Острое чувство вины пронзило мою грудь. Какая-то часть меня предпочла бы умереть лжецом, чем быть тем, кем, черт возьми, сделает меня правда.

Но я должен был найти баланс.

Я не мог рассказать ей всю уродливую правду, но и говорить наглую ложь было не в моем характере.

Я поставил тарелку и повернулся, прислонившись спиной к стойке и скрестив руки на груди. Уитни наблюдала за мной, ее глаза цвета каштана пытались забраться мне в голову, чтобы понять происходящее.

— Послушай, — мягко начал я. — Мы действительно сблизились во время тренировок. Подружились. Эти занятия требуют высокого уровня доверия, поэтому определенная связь возникла между нами. Я забочусь о Галлее. Это просто удивительно, с чем она справилась и кем способна стать.

Она сглотнула, продолжая изучать меня.

— Значит, она тебе как дочь?

Мое сердце пробуксовывало и не справлялось, как шина на льду. Она пыталась разгадать истинную природу наших отношений и при этом отчаянно хотела верить, что я отношусь к Галлее по-родственному. Но я не мог подтолкнуть ее к этому. С моральной точки зрения, я не мог позволить ей думать, что наши отношения — это связь отца с дочерью.

— Нет, — признался я. — Дело в уважении. Я уважаю ее как девушку, борца и выжившую.

Уитни провела рукой по волосам, анализируя мои слова и долго изучая меня, прежде чем медленно выдохнуть. Какое бы выражение мне ни удалось придать своему лицу, похоже, это сработало. И все сказанное было правдой.

— Хорошо. — Она, нервничая, провела пальцами по ключице. — Извини за инквизицию.

— Тебе не нужно извиняться. Ты заботишься о Галлее, и я никогда не буду сердиться на то, что ее интересы для тебя в приоритете.

Я бы сделал то же самое.

Я сделаю то же самое.

— Я действительно забочусь о ней. Я многое видела. Слышала, как она плачет, уткнувшись в шерсть Божьей коровки, когда думает, что ее никто не слышит. Я видела страх в ее глазах, когда стучали во входную дверь, или когда звонил телефон, или когда я что-то роняла, и она в ужасе вздрагивала. У нас были долгие разговоры, во время которых она изливала мне душу, и я обнимала ее и обещала, что с ней все будет хорошо. — Ее глаза наполнились слезами, сверкая в свете кухонных ламп. — Я просто хочу для нее самого лучшего. Мир был с ней так жесток.

— Я тоже этого хочу. — Глубоко вздохнув, я обнял ее за плечи и притянул к себе. Уитни на мгновение напряглась, застигнутая врасплох моими объятиями, но потом расслабилась и тихонько выдохнула мне в грудь. — Ты проделываешь невероятную работу. У этих девочек есть все навыки для прекрасной, полноценной жизни, и все благодаря тебе. Надеюсь, ты это знаешь.

Она кивнула.

— Спасибо.

Кто-то появился у меня за спиной, и я почувствовал знакомое покалывание. Отпустив Уит, я обернулся и увидел, что Галлея тянется к холодильнику за взбитыми сливками. Она не сразу взглянула на меня, не обратила внимания ни на одного из нас. Не сразу.

Но потом ее взгляд метнулся вверх, всего на миллисекунду, на полвздоха. Наши взгляды встретились, и нам показалось, что мы сделали тысячу неверных вдохов. Каждый из нас задыхался. Каждому не хватало кислорода. Затылок нагрелся, кулаки сжались, и та жалкая версия правды, в которую я заставил поверить Уитни всего мгновение назад, рассыпалась в прах.

Закрыв дверцу холодильника, Галлея отвела от меня взгляд, ее тело стало жестким, как доска, затем она развернулась и вылетела из кухни, вернувшись к столу.

Я сжал челюсть.

Прошла тяжелая, тягучая минута, пока я ждал, стоя спиной к Уитни.

Я просто ждал.

Уитни обошла меня и опустила руку мне на предплечье. Она не смотрела на меня, а я не смотрел на нее, и мне ничего не оставалось делать, кроме как ждать, когда ее слова пронзят меня насквозь.

— Мне нужно, чтобы ты хорошенько подумал над тем, что ты делаешь, — сказала она тихим ровным тоном. — Или собираешься сделать.

Сглотнув, я повернулся к ней лицом, и все, что я так отчаянно пытался скрыть, отразилось в моих глазах блеском вины. Несмотря на все мои попытки защититься, слова Уитни прорвались сквозь всю эту чушь, обнажив грубую правду, которую я не смог скрыть.

— Уит...

— Не надо, Рид. — Она покачала головой, давая понять, что уже знает. Она не знала всего, но кое-что ей было известно. — Ты взрослый человек, и она тоже. Не мне указывать тебе, что делать. Но я должна защитить нашу дочь.

У меня перехватило дыхание.

— Я бы никогда не причинил Таре вреда.

Ее глаза вспыхнули, и она прикусила губу.

— Ты удивишься, как легко добрые намерения могут превратиться в зло. Каждый из нас способен причинить боль тем, кого любит больше всего. — Ее слова были наполнены эмоциями, и она резко вдохнула. — Поверь мне. Я знаю.

Я не успел ответить, как она прошмыгнула мимо меня в столовую и присоединилась к остальным с вымученной улыбкой на лице.

— Как вам пирог?

Черт меня возьми.

Мне нужно было разорвать эту связь.

Эту зависимость.

Уитни больше не была в неведении, как бы я ни старался ее переубедить. Скоро она узнает всю глубину моей развратной правды, и когда узнает Тара станет только вопросом времени.

Я не мог этого допустить.

Моя дочь была моим фундаментом. С каждым неверным шагом, с каждой ошибкой он давал трещины. И если я не начну латать эти дыры, она исчезнет в них.

Мы все исчезнем.