. Озвучивание моих завышенных ожиданий только усугубит ее беспокойство.

— Тиа, верно?

К моему подносу на квадратном столе присоединяется еще один поднос, и высокий загорелый парень плюхается напротив меня.

— Совершенно верно. Бен?

— Ага. Мама назвала меня Бенджамином, потому что я должен был быть последним ребенком, потом она родила еще троих.

Я моргаю.

— Ого! Сколько у тебя братьев и сестер?

— Пять, — говорит он, с аппетитом набрасываясь на лазанью. — Ари - старшая, потом Винс, потом я, ты познакомилась с Лоуренс, а потом есть близнецы, Натали и Виктор.

Я присвистываю.

— Твои родители молодцы.

Он смеется.

— Ты можешь сказать это снова. У всех нас разные отцы. Ну, кроме близнецов. Я думаю. Но кто знает.

Я фыркаю.

— Знаешь, кошки на самом деле могут носить помет от разных отцов.

— Вот так. Мама, вероятно, первый человек, которому это удалось. — Я думаю, он говорит это нежно и с юмором, так что его не слишком беспокоят привычки своей матери прыгать в постели.

— И вы все ладите? — Спрашиваю я, с трудом представляя, что вокруг так много людей.

Бен пожимает плечами.

— Когда мы не пытаемся убить друг друга. Ну, ты знаешь. Брат с сестрой.

На самом деле я не знаю.

— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает он.

Я колеблюсь, прежде чем кивнуть.

— Да. Два брата.

Дома я бы никогда так не сказала. Я бы сказала, что да, у меня есть один брат, о котором все знают. Калеб Коул, мультимиллионер, основатель и генеральный директор «Eros And Co», к бесконечному раздражению моей матери.

Я прочищаю горло.

— Калеб на одиннадцать лет старше.

— Это большая разница. Между Ари и близнецами всего восемь лет.

— Видишь ли, он был незапланированным ребёнком, когда они учились в колледже, — объясняю я. — Мои родители поженились, и я была той, кого они планировали.

— А. Ну, я думаю, если между вами больше десяти лет, ты на самом деле не понимаешь всего того, что иногда происходит в нашем доме в стиле «Бойцовский клуб».

— Нет, Калебу нравится баловать меня, и он защищает. Он учился в школе-интернате, так что его практически не было дома, когда я родилась.

— Тогда это больше похоже на кузена, чем на брата. А как насчет другого? Ты сказала, что у тебя два брата.

Теперь я сожалею о своем порыве. Было приятно сказать это, заявить об Андре, хотя обычно я не могу этого сделать.

— Андре - сын моего отца, — говорю я. — Я узнала о его существовании, только когда мне было семнадцать. Его ... выгнали из дома. Социальные службы связались с моей матерью - мой отец к тому времени был мертв.

— Подожди, подожди. Он сын твоего отца, а не твоей матери? То есть, типа, папочка трахался со всеми подряд?

— Ага. — Я издаю звук «р». — Андре гей, и его мама, может, и не против трахаться с женатыми мужчинами, но гомосексуальность для нее просто чересчур. — Я закатываю глаза. — Так или иначе, он оказался на улице, и у него нет других близких родственников. Он некоторое время жил у нас.

Я оставляю все как есть. Я не объясняю ту часть, где Андре сейчас учится в лучшем музыкальном колледже страны, счастливый, о нем заботятся, он ни в чем не нуждается.

До тех пор, пока я делаю то, что мне говорят.

Три года и пять месяцев. Именно тогда мне исполнится двадцать пять. Именно тогда я унаследую свой траст, согласно условиям завещания моего прадеда.