Я хотела отступить назад, но до моего слуха донесся странный звук, и мои глаза расширились, когда я поняла, что это было. Я протянула руку в пространство между нами, и моя рука неуверенно задрожала, когда я положила ладонь на сердце Фабиана.

Я резко вдохнула, почувствовав, как оно ударяется о мою кожу. Я знала, что это не по-настоящему, но напряженность в его взгляде заставила меня почувствовать, что это так. Как будто, если бы мы встретились тысячу лет назад, он бы вел войны, чтобы сделать меня своей, и его сердце билось бы только для меня.

— Было больно? — Тихо спросила я. — Когда оно перестало биться?

Темная тень промелькнула у него перед глазами, и через мгновение мы уже не стояли у реки. Мы были в центре деревни, а все вокруг было красным от крови. Он был с головы до ног покрыт запекшейся кровью, а вокруг валялись мертвые тела. Другие Бельведеры стояли рядом с нами, на их лицах был написан ужас от того, что они натворили, в то время как смех Андвари наполнял воздух.

— Больше, чем ты можешь себе представить, — выдохнул Фабиан.

Я с отвращением огляделась вокруг из-за того, что бог заставил его сделать, но сцена перед моими глазами ускользнула, как будто Фабиану было невыносимо смотреть на это.

Когда все снова стихло, мы стояли на вершине высокого утеса, глядя на бушующее море. Солнце медленно пробилось сквозь облака, и Фабиан замер, как будто испугался этого. Но когда оно, наконец, упало на его кожу, он не отшатнулся, и золотые лучи зажгли в его глазах тепло, которого я никогда раньше не видела.

— Я никогда не выбирал быть тем, кто я есть, — медленно произнес он.

Я почувствовала, как моя ненависть к нему немного тает по мере того, как меня охватывает жалость.

— Это нечестно, — выдохнула я, глядя на него снизу вверх. — Ты знаешь, я этого не хочу.

— Если бы это было правдой, тебя бы здесь не было.

Я открыла рот, чтобы возразить, но выражение его глаз заставило меня остановиться. Он казался таким непохожим на монстра, которого я создала в своей голове. В нем было что-то отчаянно ранимое, и он смотрел на меня так, словно я могла быть ответом на все его страхи.

Он, казалось, воспринял мое молчание как согласие и поймал мою руку в свою, прижимая наши отметины друг к другу. Я ахнула, когда сила, которая связывала нас друг с другом, сильно вспыхнула, и каждая клеточка моей плоти ожила от ее ярости.

Фабиан придвинулся ко мне, прежде чем я успела отреагировать, и его губы прижались к моим, когда он пытался заставить меня признаться в чувствах, которые я отказывалась испытывать.

Желание разлилось по моей плоти, а сила метки обездвижила меня: она кричала, чтобы я приняла это, в то время как другая часть меня бунтовала, требуя освобождения. Я почти сдалась, почти позволила ему уничтожить меня и забрать те части меня, в которых он так остро нуждался, но вместо этого мне удалось отступить.

— Остановись, — умоляла я его, мое дыхание было прерывистым, когда моя рука на его груди оттолкнула его, увеличив расстояние между нами на дюйм. — Я не просила об этом, я этого не хотела.

— Я тоже, — ответил он, его руки лежали на моей талии, отказываясь отпускать, в то время как его карие глаза сияли от желания. — Но я должен был. Нам суждено, Келли. Это начертано в самой ткани звезд. Боги выбрали нас друг для друга…

Но он определенно выбрал неправильный аргумент, потому что моя ненависть к богам и их легкомысленное использование своей власти над нами — мощная штука, которая помогла мне прийти в себя.

Я вырвалась из его объятий и отступила назад, качая головой.

— Мне все равно, — прорычала я, ища глубоко в своем сердце ту часть себя, которая, как я знала, была моей собственной.

Я выросла, подавленная властью таких, как он. Я ненавидела его и все, что он олицетворял. Я никогда не смогла бы полюбить его. И то, что он влез в шкуру человека, не сделало его мужчиной. Он все еще был монстром, которого я всегда боялась. Все еще врагом, которого я поклялась уничтожить. Все тем же демоном, который охотился на меня и принудил к браку. Что бы он ни сказал, это не изменится.

— Что бы ни планировали боги, меня это не интересует. Моя жизнь принадлежит мне. И я отказываюсь склоняться перед давлением какого-то давно забытого божества. Идун, может, и хочет, чтобы мы были вместе, но я не хочу, и что бы ты ни сказал или ни сделал, это никогда не изменится. Я твой враг. И ты не должен забывать об этом. — Я попятилась от него, когда мои слова попали в цель.

Выражение его лица менялось, ожесточаясь с каждым жестоким словом, которое я бросала в его сторону.

— Что я могу сделать, чтобы ты увидела, что я не такое чудовище, каким ты меня считаешь? — потребовал он, и властность в его тоне только помогла вспомнить, кем он был.

Я невесело рассмеялась. — Вернись в прошлое и не отправляй мою мать в «Банк Крови», потому что она была больна. Не позволяй этому убийце Вульфу прийти за моим отцом. Или твоему извращенному брату похитить мою сестру. Или заберись еще дальше в прошлое и не сажай в клетку каждого человека, которому удалось пережить Последнюю Войну. Не обращайся с нами как с животными, которых ценят только за нашу кровь, — выплюнула я. — Список бесконечен принц Фабиан. Ты возложил корону на свою голову и свою ногу на наши спины, оставив отпечаток на каждом из моего вида. Как ты мог когда-либо подумать, что я смогу полюбить тебя?

Он попытался последовать за мной, но я продолжала пятиться от него, и яростно ударила рукой по земле. Земля загрохотала, и в грязи образовалась огромная трещина, раскалывающая почву на части, пока гигантская пропасть не разделила нас.

— Я могу это исправить, — взмолился Фабиан. — Позволь мне показать тебе, как сильно я тебя люблю. Я могу тебе это доказать, просто позволь мне это сделать!

— Как? Как ты можешь все это исправить? — Я усмехнулась, наращивая стальную клетку вокруг своего сердца и отказываясь позволить ему снова ее сломать.

Я закроюсь от него, чего бы мне это ни стоило. Идун не сделает этот выбор за меня. Я никогда не подчинюсь ее воле в этом. И я разрушу каждую частичку ее власти надо мной, даже если это будет стоить мне жизни.

— Я исправлю это. Я улучшу Сферы, я смогу обеспечить школы и больницы и… и более вкусную еду… что угодно. Я дам им все, что ты захочешь. Все, что ты захочешь…

— Даже свободу? — Спросила я, недоверчиво выгнув бровь.

— Я… Если бы я мог, я бы это сделал. Но без постоянного притока крови вампиры не могут контролировать себя. Это не помогло бы людям, это только сделало бы их мишенями. Когда мы питаемся из вены, случаются несчастные случаи. Особенно если мы испытываем сильную жажду…

— Значит, ты утверждаешь, что любишь меня. Но правда в том, что ты любишь мою кровь больше. — Я усмехнулась ему, и его лицо вытянулось.

— Я бы не укусил тебя. Я бы никогда не укусил тебя. Клянусь…

— Я тебе не верю, — прошипела я, и дрожь, пробежавшая по его лицу, сказала мне, что он тоже в это не верит, потому что он знал так же хорошо, как и я, что он прежде всего монстр. Никаких обещаний, красивых заявлений или даже благих намерений, не говоря уже о его предполагаемой любви ко мне, никогда не будет достаточно, чтобы изменить правду об этом.

Я направилась к нему, пересекая воздух над созданной мной пропастью, как будто это была твердая земля. Моя одежда изменилась, и вернулось свадебное платье.

Глаза Фабиана с надеждой расширились, когда я подошла и встала перед ним. Я щелкнула пальцами, и его человеческое тело преобразилось, так что он снова стал вампиром, одетым в угольно-черный костюм, в котором женился на мне.

Я столкнула свою волю с его волей, убеждая его, что он не пробовал крови сто лет, что моя власть над этим местом и всем, что в нем есть, совершенно безгранична.

Фабиан схватился за горло, его глаза расширились от ужаса, когда я откинула волосы за плечо и запрокинула подбородок, чтобы он мог видеть, как бьется мой пульс на шее.

Я выдержала его взгляд, ожидая, пока он попытается побороть демона внутри себя, который больше всего на свете жаждал моей крови.

Его верхняя губа приподнялась, обнажив клыки, и он двинулся ко мне. Он зарычал, борясь с потребностью, которая толкала его вперед, и его рука сжалась в кулак в моих волосах.

Его глаза впились в мои, и мне показалось, что я вижу, как разбивается его сердце, когда жажда начала побеждать. Это не должно было ранить, но это было больно, разрушение того, чего он так отчаянно хотел, пронзило меня насквозь, несмотря на мою решимость не чувствовать этого.

Но все это было нереально. Было только это.

Между нами повисла бесконечная секунда, окрашенная правдой о том, кем мы были, хотя он боролся с ней изо всех сил.

Фабиан дернул меня за волосы, и его клыки вонзились в мою плоть, когда зверь внутри него выиграл битву именно так, как я всегда знала. Он прижал меня к себе и отчаянно застонал, когда моя кровь потекла по его губам, а боль пронзила мою кожу.

Я схватила его за бицепс, толкая изо всех сил, что у меня были, но это было ничто по сравнению с мощью его дикости.

Фабиан пил и пил, совершенно потерявшись в своей жажде моей крови, и мои колени подогнулись, так что единственным, что удерживало меня на ногах, был он.

Он застонал, и из него вырвался звук боли и отчаяния, но он не остановился. Он не останавливался до тех пор, пока пить было нечего и я не обмякла в его объятиях. Правда об этой смерти окутала нас обоих, потому что я не сомневалась, что это было будущее, которое нас ожидало. Это было то, что стало бы с нами, если бы мы когда-нибудь притворились теми, кем он хотел.

Руки Фабиана дрожали, пока он держал меня, и с его губ срывались извинения и отрицания, но ни одно из них не имело значения, потому что мы были такими какие есть, и ничто не могло этого изменить. Я скорее умру, чем стану вампиром, и он, казалось, понял во мне эту истину, если не сказать больше.