ГЛАВА 33

Депрессия проделала во мне черную дыру. Мрачность сочилась из нее тягучей смолой. Страдание господствовало над всеми эмоциями. Мы с Тарой прожили в этой квартире всего несколько недель, а теперь я снова собирала все еще громоздящиеся коробки со всем необходимым, чтобы начать все заново за сотни миль отсюда.

Но, полагаю, последние несколько недель, проведенных среди этих унылых белых стен, все равно ощущались более значимыми, чем годы в доме моего детства. Значит, я делала успехи.

Тара пронеслась мимо меня, уплетая овсянку, а я сидела со скрещенными ногами посреди гостиной. Я с трудом могла поднять голову, чтобы взглянуть на нее. Все давалось с трудом. Даже крошечные, несущественные жесты. Улыбка, приветственный взмах руки, светящийся взгляд.

Она остановилась надо мной, облизывая тыльную сторону ложки.

— Ты сообщила в банкетном зале?

Кивнув, я запихнула одежду в картонную коробку, не обращая внимания на то, что мои аккуратно сложенные вещи уже развалились.

— Я согласилась отработать две недели.

— Как она восприняла новости?

— У Моник есть две эмоции — чрезмерный энтузиазм и фейерверк безумия. К счастью, это была первая.

Тара нахмурилась.

— Она рада, что ты уезжаешь?

— Нет, но я сказала ей, что собираюсь открыть свой собственный фотобизнес в Южной Каролине. Так что она рада за меня. — Это не было ложью, но это было полным надежды преувеличением. Я была бы счастлива, если бы в ближайшие несколько недель просто смогла встать с постели, не говоря уже о том, чтобы заниматься новыми деловыми начинаниями.

Но... когда-нибудь.

Когда-нибудь я снова начну жить.

Тара сделала осторожный шаг вперед, затем опустилась на пол и, отложив коробку с хлопьями, встала передо мной на колени.

— Я буду очень скучать по тебе, но это пойдет тебе на пользу, Галс.

Мое лицо оставалось бесстрастным, когда я бросила пару сандалий в переполненную коробку. Я не смогла заставить себя улыбнуться, но и выплескивать на нее свой гнев мне тоже не хотелось.

На самом деле?

Я была зла.

Я была взбешена и испытывала ярость.

Во мне не было ни капли сочувствия или понимания чувств Тары по отношению к ее отцу. Как она могла обвинять его в том, что он соблазнил меня, что он был монстром и хищником, было выше моего понимания. Мой гнев и растерянность только усилились за те дни, что прошли с тех пор, как все рухнуло, в то время как мы жили вместе, спали в одной постели и вели скучные разговоры, которые мало помогали в том, чтобы смягчить мои чувства.

Это не имело смысла.

Никогда, даже в самых безумных фантазиях, я не представляла, что все обернется таким образом. Я думала, что Тара, конечно же, возненавидит меня. Будет винить меня.

Не Рида.

Не собственного отца.

Было почти забавно, что я так переживала из-за того, что Тара отвернется от меня, вычеркнет из своей жизни, навесит на меня ярлык предателя... хотя именно я так с ней поступила.

— Я знаю, — единственное, что я смогла ответить.

Тара вздохнула.

— У мамы много связей с психотерапевтами и психологами, знаешь ли. Может, было бы разумно поговорить с кем-нибудь до отъезда. Так, ты сможешь начать все с чистого листа.

Я замерла. Моя рука остановилась на полпути к коробке, пальцы сжали футболку до белых костяшек. Она думала, что я сломлена. Она думала, что мне промыл мозги человек, который всегда беспокоился только о моих интересах. Он любил, заботился, ухаживал и делал все для меня.

Для нас обеих.

Меня тошнило от этого.

Крепко стиснув зубы, я покачала головой, выпуская из руки футболку и наблюдая, как она ярким пятном падает на груду одежды. Я захлопнула коробку, пряча все это подальше.

— Мне не нужно ни с кем разговаривать, Тара. Я не жертва. Я не сломлена.

— Галс, все гораздо сложнее, чем ты думаешь.

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. Я не хочу продолжать этот разговор.

— Это потому, что ты не понимаешь. Ты еще не видишь правды. — Черты ее лица исказились, в глазах появилась печаль. — Я не хочу, чтобы ты уезжала вот так. Я хочу все исправить.

Был только один способ все исправить, и он заключался в том, что Тара должна была увидеть правду. Ей нужно было вычистить гниль из своего разума и увидеть то, что было прямо перед ней, ясное как день. Я медленно подняла свои лишенные света глаза, я вгляделась в сверкающий нефрит.

— Тогда исправь это, — решительно заявила я. — Скажи, что ты поспешила с нелепыми выводами. Признай, что в момент ослепления ты ухватилась за самое отвратительное, нереальное объяснение и жалеешь, что когда-либо называла своего отца чудовищем.

По ее лицу пробежала тень, затуманивая глаза.

— Я не могу этого сделать.

— Тогда на этом все. — Я поднялась и вышла из комнаты.

Она бросилась за мной.

— Галлея, остановись. Подожди.

— Мне нужно собираться на работу. Сегодня днем состоится свадьба.

— Я на твоей стороне, — воскликнула она, и в ее голосе слышалось отчаяние.

Я сжала кулаки почти до хруста и развернулась лицом к ней в центре коридора.

— Ты не на моей стороне. Если бы ты была на моей стороне, ты бы отложила свои ошибочные убеждения в сторону и попыталась понять меня. Твой отец не воспользовался мной. Он увидел меня. Как равную. Как женщину.

— Я понимаю тебя. Поверь мне, понимаю. — С ее губ сорвался стон разочарования. — Я не виню тебя за то, что ты так думаешь, или за то, что ты искренне веришь, что любишь его. Он манипулировал твоими чувствами. Взрослые мужчины умеют это делать.

— Это чушь собачья, — выплюнула я. — Ты всегда говорила, что я намного старше и мудрее тебя. Почему ты не можешь поверить в это сейчас? Почему ты не можешь поверить, что я женщина, способная мыслить разумно? Да, я жертва, но Рид никогда не обижал меня. Он был моим спасителем. И может быть, мне действительно нужна терапия, но это не имеет никакого отношения к нему, а полностью связано с моим отвратительным, никчемным отцом, который чуть не похоронил меня еще до того, как у меня появился шанс испытать настоящую любовь.

Задыхаясь, я откинула волосы с лица, а затем прижала основания ладоней к глазам, чтобы удержать слезы.

— Галлея... — Тара придвинулась ближе, протягивая руки для объятий. — Я люблю тебя. Ты мне как сестра. Я поклялась, что ничто и никогда не встанет между нами, и я до сих пор так думаю. Не позволяй этому случиться.

Я покачала головой, уклоняясь от ее утешения.

— Ты делаешь все только хуже, — сокрушенно прошептала я. — Почему ты не можешь попытаться взглянуть на это с моей точки зрения?

— Потому что он признался в этом. — Ее лицо исказилось от горя и разочарования. — Почему он так поступил?

Я вдохнула со слезами на глазах.

— Он сделал это ради меня. Он защищал меня, как и обещал. Он решил, что лучше ты будешь ненавидеть его, чем меня, и я никогда не смогу ему этого простить.

Она заколебалась и отвела взгляд. Прошло несколько секунд, пока она обдумывала свои следующие слова.

— Послушай... Я знаю по опыту, что иногда люди, которым мы больше всего доверяем, способны на такое, о чем мы и подумать не могли. Такое случается. И я отказываюсь снова быть сторонним наблюдателем, надевающим розовые очки и оправдывающим то, что неправильно, только потому, что он член семьи. — Она сглотнула. — Только потому, что я люблю его.

Я молча смотрела на нее, обдумывая ее слова и пытаясь понять скрытый смысл.

— Снова? — повторила я. Тара что-то скрывала от меня. — О чем ты?

Ее глаза были устремлены вдаль, а цвет лица стал пепельным.

Я мысленно вернулась в прошлое.

Столкновение с Ридом было ужасающим и неожиданным. Я была настолько поглощена душераздирающими чувствами, гневом, неверием, что не обратила внимания на мелкие детали. Хлебные крошки посыпались, добавляя новый слой к и без того кошмарным событиям.

Чарльстон.

Что-то случилось в Чарльстоне.

Стейси.

— Тара. — Я сделала шаг вперед, говоря мягче. — Расскажи мне, что случилось в Чарльстоне.

Она подняла голову, ее глаза вспыхнули.

— Я... я не могу.

— Ты должна. Мне нужно больше информации. — Я умоляюще посмотрела на нее. — Это бессмысленно, что ты навесила такой ярлык на своего отца, когда он всегда любил тебя, безоговорочно.

Она моргнула.

И в ту же секунду ее лицо сморщилось.

Тара закрыла лицо обеими руками и сгорбилась, слезы просачивались сквозь ее пальцы.

— Это была моя вина, — всхлипывала она.

Сочувствие пересилило негодование. Моей лучшей подруге было больно, и я не знала почему. Я преодолела расстояние между нами и притянула ее к себе.

— Расскажи мне. — Я утешала ее нежными прикосновениями, пока она вибрировала от горя. — Пожалуйста. Мне нужно понять.

— Она была моей лучшей подругой, и я ее подвела.

— Кто? Стейси?

Она кивнула.

— Я не верю в это. Ты замечательный друг.

— Это правда. — Всхлипнув, она подняла голову, вытирая глаза. — У нас был учитель. Мистер Бейкер. Он преподавал английский на втором курсе и иногда оставлял нам небольшие сонеты и стихи, спрятанные в наших папках. Мне казалось это милым. Он был красив и обаятелен, а поскольку он был старше, я решила, что он просто старается быть внимательным. По-отечески. У него была дочь, так что мне казалось это разумным.

У меня защемило в груди, когда я затаила дыхание, обдумывая ее слова.

— Стейси была моей лучшей подругой. Она сидела рядом со мной на уроках, и мне казалось, будто мы знали друг друга всю жизнь. Прямо как с тобой. — Тара потерла переносицу, ее глаза покраснели, а ресницы стали влажными. — У нее были сложности с английским, и мистер Бейкер предложил ей позаниматься с ним после уроков. Она сказала мне, что чувствует себя неловко, но я убедила ее сделать это. Он был таким добрым, таким внимательным. Я никогда не думала...

О Боже...

У меня в животе возникло неприятное чувство, когда все встало на свои места.

— Прошло несколько месяцев, и Стейси стала хмурой и замкнутой. Она говорила, что из-за плохих оценок. Я не думала, что дело в этом. Но она больше не хотела общаться со мной. Со всеми. У нее всегда были планы, другие дела. — Тара прерывисто вздохнула. — Однажды я увидела, как она читает записку в туалете. Я вырвала бумажку у нее из рук, и она испугалась. Она была от мистера Бейкера. Но это не было невинным, Галлея. Это было ужасно. Отвратительно. Я не могла в это поверить.