Глава 30

Кэт

Лежа в постели, я смотрю на часы на тумбочке. Я так устала и хочу спать, но я слишком напряжена здесь, в постели Данте, задаваясь вопросом, собирается ли он присоединиться ко мне. И если он это сделает, будет ли у него какие–либо ожидания, что мы сможем просто вернуться к сексу каждую ночь только потому, что я лежу рядом с ним. Будет ли он по–прежнему спать голым?

Я стягиваю хлопковую футболку, чтобы она как можно больше прикрывала мое тело. Если я засну, я не хочу прижиматься к нему своей обнаженной плотью. Но что, если я все же это сделаю? Что, если мое тело просто делает это во сне, как мышечная память? И я просыпаюсь, обвитая им со всех сторон?

Звук открывающейся двери заставляет меня затаить дыхание. Черт! Теперь он поймет, что я не сплю, потому что я бы дышала, если бы спала. Черт возьми, Кэт!

Вместо этого я сосредотачиваюсь на нем и слушаю, как он чистит зубы в ванной. Затем дверь закрывается, и я слышу, как он раздевается, прежде чем со вздохом забраться в кровать. Я лежу настолько неподвижно, насколько это возможно для человека, отвернувшись от него. Раньше он всегда перекатывался на бок и прижимался своим телом к моей спине, одновременно обнимая меня за талию.

Но я не чувствую его прикосновений. Я вообще не чувствую, как он двигается, и часть меня скучает по той близости, которую мы разделяли раньше. Вместо этого мы оба лежим по разные стороны в полной тишине. Понятия не имею, почему мне так грустно, когда это именно то, чего я хотела.

Прошло две недели с момента моего пребывания в больнице. Данте проверяет меня дважды в день после обеда и ужина, чтобы убедиться, что я поела и не употребляю алкоголь, что я и делаю, но в остальном я его почти не вижу и не разговариваю с ним. Он приходит в постель каждую ночь, когда думает, что я уже сплю, и мы лежим рядом, не прикасаясь друг к другу. Но по ночам, когда я просыпаюсь в холодном поту от кошмара, я чувствую, как его руки обнимают меня на несколько мгновений, пока он успокаивает меня, возвращая ко сну. Затем по утрам он снова уходит, заставляя меня задуматься, был ли комфорт его тела просто частью сна. Мы как два призрака — существуем в одном пространстве без какой–либо связи.

Я много разговариваю с Джоуи. Она помогает мне сейчас оставаться в здравом уме, потому что она единственный человек, с которым у меня действительно есть шанс поговорить. Я звоню своей кузине Мии раз в неделю под присмотром Максимо. Я еще не рассказала ей о ребенке. Еще так рано, и во многих отношениях это все еще кажется нереальным. У меня заказано сканирование через четыре недели, и, возможно, я скажу ей после этого.

Интересно, сколько еще я смогу продолжать жить этой полужизнью. Не зная, где я нахожусь в порядке вещей. Я чувствую себя тенью, дрейфующей по этому дому, на самом деле не находясь в нем. Потому что Данте – душа этого места, и без него для меня здесь ничего нет. Может быть, когда родится наш ребенок, я снова почувствую, что у меня есть какая–то цель? Но до этого еще почти семь месяцев, и я могу сойти с ума до этого. Мне нужно поговорить с ним, если только он даст мне шанс.

Я бреду по коридору, который ведет в его кабинет. Охранник вежливо кивает мне. Мы исполняем этот ритуал каждый день в течение последних двух с половиной недель.

– Могу я поговорить с ним? – спрашиваю я.

– Его нельзя беспокоить.

– Не могли бы вы передать ему, что я хотела бы поговорить с ним, когда у него будет минутка?

– Будет сделано, мэм.

Я прикусываю губу и размышляю о том, чтобы просто ворваться в эту дверь и все равно поговорить с ним. У него нет права держать меня здесь, если он даже не собирается со мной разговаривать. Но охранник огромный и зловещего вида, и я сомневаюсь, что он позволил бы мне пройти через эту дверь, даже если бы кабинет был в огне и у меня был пожарный шланг.

– Спасибо, – бормочу я и ухожу.

Зевая, я иду по коридору, чтобы направиться в постель. Мы с Джоуи только что посмотрели семь серий "Drag Race", и я едва могу держать глаза открытыми. Я знала, что усталость в первом триместре – это удар, но сейчас всего девять вечера.

Я слышу смех прежде, чем вижу их. На самом деле, это не смех. Это хихиканье. Высокое и писклявое. В поле зрения появляется Данте, сопровождающий высокую, красивую брюнетку с такими огромными сиськами, что кажется, будто она тайком проносит в дом двух лысых мужчин под своим платьем.

Он кладет руку ей на поясницу, ведя ее в большую столовую, которой он почти не пользуется. Когда дверь открывается, из комнаты доносится хор смеха и криков. Они устраивают вечеринку. Он ведет ее на вечеринку.

Ошеломляющий прилив гнева застает меня врасплох, как будто меня ударили в грудь кувалдой. Хотя это не просто гнев. У меня разбито сердце от его жестокости. Она проводит рукой по его груди и улыбается ему. Затем он поднимает глаза и ловит мой взгляд. Это его шанс уйти от нее и подбежать ко мне, сказать мне, что все это какое–то недоразумение и он не собирается заниматься сексом с этой женщиной сегодня вечером. Или одна из других женщин, чей смех доносится из той комнаты. Но он этого не делает.

Он ухмыляется мне.

Слезы затуманивают мое зрение, когда он исчезает в той комнате, положив руку на задницу другой женщины.

Данте Моретти может вернуться в ад, и если он думает, что я когда–нибудь снова буду делить с ним постель, он жестоко ошибается.