— Да?
— Да. — Она не смотрит мне в глаза. — Я знаю, что ты меня не любишь. Всё нормально. Меня это устраивает. — Она прячет глаза, наполнившиеся слезами. — Но, может быть, со временем ты полюбишь меня? Может, когда-нибудь ты начнёшь испытывать ко мне то же, что и к ней. Ты готов попытаться? Можешь пообещать мне, что ты попытаешься?
На моей груди лежит штанга и давит на диафрагму.
— Конечно, я попытаюсь. — Беру её за руки, удивляясь тому, какие длинные и тонкие у неё пальцы. Прямо как у пианистки. — Отныне и до конца наших дней моей целью будет сделать тебя счастливой. Мне важно только, чтобы ты была счастлива. Сейчас и всегда. Это я тебе обещаю.
Ариан улыбается. Так искренне, что у меня в груди разливается тепло. Уже не в первый раз я сражён наповал её красотой.
— О большем я и мечтать не смела.
Она целует меня, и — слава всем созвездиям на небесах — в этот момент я думаю только об Ариан, о её губах и нашей будущей семье.
12
СИЕННА
В «Зените» принято каждую ночь разводить костёр в центре лагеря. Вокруг него люди расслабляются и рассказывают истории. Мама и Эмили уходят спать рано и всё пропускают, а для меня это один из лучших моментов жизни в лагере. Сегодня решили поиграть в «Другую жизнь» — каждый по очереди рассказывает, кем бы они стали, если бы жили совершенно иначе.
Сидя на одном камне с Треем, я смотрю сквозь завесу дыма и танцующие искорки на Трину. Она вся сияет рядом с Греем. Заметив мой взгляд, она приподнимает уголки губ и машет, прижимаясь к Грею ещё сильнее. Я машу в ответ.
Сейчас черёд Грея. Он поворачивает голову к Трине и говорит:
— В другой жизни я был бы бейсболистом.
— Не знала, что тебе нравится бейсбол! — восклицает Трина.
— Нравится? Я обожаю бейсбол. Хотя сам никогда всерьёз не играл. Только вон на том участке грязи, которое и полем-то не назовёшь. — Он указывает на открытое пространство между холмами, а затем обращается к Трине: — Твоя очередь.
Трина поджимает губы, задумавшись.
— Ммм, ладно, предположим. В другой жизни я могла бы стать врачом. Мне нравится помогать людям. Плюс меня не тошнит от вида крови и всего такого.
— Очень важные качества для врача, — улыбаясь, отмечает Грей.
Трина обнимает его за руку и целует в щёку.
— Врач и бейсболист? Почему бы и нет.
— Хорошо, кто следующий? — спрашивает Пейдж. Её взгляд падает на меня, но тут же скользит дальше. — Нэш, как насчёт тебя?
Нэш сидит через несколько человек слева от меня. В пламени костра половина его лица горит оранжевым светом, тогда как другая — скрыта в тени. Нэш пожимает плечами и говорит:
— В другой жизни у меня была бы жена, два с половиной ребёнка и пёс по кличке Харви.
Все резко замолкают. Только костёр продолжает трещать. Это было так неожиданно услышать от коммандера — человека, который только и делает, что устраивает взрывы, — что все, как мне кажется, удивлены, если не сказать шокированы.
Нэш вскакивает на ноги.
— Забейте. Тупая игра.
И уходит.
— Что ж, это было интересно, — комментирует Пейдж, как только он оказывается достаточно далеко, чтобы нас не слышать.
— И познавательно, — добавляет кто-то. То тут, то там раздаются смешки.
— Ладно, кто теперь? — вскинув бровь, Пейдж смотрит в нашу сторону. — Трей?
Теперь, когда всё внимание направлено на него, Трей прочищает горло.
— Эм, да не знаю. Ну, то есть я никогда об этом всерьёз не задумывался. Моя жизнь всегда была только такой.
— Ну же, Трей! — выкрикивает Трина с противоположной стороны костра. — Копни глубже!
Трей усмехается.
— Ладно, ладно, давайте попробуем. Думаю, я бы стал…
— Нужно начинать со слов «В другой жизни»! — перебивает кто-то.
— А, точно. Прошу прощения. В другой жизни я бы стал политиком. Но не коррумпированным. Мне бы хотелось иметь возможность пересмотреть законы, влияющие на жизнь нашей провинции. Да что уж там, я бы хотел ввести новые справедливые для всех законы.
Несколько человек ему похлопали.
— А теперь, — продолжает Трей, — я передаю слово Сиенне.
Он делает вид, что передаёт мне невидимый микрофон.
Смеясь, я подыгрываю ему и забираю «микрофон».
— Окей, предположим. В другой жизни я бы стала… шпионкой. Мне бы хотелось искать компромат на плохих людей. И, как мне кажется, я хорошо умею проникать в закрытые места.
— Очень хорошо, я бы сказал, — соглашается Трей.
Пейдж выбирает, кто будет говорить следующим, а Трей тем временем наклоняется к моему уху:
— Будь я политиком, тут же взял бы тебя на работу.
— Из нас вышла бы отличная команда. Ты меняешь законы, я разбираюсь с плохими парнями. Только вот мы наверняка бы редко виделись. Мы оба были бы слишком заняты. Ну, знаешь, спасение мира и всё такое.
Трей усмехается, переплетая наши пальцы. Я прижимаюсь к нему и вновь нахожу взглядом Трину. Она хихикает в ответ на что-то, что сказал Грей.
— Трина выглядит счастливой, — говорю я.
— Я рад, что она встретила своего человека, — отвечает Трей. — Причём гема.
— Может, нам стоит их протестировать? Вдруг они генетически идеальная пара? — шучу я.
Трей снова усмехается.
— Зачем? Тут и так всё понятно.
Я не знаю, что заставляет меня произнести следующие слова. Возможно, я просто проверяю его; хочу, чтобы он убедил меня.
— Может, пора и тебе найти свою идеальную генно-модифицированную девушку. Теперь, когда ты знаешь… Ты мог бы повысить планку.
Взгляд Трея серьёзен, когда он приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела ему в глаза.
— Для меня существует только одна девушка, и ты это знаешь.
Моё сердце тает. Но я не могу позволить ему увидеть мою слабость. Вместо этого я выдаю самую бредовую фразу на свете:
— Кто знает, вдруг на самом деле Пейдж — твоя судьба.
Едва слова слетают с моих губ, я тут же прикусываю щёку изнутри. Идиотка.
Лицо Трея напрягается. Он отпускает мою руку, отворачивается и, сузив глаза, смотрит на костёр. Жар пламени обдаёт моё и без того пылающее лицо. Завитки дыма устремляются в небо. Моей руке резко становится холодно без его тепла.
Я судорожно пытаюсь придумать, что сказать, чтобы исправить положение, стереть свои предыдущие слова. Но такова особенность слов. Что сказано — обратно не возьмёшь.
Ты специально рушишь ваши едва начавшиеся отношения с Треем? Если да, у тебя чертовски хорошо получается.
Я нерешительно касаюсь его спины. Он напрягается. Тянусь к нему, пока мои губы не оказываются в паре сантиметров от его уха, и шепчу:
— Прости, Трей. Мне не стоило этого говорить.
Он выпрямляется, на лице — нечитаемая маска.
— Тогда зачем сказала?
— Не знаю.
Это не совсем правда. Я боюсь, что он отвергнет меня и моё сердце вновь будет разбито. Мне было безумно больно, когда он предпочёл мне Рейни. Я понимаю, что тогда он был не в себе. У него забрали его жизнь и промыли ему мозги. Но всё же. Мне было тяжело. И сейчас я переживаю, что то же самое может случиться с Пейдж.
Но я не могу признаться в этом ему. Рассказать о своих чувствах — всё равно, что разодрать свою грудную клетку и открыть ему прямой доступ к моему сердцу.
Не знаю, хватит ли мне смелости.
— Прости меня, — повторяю я, потому что это всё, что я могу сказать.
Пейдж ловит взгляд Трея и коварно ему улыбается. Он кивает ей в ответ, но едва он отводит взгляд, как она посылает мне победную ухмылку. Я стискиваю кулаки.
Когда все высказались о своей другой жизни, один из зенитовцев начинает рассказывать о том, что на него однажды напал самец пумы и его пришлось убивать голыми руками. Глаза парня горят, он вскакивает на ноги и показывает, как это произошло. Мы все смотрим, пока он изображает, что прижал зверя к земле.
— Я свернул ему шею, и он застыл, — громко объявляет рассказчик. Его голос разносится по всему лагерю. Сам он весь застывает, давая понять, что бой окончен. — Вот так, друзья мои, нужно укрощать зверя.
Он низко кланяется под шквал аплодисментов.
— Хорошо, Родерик, садись уже, — говорит Пейдж. — Мы все знаем, как ты любишь приукрашивать.
Родерик плюхается на место рядом с ней под всеобщий смех.
— Эй, Трей, — зовёт Пейдж. — А помнишь, как в лагере «Грани» затопило туалет?
— О да, — хмыкает Трей. — Нам потом пришлось часами убираться.
— Мы с тобой тогда всю ночь выжимали тряпки, помнишь?
Пейдж делает акцент на словах «всю ночь» и бросает на меня косой взгляд, желая дать понять, что они провели вместе целую ночь.
— Ага, помню. Это было ужасно.
Пейдж застенчиво улыбается ему.
— Ну не всё было так плохо, согласись?
Трей прочищает горло.
— Да, пожалуй.
У меня внутри всё сжимается от скрытого подтекста. Пейдж не останавливается.
— А помнишь, как мы сломали твою кровать…
Я вскакиваю на ноги, отказываясь сидеть и выслушивать всё это.
Трей ловит мою руку.
— Сиенна…
Я вырываюсь.
— Я… устала и хочу спать. Пойду… в палатку, да.
Он опускает руку. Уходя от костра, я одновременно испытываю облегчение и разочарование от того, что он не последовал за мной.
Лагерь довольно небольшой, поэтому до палатки я добираюсь быстро. Оказавшись внутри, я всё ещё слышу смех, доносящийся со стороны костра. Моя одежда пропахла дымом, что только сильнее напоминает мне о Пейдж и её словах. Она хотела, чтобы я почувствовала себя ничтожной.
Вместо того, чтобы лечь спать, я беру сменную одежду и одеяло, которое использую в качестве полотенца, а затем иду к ручью примерно в ста метрах от палатки. В темноте я несколько раз спотыкаюсь, но путь достаточно расчищен. Здесь почти не растут деревья, вокруг только высокие холмы, песок, грязь и редкие колючие кустарники. Ручей спускается с горы, а потому вода в нём ледяная. Пока я училась освежёвывать белок, Трина почти каждый день стирала вещи в этом ручье, где даже на самом неглубоком участке вода достаёт до коленей. Я пока не рисковала больше, чем просто намочить здесь руки, но вроде глубина достаточная, чтобы быстро сполоснуться.
Снимаю с себя одежду, за исключением нижнего белья, и оставляю её на ближайшем валуне. В первый же день в лагере Лорел дала мне мыло, которое сама изготовила в походных условиях. Оно пахнет как спрей, с которым мама протирала дома мебель, но я не жалуюсь. Это лучше, чем запах дыма, пота и другой вони.