ГЛАВА 26

Бывает беспорядок, для устранения которого хватает кухонной тряпки, а бывает такой, что требует швабры и ведра. Некоторые беспорядки затапливают другие помещения, что превращает мелкие неудобства в острые раздражители. А иногда случаются катастрофы высшей категории, нового уровня, которые заставляли вас разгребать обломки, обдумывая каждый неверный шаг, каждый ошибочный поворот, которые привели вас к этому.

Мы не были ни тем ни другим.

Мы были в полном дерьме.

Это было не пятно на ковре, которое можно оттереть, и даже не кропотливая работа, требующая много часов ручного труда, чтобы исправить то, что было сломано; это был безжалостный поток, уничтожающий все на своем пути. И когда я смотрел на ее поцелованные солнечным загаром части тела, запутавшиеся в серебристых простынях, на ее волосы, золотой рекой рассыпавшиеся по моей подушке, я задавался вопросом, сможем ли мы когда-нибудь выбраться на поверхность и снова дышать чистым воздухом.

Солнечный свет проникал в окно моей спальни, рассыпаясь бледно-желтыми полосами на ее щеке. Она была чертовски великолепна. Сладкая невинность окутывала ее, смешиваясь с греховными воспоминаниями о прошедшей ночи.

Мы спали вместе уже две недели.

Я не гордился этим, и уж точно не ждал от этого ничего большего. Это было все, что мы могли получить.

Я поставил чашку с горячим кофе на прикроватную тумбочку и опустился на матрас, затем обнял ее одной рукой и притянул к своей обнаженной груди. Я прилагал чертовски много усилий, чтобы не дать эмоциям заглушить разум и позволить этому быть именно тем, чем оно было — запретным романом, который будет жить в тени и никогда не увидит света дня. Я никогда не приглашу ее на ужин, не возьму за руку и не надену кольцо на ее палец.

Я четко и ясно изложил свои намерения, и Галлея утверждала, что ее все устраивает. Но я знал, что даже самые продуманные планы часто рушатся и остаются разбросанными по полу на месте убийства.

Галлея проснулась и сонно вздохнула, от этого звука у меня заколотилось сердце. Она повернулась ко мне, ее длинные ресницы распахнулись. Блаженная улыбка растянулась на губах, когда я провел рукой по ее животу и прижался поцелуем к виску.

— Доброе утро, — произнесла она, ее голос был немного хриплым после сна. — Ты рано встал.

— Уже семь. Тебе, наверное, пора идти.

Она закинула руки за голову, ее живот стал плоским и упругим под моей ладонью, и я провел рукой между ее грудей, пока не обхватил ее горло и не притянул к себе.

Она расслабилась, как только наши губы соприкоснулись, обвила обеими руками мою шею и притянула ближе.

— Я не хочу уходить. — Осторожные пальцы взъерошили мои нечесаные волосы. — Мне здесь нравится.

— Мне нравится, когда ты здесь. — Наши губы снова соприкоснулись, всего лишь легкое касание.

— Я сказала Таре, что переночую у Скотти. Она не ждет меня раньше обеда.

Мои глаза закрылись, горло перехватило.

— Это опасно. Мы не должны заниматься этим здесь, — сказал я ей. — У Тары есть ключ от моей квартиры.

Она кивнула, хотя выражение ее лица погасло.

— Полагаю, мы можем воспользоваться захудалыми мотелями или на крайний случай темными углами парковок.

Черт. Я не хотел этого. Я хотел, чтобы она была в моей постели, в моем доме, чтобы она освещала своим золотым светом каждый тусклый дюйм моего мира.

— В моей постели ты выглядишь лучше всего. — Мой член напрягся, пока я целовал ее горло. — Но это небезопасно.

— Может, я могу задержаться еще ненадолго? — Ее стопа обхватил мою лодыжку, а затем прошлась по икре. — Я все еще хочу кое-чего.

— Да? — Мой язык провел по точке ее пульса, где на коже остался легкий засос после прошедшей ночи. — Чего именно?

Она протянула руку между нами и обхватила эрекцию, натягивающую мои боксеры.

— Кофе. — Она крепко сжала меня, пока я не задрожал от ее прикосновения. — Завтрак. — Ее рука погладила меня через тонкую ткань. — Душ.

— М-м-м... — Я застонал, скользнул по ее телу и сжал обе груди, когда она выгнулась дугой. Я втянул в рот розовый сосок и ласкал его, пока он не затвердел, а затем провел языком по его вершинке. — Позже.

— Хорошо, — выдохнула она, вибрируя подо мной. — Я легко приспосабливаюсь.

Одним быстрым движением я поменял наше положение так, что оказался на спине, а она — на мне. Она удивленно вскрикнула, когда я поднял ее вверх по торсу, по груди, пока ее киска не оказалась над моим ртом.

— Кофе на прикроватном столике, — пробормотал я, целуя ее аккуратно подстриженные кудряшки. — Завтрак подождет. — Когда она попыталась опуститься к моему рту, я удержал ее, чтобы она не могла дотянуться, и она разочарованно дернула бедрами. — И я планирую трахнуть тебя в душе. — Мой язык слегка коснулся ее клитора, заставляя ее дрожать и стонать надо мной. — Но сначала ты кончишь на моем лице.

Обхватив руками бедра, я потянул ее вниз и жадно впился ртом. Галлея вскрикнула, выгнула спину, а ее колени обхватили мою голову и зарылись в подушку. Я погружал в нее язык голодными, порочными движениями, прижимая ее к себе, а она вцепилась обеими руками в изголовье и билась о мое лицо.

Я поглощал ее, как последнюю еду в своей жизни, словно зная, что она навсегда останется самым бесценным деликатесом, который я когда-либо пробовал. Она была отзывчивой, готовой отдать мне контроль и позволить делать с ней все, что я захочу.

Даже разбить ей сердце.

Она всегда быстро кончала таким образом, поэтому прошла всего минута, прежде чем она задрожала, задыхаясь и трепеща, а ее руки ухватились за мои волосы и крепко сжали их. Я сильно присосался к ее клитору, язык скользил по нему, и она разбилась вдребезги, как стекло, простонав мое имя, умоляя о большем, и рухнула на меня сверху, уткнувшись лбом в изголовье кровати.

Я не дал ей времени прийти в себя, выскользнул из-под нее и поставил на четвереньки. Приподняв ее за бедра, я стянул боксеры с бедер, и мой член вырвался на свободу, с уже выступившей спермой на головке и пульсируя от потребности.

Я встал на колени позади нее, пока ее руки сжимали одеяло, а лицо лежало на подушке, провел моей набухшей головкой вверх и вниз по ее скользкому входу.

Она стонала, упираясь в меня своей задницей, жадная и требовательная.

— Рид...

Мое имя на ее губах всегда пробуждало во мне зверя, первобытное, собственническое чувство, которое пронзало меня насквозь, разжигая огонь в моей крови. Я врезался в нее, и костяшки моих пальцев побелели, когда я впился в ее тонкую талию.

Так было всегда.

Жестоко, плотски, быстро.

Я понял, что мы почти никогда не занимались сексом лицом к лицу, за исключением тех первых двух встреч. Я брал ее сзади, позволял ей оседлать меня или входил в нее, стоя на коленях, а Галлея лежала на спине, закинув ноги мне на плечи. Близость могла нас погубить. Слишком много зрительного контакта, медленных поцелуев, мягких прикосновений и нежных поглаживаний — вот что сделает расставание практически невозможным.

А я должен был уйти.

Другого выбора не было.

Но не сейчас...

Я трахал ее, как делал всегда, со злостью и разочарованием, смешивающимися с извращенной похотью, отвергая ростки привязанности, которые пытались просочиться внутрь. Галлея всхлипнула подо мной, когда я потянул ее к себе за волосы и осыпал ее шею горячими, влажными поцелуями, вдыхая ее запах, пока она вела меня к кульминации. Когда ее спина оказалась вровень с моей грудью, я обхватил ее рукой и сжал грудь, ненавидя, что все всегда заканчивается слишком быстро, никогда не бывает достаточно долго, как бы я ни старался оттянуть неизбежное.

Застонав от резко обрушившегося на меня оргазма, я зарылся лицом в ее мягкие волосы и покатился по волнам, изливаясь в нее. Мои зубы впились в ее плечо, когда она застонала и покачнулась рядом со мной, а ее кожу покрыла тонкая пелена пота, блестевшая в свете окна. Когда я вышел из нее, она упала на матрас, задыхаясь от адреналина.

Довольно мурлыкнув, она перевернулась на спину, пока я натягивал боксеры. Еще одна томная улыбка тронула ее губы, и она снова потянулась, раскинув передо мной свое совершенное тело. Ее глаза были подернуты дымкой удовольствия и полны обожания, когда она смотрела на меня с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами, словно я был ее единственным, а не тем, кем являлся на самом деле.

Галлея перевернулась на живот, полностью удовлетворенная, и теперь ее голая спина была обращена ко мне.

Я уставился на ее шрамы.

Вихрь невыносимой нежности расцвел в моей груди, превратив каменное сердце в песок. Вопреки здравому смыслу я наклонился вперед и положил ладонь ей на спину, затем провел указательным пальцем по неровным краям ее боевых ран. Она с шипением выдохнула, замирая подо мной. Мой собственный шрам пульсировал, словно его тянуло к ее шрамам, словно мы вместе состояли в каком-то тайном клубе. Партнеры по боли. Товарищи по насилию. Два воина, бросающие вызов буре, рука об руку.

Галлея издала жалобный звук, пока я продолжал прикасаться к ней, сочувствие подавляло мой разум. В глубине души я хотел защитить ее от всего зла этого мира, удержать ее рядом со мной и всегда защищать ее телом и духом. Но также я знал, что единственный способ защитить ее — это позволить ей ускользнуть сквозь мои пальцы. Мне нужно было разорвать стальные путы и отпустить ее.

Перевернувшись на спину, Галлея посмотрела на меня, моя рука легла ей на бедро.

— Мне нравится, когда ты так ко мне прикасаешься.

Я опустился на колени рядом с ней, пот остывал на моей коже.

— Что ты имеешь в виду?

— Как будто я твоя.

Мое сердце сжалось.

Она была моей.

Она всегда будет моей.

Но не все, что нам дано, мы можем оставить себе.

Она видела, как я отступал, как я прятался обратно в безэмоциональный уголок своего сознания и снова надевал маску. Галлея села на кровати и заговорила прежде, чем я успел оборвать нить разговора.