ГЛАВА 3

Рипер

Мне снится отец.

Я не часто думаю о человеке, который вырастил меня, как своего маленького приспешника. Я был плодом запретной интрижки между киллером и его жертвой. Вполне романтичная история, если бы моя мать не решила исчезнуть вскоре после моего рождения, оставив меня на воспитание монстру.

Монстру, который хотел, чтобы я стал таким же.

В десять лет, пока другие дети играли на детской площадке и кричали, гоняясь друг за другом под пристальным взглядом заботливых родителей, я практиковался в стрельбе под критическим взглядом отца. К пятнадцати годам я мог метко поразить любую цель. В восемнадцать – взял свой первый заказ.

Целью был бывший заключенный, освобожденный условно-досрочно, который настраивал против себя бывшую жертву, и после того, как законные методы не сработали, семья наняла моего отца, чтобы решить вопрос. Но отправил на дело он меня. В восемнадцать лет я был намного выше шести футов ростом, но моя цель была сложена как танк. Один взгляд на меня, вызывал у него смех, но он недооценил меня с первого взгляда, отнесся с презрением, когда я вытащил пистолет и направил на него.

— Ты вообще знаешь, что это, малыш? — Издевался он надо мной. — А теперь положи игрушку, пока я не выбил тебе все зубы.

Достаточно было одной пули, чтобы стереть самодовольное выражение с его лица. Осознание ситуации было почти комичным, и я бы рассмеялся, если бы чувство юмора не выбили из меня давным-давно.

Это было почти двадцать лет назад.

Но по какой-то причине сейчас я снова вспоминаю тот момент.

Я бы предпочел сны о ком-то другом. Например, о темноволосом ангеле с ее мягким прикосновением и большими, зелено-изумрудными глазами, которые выглядят такими невинными и чистыми. Такими... неиспорченными.

Никогда раньше не видел таких глаз. В мире, полном насилия, не мог себе представить, что существует кто-то настолько светлый, как она, кто-то, чьи прикосновения нежные и заботливые. Ее слова, мягкие и обеспокоенные, не похожи ни на какие, когда-либо адресованные мне.

— Боже мой, ты горишь! — Прорывается сквозь мое затуманенное сознание ее тихий голос, словно слыша мою безмолвную мольбу к ней вернуться. — Я должна отвезти тебя в больницу.

— Нет! — Говорю я, мой голос звучит хрипло. Несмотря на тяжесть моей руки, я слепо тянусь и хватаю ее. — Пожалуйста, ты можешь позаботиться обо мне здесь. Я буду... Я в порядке. Я был и в худшем состоянии.

Если честно, я далеко не в порядке. Тело мерзнет, но я потею, как будто пробежал марафон. Я не лгу, когда говорю ей, что бывало и хуже. Гораздо хуже, чем сейчас. Как в тот раз, когда цель заперла нас обоих в заброшенном доме и подожгла его, намереваясь отправить нас обоих в ад. Или в другой раз, когда я чуть не замерз насмерть на зимнем холоде, заблудившись в лесу в детстве, когда пытался убежать от отца. К тому времени, как мой старик нашел меня, я был почти в гипотермии. Когда я немного поправился, он показал мне, что случится, если я когда-нибудь снова попытаюсь сбежать.

— Ладно, — говорит мой ангел с покорным вздохом, который звучит так чертовски сексуально даже на пике моей лихорадки. — Я соглашусь только потому, что думаю, что твое тело пытается бороться с инфекцией, и не верю, что тебе действительно грозит опасность, но если лихорадка не спадет к утру, поедем в больницу.

Она вырывается из моей хватки и уходит, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, но ненадолго. Мои губы раскрываются на вздохе, когда я чувствую, как что-то холодное касается моей кожи.

— Не могу поверить, что делаю это прямо сейчас, протираю тело незнакомца, вместо того чтобы отвезти его в больницу, — ворчит она, ее тон контрастирует с мягким прикосновением. Она помогает мне сесть и выпить воды, прежде чем дать таблетки, а затем еще воды.

— Меня больше не волнует потеря лицензии медсестры. Просто хочу, чтобы с тобой все было в порядке, и я в ужасе от того, что принимаю неправильное решение.

Ее слова сопровождаются вздохами, и как бы мне ни хотелось что-то сказать, что угодно, чтобы убить печаль, которую слышу в ее голосе, я не могу сформулировать слова. Все мое тело ощущается тяжелым, и когда она возобновляет процедуру, ее прикосновения убаюкивают меня.

На этот раз мне снится она. Мне снится, что мы встретились как обычные люди. Возможно, в продуктовом магазине или ресторане, а не на полу в ее ванной. Мне снится, что я обычный мужчина, работающий с девяти до пяти и из обычной семьи. В этой версии все идеально.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, лихорадка проходит, и, видя, что за ее открытым окном не мигают синие и красные огни, могу предположить, что она сдержала свое обещание не связываться с властями. Вздрагиваю, когда скобы на ране тянут кожу, пока я пытаюсь сесть в кровати, осматриваясь вокруг в мягком утреннем свете.

Из того, что я помню о доме, он слишком большой для одного человека, и на секунду думаю, что мой ангел может жить с кем-то еще. С членом семьи, возможно, даже с мужем. Может быть, у нее есть дети, просто их нет рядом, но быстрый взгляд на комнату не дает никаких намеков на супруга или детей. Никаких семейных фотографий, а тумбочка у дальней стороны кровати пуста. На комоде вдоль противоположной стены стоит одна фоторамка, но она слишком далеко, чтобы я мог разглядеть изображение.

— Ты проснулся! — Раздается голос из дверного проема, за которым следует мягкий топот ног, спешащих в мою сторону. Симпатичная темноволосая девушка останавливается передо мной, и, Боже, она идеальна.

Все мои сны, галлюцинации и отрывочные воспоминания о ней не идут ни в какое сравнение с женщиной, стоящей передо мной. Она в шортах и майке с таким глубоким вырезом, что мой перегруженный мозг просто не может с этим справиться. И когда она наклоняется, чтобы потрогать мой лоб, вся моя кровь мигом устремляется вниз при виде ее декольте.

— Кажется, температура спала, — говорит девушка, кладя запястье мне на лоб, а затем проводя рукой по шее, чтобы пощупать пульс. — Как ты себя чувствуешь?

Заставляю себя оторвать взгляд от ее груди и смотрю вверх, чтобы встретиться с самыми красивыми глазами из всех, что я когда-либо видел. Они лесного цвета, большие и невинные, и, черт возьми, они грозят затянуть меня в свои глубины.

— Лучше, — хрипло говорю я. — Как долго я был без сознания?

Она смотрит на меня сузившимися глазами, словно не верит, но не оспаривает мои слова. Вместо этого ее внимание переключается на рану на моей руке.

— Ты то приходил в себя, то терял сознание примерно полтора дня. Лихорадка началась поздно ночью. Сейчас раннее утро. Мне нужно осмотреть твою рану и сменить повязку, но сначала мне нужно забрать свои вещи.

Черт, я так долго здесь? Прист, должно быть, сходит с ума. Я не помню, что случилось с моим телефоном. Девушка выбегает из комнаты, и я уже скучаю по ее теплу, но она быстро возвращается с аптечкой, прежде чем устроиться на кровати рядом со мной.

— Это, вероятно, будет больно, — предупреждает она, ее глаза резко поднимаются и встречаются с моими, и я ошеломлен тем, как она смотрит на меня.

Женщины любят смотреть на меня, часто с желанием, а иногда со злобой или раздражением, но никогда со состраданием. Ничто не сравнится с тем, как этот идеальный ангел смотрит на меня, и на мгновение я забываю о резкой пульсации в руке и затянувшейся боли в голове, вместо этого сосредоточиваясь на боли, нарастающей в паху. Потребность схватить эту девушку и перевернуть ее так, чтобы она лежала подо мной, сорвать с нее короткие шорты и вонзить свой толстый член в ее пизду настолько сильна.

Черт, мои яйца уже болят от необходимости завалить ее на матрас. Интересно, какие звуки вырвутся из этих идеально изогнутых губ, когда я всажу в нее свой член. Будет ли она кричать и царапать мне спину с каждым толчком, или же она обхватит меня за плечи и тихонько заскулит мне в шею, пока я буду заниматься с ней любовью?

Заниматься любовью?

Мысль застает меня врасплох. Я ни с кем не занимаюсь любовью. Все отношения — больше похожие на интрижки — которые у меня были в прошлом, основывались на обоюдном согласии, что это одноразовое мероприятие. Таких случаев было немного, и ни один из них нельзя было считать чем-то таким фантастическим, как «занятие любовью».

Так почему же, черт возьми, я так думаю о своей милой маленькой спасительнице?

— Ты уверен, что все еще не хочешь в больницу? Там о тебе смогут позаботиться гораздо лучше, — спрашивает мой ангел, отрывая меня от мыслей.

— Все в порядке, — уверяю я ее.

Мы оба знаем, что в ту секунду, как я войду в больницу с огнестрельным ранением, они вызовут полицию, и меня арестуют. Прист выписал бы меня еще до того, как меня оштрафовали, но в этот момент я больше думаю о ней. Мысль о том, что я могу принести неприятности этой девушке, заставляет мою грудь болеть. Есть также эгоистичная часть меня, которая хочет, чтобы она заботилась обо мне. Я побывал во многих больницах за свою жизнь, и ни одна не предлагала более сострадательного ухода, чем она.

— Знаешь, я никогда ничего подобного не делала, — шепчет она, и я смотрю вниз и вижу, как ее зоркий взор сосредоточен на моей раненой руке.

— Оказание помощи незнакомцам с огнестрельными ранениями в своей ванной комнате?

Она тихонько усмехается.

— Это тоже, но я имела в виду нарушение закона.

— Никто не должен знать, что я здесь.

— Если ты сам себя не подстрелил, то это сделал кто-то другой, и они, вероятно, сейчас разговаривают с копами.

Или лежат мертвыми на заброшенном складе, но я ей этого не говорю. Не думаю, что она хорошо воспримет правду.

— С тобой ничего не случится, — обещаю я ей, потому что, честно говоря, это все, что сейчас имеет значение. Эта девушка и я никогда не должны были встретиться, но теперь она моя, и я должен ее защищать, и планирую сделать это, используя все, что у меня есть.